семьдесят назад. Но до сих пор они никому не мешали. А ведь все субмарины
Океанского Патруля ходят на турбинах Вальтера. Значит, придется теперь
что-то менять... Создавать службу слежения за этими самыми сероводородными
облаками...
волнуйтесь.
твоем месте еще не так волновался. А ты ничего, молодцом держишься. Во
всяком случае, внешне. Молодцом!"
освещение не то...
чеки из девяти вынула, потом еще одну, а к остальным ей манипуляторами не
подобраться было. Те я сам вытащил. А вообще-то манипуляторы у "Марты"
надо бы на одно колено удлинить!..
самом деле молодец. Военная косточка! Зададаев знал, что Аракелов поступал
в свое время в военно-морское училище. Правда, как рассказывал со вздохом
сожаления сам Аракелов, ему "так и не пришлось с лейтенантскими
звездочками перед девушками покрасоваться" - подошло разоружение, и из
училища их выпустили не военными, а гражданскими моряками. Вот тогда-то
Аракелов и подался на только что открывшиеся курсы батиандров.
самовольно вниз полез, он же...
целой серией аккуратных колец. Разговор надо было поворачивать. Совсем не
нужно Аракелову знать... - Вот только одного я не понимаю: как "Марта"
выдержала? Ведь у нее же предел семьсот, а там девятьсот с лишним!
он. - Это хорошо, когда есть запас прочности. Ну вот что: давайте-ка
раздевайтесь и ложитесь. Быстро - это приказ.
кармана ампулу, посмотрел на свет. Жидкость была совершенно прозрачной и
бесцветной. Потом он подошел к Аракелову и прижал ампулу к его руке.
Легкое и безобидное. Вам прежде всего отдохнуть надо. Выспаться, ибо
сказано: утро вечера мудренее. Вот вы и будете сейчас спать. Как младенец.
Вот так... - Он быстрым движением отделил пустую ампулу от кожи и бросил
ее в пепельницу. - И все. Спокойной ночи.
наволочки казался особенно темным. Они помолчали.
и...
щель между диваном и столом и курил, пуская дым в открытый иллюминатор.
Потом аккуратно пригасил сигарету и еще с минуту смотрел на море,
вспыхивавшее в лучах закатного солнца. А когда он обернулся к Аракелову,
тот уже спал.
язычком замка, закрыл за собой дверь.
всяких ставраки. И любой рад будет обвинить Сашу в трусости. И не потому
совсем, что каждый из них плох сам по себе. Отнюдь нет! Но ведь это так
очевидно: один думал и собирался, а второй - взял и сделал. Смелость
города берет! Безумству храбрых поем мы песню! И этот второй - герой. Даже
если он сделал только полдела, а вторую половину сделать не смог. Все
равно - "ура" ему! А первый, естественно, трус... И главное, этот герой...
Будь это кто угодно другой - тогда многое стало бы проще. Эх, Саша,
Саша...
потом стал подниматься. "Схожу к Ягуарычу, - решил он, - узнаю, чем
кончилось дело. Да и насчет завтрашнего посоветоваться стоит - голова
хорошо, а две лучше".
небе туша уходящего дирижабля. Собственно, самого дирижабля почти не было
видно - только позиционные огни да темный силуэт, его движение
обнаруживалось по звездам, которые он заслонял. Потом остались только
огни, но и они постепенно слились со звездной россыпью, затерялись в ней.
Теперь оставалось одно: ждать завтрашней комиссии. Это часов двенадцать.
Даже больше - они прибудут рейсовым конвертопланом Сан-Франциско -
Гонконг. Потом будет расследование. А потом... Впрочем, сейчас лучше не
думать, что потом.
чтобы мертв - скорее спал. Спали лампочки индикаторов, цифровые табло,
дисплеи, отдыхали на нулях стрелки приборов. Бодрствовал только островок
швартовочного блока: якоря... трап... подсоединение к сетям и
коммуникациям причальной мачты... позиционные огни... И все. Стентон
положил руки на подлокотники. Пальцы ощутили знакомые потертости от
пристежных ремней, знакомую трещинку в пластиковой обивке, а рядом с ней -
аккуратную круглую дырочку, оставшуюся от упавшего сюда горячего
сигаретного пепла. И почему это на обивку кресел ставят такой
нетермостойкий пластик?..
сентиментальности. Просто впервые за последние годы он совершенно не знал,
куда себя деть. Спать пойти, что ли?
палубу можно было подняться лифтом, но Стентон пошел пешком: транспортник
не круизный суперлайнер, а подняться по лестнице на каких-нибудь двадцать
метров - только полезный тренинг. Так сказать, вечерний моцион.
отличалась от любой каюты на любом морском лайнере: постель в задернутом
сейчас занавеской алькове, небольшой письменный стол у левой стены, рядом
с ним диван, и только вместо иллюминатора было большое окно. Даже,
собственно, не окно: просто вся стена была прозрачной, и сквозь этот
распахнутый в ночь прямоугольник заливала каюту своим мистическим светом
яркая тропическая луна. Стентон подошел к окну. Внизу, под самым
дирижаблем, падали на воду блики света из бесчисленных окон Гайотиды и
весело перемигивались разноцветные огоньки буйков, обозначавших понтоны
волновой электростанции, пирсы, границы пляжной полосы. Дальше до самого
горизонта океан был темен, и только лунный свет лежал широкой серебряной
полосой. Этакий млечный путь. Или нет - сельдяной. Дорожка, мощенна
рыбьей чешуей... У самого горизонта медленно ползли огни какого-то судна.
А еще дальше, невидимый за выпуклостью земного шара, полным ходом шел к
Гайотиде "Руслан". И на нем - Кулидж. Пальцы Стентона сами собой сжались в
кулаки. "Доберусь я до тебя, сукин ты сын, - подумал Стентон. -
Обязательно доберусь. А пока..."
он мало. Да и вообще впервые затянулся только в санатории на Багамах, где
заканчивал курс лечения. Тогда уже стало окончательно ясно, что в космос
ему не вернуться. Однако табак не стал привычным зельем: это было
лакомство, которое Стентон позволял себе лишь изредка, когда надо было
успокоиться и сосредоточиться. Курил он только один сорт - безникотинный
зеленый "Салем". Ментоловая отдушка оставляла во рту ощущение свежести,
послевкусие, лишенное обычной табачной горечи. Стентон сел в кресло у окна
и закурил.
заинтересована в этом больше всех. Кармайкл и команда просто ничего не
знали, а потому никак не могут опровергнуть утверждение командира. С этой
стороны все в порядке. Слабое звено одно - сам Кулидж. Только бы он не
проболтался! Слава богу, на "Руслане" его сразу же уложили в лазарет:
нервный шок. Перетрусил, стервец. Впрочем, надо быть справедливым: на его
месте перетрусили бы если не все, то, во всяком случае, многие. Итак, до
прибытия на Гайотиду Кулидж не проболтается. Гарантии, увы, нет, но
надеяться на это можно. А здесь... Здесь Стентон должен встретить его
первым и предупредить. Правда, придется говорить с ним по-хорошему. Не
бить морду, как следовало бы, а просить - просить лжесвидетельствовать
перед комиссией. Да, именно так это и называется - лжесвидетельство.
Плевать! В конце концов Кулиджу от этого хуже не будет, а значит,
уговорить его удастся. Должно удасться, потому что иначе... Кора. Стентону
в конечном счете все равно. Черное небо потеряно давно, потеряет теперь
голубое... Так что же? Можно жить и на Земле. А Кора? Она не должна
пострадать.
конечно, обратиться к Захарову. Наверное, тот сумеет помочь. Это мысль.
Черепнин Владимир
Шилова Юлия
Корнев Павел
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия
Распопов Дмитрий