больше не существовало. Я был обречен.
стоит запаниковать - и мне конец. Меня сжигала холодная злоба от сознания,
что меня обвели вокруг пальца, оставили на погибель. Но я не погибну. Я не
знал баснословной величины ставки в этой смертельной игре, которую вела эта
неслыханно коварная и жестокая стюардесса с обманчиво нежным личиком, но
поклялся, что не стану одной из тех пешек, которые собираются снести с
шахматной доски. Я застыл на месте, оценивая обстановку.
футов. Количество осадков на ледовом щите Гренландии не превышает
семи-восьми дюймов в год. Но в ту ночь, на мою беду, началась пурга. Ветер
дул с юга, но погода в здешних местах настолько капризна, что никогда не
знаешь, куда он повернет через минуту. Батарейка фонаря "села", потому что я
подолгу включал его, да еще на холоде. Желтый луч светил всего на несколько
шагов, да и то в подветренную сторону. По моим расчетам, самолет находился
не далее, чем в ста ярдах от меня, а наша берлога - в шестистах. Поскольку
хижину занесло почти вровень с поверхностью ледника, у меня был всего один
шанс из ста обнаружить ее. Отыскать же самолет или же оставленную им
огромную борозду длиной четверть мили, что одно и то же, гораздо проще. Вряд
ли поземка успела замести ее. Я повернулся таким образом, чтобы ветер дул
мне в левое плечо, и пошагал.
чтобы не разряжать батарейку фонаря, запнувшись о кромку и грохнувшись на
лед, я понял, что отыскал след аэролайнера. Повернув направо, я через
какие-то полминуты добрался до него. Наверное, можно было бы скоротать ночь
в разбитом авиалайнере, но в ту минуту я испытывал лишь одно желание. Обойдя
оконечность крыла, при блеклом свете фонаря я обнаружил бамбуковую палку и
пошагал в сторону станции. Палок Оказалось всего пять.
сторону нашего логова. Все, что мне надо было делать, это ставить последнюю
палку вперед в створе с остальными, освещая их фонарем. Так и доберусь до
хижины, подумал я в первые секунды. Но потом сообразил, что для того, чтобы
более-менее точно выравнивать палки, нужны два человека. Иначе я ошибусь,
самое малое, на два или три градуса: батарейка "садилась" с каждой минутой,
видимости почти никакой. На первый взгляд это пустяк, но расчет показал, что
на таком расстоянии ошибка даже в один градус означает отклонение от курса
без малого на сорок футов. В подобной темноте можно пройти в десятке ярдов
от нашего жилья и не заметить его. Существуют и менее сложные способы
самоубийства.
борозды до выемки, образованной машиной при аварийной посадке. Я что антенна
длиной двести пятьдесят футов находится примерно в четырехстах ярдах где-то
румбу вест-тень-зюйд. Иначе говоря, чуть влево, если встать спиной к
самолету. Не колеблясь ни секунды, я погрузился в темноту. Шел я, считая
шаги, стараясь двигаться так, чтобы ветер дул мне не прямо в лицо, а немного
слева. Через четыреста шагов остановился и достал фонарь.
было даже собственной рукавицы. Меня обступила кромешная тьма, какая бывает
лишь в Гренландии. Чувствуя себя слепцом, попавшим в мир слепых, я мог
рассчитывать лишь на осязание. Впервые меня обуял страх, и я едва не
поддался необоримому желанию бежать куда глаза глядят. Но бежать было
некуда. Выдернув из капюшона шнурок, с трудом повинующимися мне руками я
связал две бамбуковые палки. Получился шест длиной восемь футов. Третью
палку я воткнул в снег, затем лег ничком и, упершись в нее подошвой сапога,
длинным шестом описал окружность. Но ничего не обнаружил. Вытянув руки, в
которых держал шест, я воткнул в снег две последние палки. Одну с
наветренной, другую с подветренной стороны. И вокруг каждой из них описал
окружность. Однако снова ничего не нашел.
повторил процедуру. И опять безрезультатно. Через пять минут, сделав еще
семьдесят шагов, я понял, что трассу, проложенную вдоль антенны, мне уже не
найти. Что я окончательно заблудился. Должно быть, ветер изменил
направление, и я отклонился в сторону. Мороз пробежал у меня по коже.
вернуться к нему. Если бы я даже знал, какой стороне находится, вряд ли
сумею добраться до него. Не потому, что я выбился сил, а потому, что
единственным ориентиром для было направление ветра. Лицо же у меня так
замерзло, что я ничего не ощущал, слышал, но не ощущал его.
вернешься?" - тут же спросил я сам себя ехидно, но не стал обращать внимания
на насмешки, а упрямо продолжал считать шаги, двигаясь на негнущихся ногах.
антенна. От удара я едва не потерял равновесие. Однако, придя в себя,
обхватил столб как родного. В ту минуту я понял, что испытывает
приговоренный к смерти, узнав о помиловании. Ощущение изумительное. Но уже
минуту спустя восторг сменился гневом, холодной, всепожирающей злобой. Я
даже не подозревал, что способен на подобное чувство.
нашему бараку. Я удивился, увидев освещенные фонарями фигуры, возившиеся
возле защищенного от ветра трактора. Мне стоило большого труда осознать, что
я отсутствовал каких-то полчаса. Пройдя мимо, я открыл люк и спустился в
наше жилище.
к печке. Я заметил, что на стюардессе была надета парка Джосса.
хотелось изобразить участие. Однако даже мне самому голос показался хриплым
и неестественным.
обратил внимание на то, что актриса назвала меня по фамилии. - Последние
четверть часа она была вместе с мужчинами у трактора.
тут такого?
произнес я. - До чего же вы добры.
продуктов, по пути незаметно кивнув Джоссу. Тот сразу последовал за мной.
теперь я всему поверю.
не нашел. Но дело не в этом. Насколько вам известно, запасные детали
хранятся рядом со взрывчаткой. Кто-то там шуровал.
трактор заряд гелигнита. - Пропало что-нибудь?
цела. Но в каком она виде! Все раскидано, заряды валяются вместе с запалами
и детонаторами.
уходили. Мужчины заходили за деталями для кузова, женщины за продовольствием
и иными припасами. Кроме того, в конце туннеля находился наш примитивный
туалет.
превратился в узкую щель. Джосс понимал, что такое заблудиться на
плоскогорье.
обезвредить. Иначе она натворит дел. Но ведь нужны какие-то доказательства,
признания или что-то еще, верно? Нельзя же...
гнев, бушевавший у меня в груди. - Сию же минуту.
- Речь идет о продуктах, оставшихся в кухне-буфете авиалайнера. В ближайшем
будущем они могут сыграть решающую роль. Ведь речь идет о жизни и смерти.
Много ли там провизии?
кто-то вдруг проголодается. Мы совершали ночной рейс, доктор Мейсон,
пассажиры успели поужинать.
видите, что бедняжка озябла до полусмерти?
состояние могло извинить тон, каким я разговаривал с Марией Легард. - Так вы
пойдете со мной, мисс Росс, или нет?
аккумулятором, еще один электрический фонарь и всучил стюардессе целую
охапку бамбуковых палок. Когда мы поднялись на верхние ступеньки лестницы,
стюардесса хотела пропустить меня вперед, но велел ей идти первой. Мне было
надо видеть ее руки.
время от времени устанавливая вешки. Через десять минут мы уже стояли у