стетоскоп, -- в принципе ничего особенного. Просто покажем вам кое-какие
фильмы.
вы понимаете почему. -- Вы имеете в виду, -- еще раз переспросил я, -- что я
буду вроде как в кино ходить?
Первый сеанс будет сегодня после обеда. Да, -- произнес он, выпрямляясь, --
похоже, вы вполне здоровы и в хорошей форме. Разве что немного потеряли в
весе. Из-за тюремной пищи. Можете застегнуть пижаму. После каждой еды один
укольчик в руку. Не повредит. -- Я почувствовал прилив благодарности к
симпатичному доктору Браному. Спрашиваю:
дружески улыбаясь, сказал он. -- Один укольчик каждый раз после еды. -- С
этими словами- он вышел. А я лежал на кровати, радуясь такой райской zhizni,
и читал оставленные мне журналы -- "Уорлдспорт", "Синни" (журнал для
любителей кино) и "Гоул". Потом я откинулся на подушку, прикрыл glazzja и
стал думать о том, до чего же здорово будет выйти на свободу и как днем
стану ходить на какую-нибудь непыльную работенку (из школьного-то возраста я
уж немного вырос), а там, глядишь, новая shaika подберется для ночных
вылазок, и первое наше delo будет изловить старину Тема с Питом, если до них
еще не добрались менты. На этот раз буду smotrett в оба, чтоб не попасться.
Мне ведь дают такой шанс -- мне, который совершил убийство и все прочее, --
так что просто даже нечестно было бы: на меня столько сил потратили, фильмы,
от которых я стану pai-malltshikorn, показывали, и после этого взять и снова
попасться! Внутренне я diko потешался над наивностью всех этих spetsov, а
когда мне принесли завтрак, да еще и на подносе, вообще чуть голову напрочь
не othohotal. Как раз тот самый vek, который провожал меня в палату из
вестибюля, его мне и принес, да еще говорит:
два-три lomtika горячего ростбифа с картофельным пюре и овощами, мороженое и
горячий tshai в красивой tshashke. Прилагалась даже одна tsygarka и коробок
с одной спичкой в нем. Так что, похоже, zhiznn мне улыбалась, бллин. Затем,
примерно через полчаса, когда я, полусонный, лежал на кровати, вошла
медсестра, очень даже симпатичная kisa с большими grudiami (их я не лицезрел
уже два года), при ней был поднос со шприцем. Я говорю:
Сразу же вколола мне иглу в левую руку, и -- пшшш -- в мышцу пошел витамин.
После этого она удалилась -- клик-клак, клик-клак туфельками на высоких
каблучках. Потом появился тот санитар в белом халате, катя перед собой
кресло на колесах. Эта деталь меня слегка удивила. Я говорю:
Но он не согласился.
с кровати, я обнаружил, что меня слегка пошатывает. Неужто действительно
сказывается тюремный nedokorm, о котором говорил доктор Брaном? Ничего,
витамины после каждой еды быстренько поставят меня tortshkom. Тут и
сомневаться нечего.
4
прежде не видывал. Одна стена была, как водится, скрыта серебристым экраном,
в стене напротив виднелись квадратные отверстия для луча проектора, и по
всему помещению -- стереодинамики. При этом у правой стены стоял пульт с
какими-то маленькими шкалами и циферблатами, а посреди пола, обращенное к
экрану, стояло что-то вроде зубоврачебного кресла, все опутанное
всевозможными проводами, и мне пришлось на него переползать при поддержке
еще одного санитара в белом халате. Потом я заметил, что пониже отверстий
для проекторов в стене вроде как окошко с матовым стеклом; мне показалось,
что за ним движутся чьи-то тени, и я даже услышал, как кто-то там
поперхнулся; kashl-kashl-kashl. Но потом я уже ничего не замечал, всецело
поглощенный тем, до чего я слаб, -- обстоятельство, которое я приписал
внезапному переходу от скудной тюремной zhratshki к хорошей и калорийной, да
еще и к витаминным уколам.
покидаю. Начнут, как только придет доктор Бродский. Надеюсь, тебе
понравится. -- По правде говоря, бллин, в тот вечер мне вовсе не хотелось
смотреть фильм. Как-то настроения не было. Куда больше удовольствия
доставила бы мне небольшая такая spiatshka на кровати в тишине, спокойствии
и odinotshestve. Какой-то я был вялый.
мне голову ремнем к подголовнику, напевая при этом себе под нос какой-то
популярный эстрадный kal.
ответил мне, что это затем, чтобы зафиксировать мне голову и заставить
смотреть на экран. -- Послушайте, -- удивился я. -- Я ведь и сам хочу
смотреть на экран. Для этого меня сюда притащили, так почему бы мне не
посмотреть? -- На это второй medbrat (всего их было трое, причем еще была
одна kisa, сидевшая у приборного пульта) только усмехнулся. И пояснил:
приятель. Так будет лучше. -- И тут обнаружилось, что они и руки, и ноги мне
пристегивают к специальным захватам кресла. Это мне показалось слегка
bezumni, но я не стал препятствовать им в том, что они делали. Если через
две недели я буду свободным как ветер malltshipaltshikorn, то до той поры я
готов стерпеть многое, бллин. Одна vestsh мне, правда, здорово не
понравилась -- это когда мне защемили кожу лба какими-то зажимами, чтобы у
меня верхние веки поднялись и не опускались, как бы я ни старался.
Попытавшись усмехнуться, я сказал:
собираетесь, если так настаиваете, чтобы я смотрел их. -- На что один из
санитаров с улыбкой ответил:
-- И надел мне на голову вроде как шлем со множеством бегущих от него
проводочков, а к животу и к тикалке присобачил какие-то присоски, и тоже с
проводами. Хлопнула дверь, и вошел, видимо, кто-то очень важный, судя по
тому, как замерли его подчиненные в белых халатах. Тут я впервые увидел
доктора Бродского. Он был маленького роста, толстенький, с густой шапкой
курчавых волос, в толстых очках, сидевших на носу типа kartoshka. Костюм
его, распространявший слабый запашок операционной, был, однако, shikarni и
diko моднющий. Рядом с Бродским стоял и доктор Браном с улыбкой от уха до
уха -- видимо, он так старался меня ободрить.
люди отозвались, рапортуя готовность, -- сперва в отдалении, потом поближе,
а потом послышалось тихое жужжанье, что-то включили, значит. Но вот гаснет
свет, и ваш покорный слуга, скромный ваш повествователь, сидит испуганный и
odi noki, не в силах ни шевельнуться, ни закрыть glazzja. Наконец под
громкий, бьющий по usham и по нервам треск атмосферных помех, начался фильм.
На экране возникло изображение, не предваренное ни названием, ни указанием
на изготовившую фильм киностудию. Появилась улица, самая обыкновенная, каких
сотни в любом городе, время ночное, горят фонари. Снято вроде как
профессионально -- никаких мельканий, никаких приставших к оптике шерстинок
и грязи, которые порой то и дело скачут по экрану на домашнем просмотре у
дворового кинолюбителя-порнографиста. Музыка нарастает, diko зловеще. Затем
на улице появляется kashka, очень stari, а на него наскакивают двое модно
одетых мальчиков (с моих времен мода несколько изменилась: до сих пор еще
носили узкие штаны, но галстуки бабочкой уже отошли, теперь в ходу были
галстуки типа seliodka), и эти мальчики начинают с ним shustritt. Слышатся
его vskritshi и стоны, очень натуральные, и различается даже пыхтенье и
хаканье мальчиков, которые его бьют. Мальчики делают из этого veka настоящую
котлету -- трах, трах, трах его кулаками, одежду на нем razdryzg, razdryzg,
а потом, обнаженного, его еще sapogoi, sapogoi (он лежит уже весь в крови и
грязи, сваленный в придорожную канаву), после чего, конечно же, malltshiki
скоренько rvut kogti. Потом крупным планом tykva этого избитого veka;
красиво струится красная кровь. Забавно, но почему-то в реальности все цвета
вроде как не такие яркие и настоящие, как на экране.
у меня ощущение недомогания, которое я списывал на тюремный nedokorm и на
то, что мой желудок не вполне готов еще к здешней сытной zhratshke и
витаминам. Однако я пытался от этого отвлечься, сосредоточив свое внимание
на следующем фильме, который начался сразу же за первым без всякого
перерыва. В этот раз на экране сразу появилась молоденькая kisa, с которой
проделывали добрый старый sunn-vynn -- сперва один мальчик, потом другой,
потом третий и четвертый, причем из динамиков несся ее истошный kritsh
пополам с печальной и трагической музыкой. Все было очень и очень
реалистично, хотя, если как следует вдуматься, то диву дашься, как могут
люди соглашаться, чтобы с ними такое проделывали на съемках, более того,
даже вообразить трудно, чтобы киностудии типа "Гуд" или "Госфильм" могли
такое снимать и не вмешиваться в происходящее. Так что скорее всего это был
очень искусный монтаж или комбинированные съемки, или как там у них подобные
vestshi называются. Но сделано было очень реалистично. Так что, когда
очередь дошла до шестого или седьмого maltshika, который, ухмыляясь и
похохатывая, zasadil, и devotshka зашлась от kritsha, вторя zhutkoi музыке
на звуковой дорожке, меня начало подташнивать. По всему телу пошли боли,
временами я чувствовал, что вот-вот меня вытошнит, и подступила тоска,
бллин, оттого что меня привязали и я не могу шевельнуться в кресле. Когда
эта часть фильма подошла к концу, от пульта управления до меня донесся голос
доктора Бродского: "Реакция на уровне двенадцати с половиной? Что ж, это
обнадеживает".
Шилова Юлия
Мацумото Сэйте
Ильин Андрей
Ковальчук Вера
Конан-Дойль Артур
Афанасьев Роман