Чтение 17–й страницы книги ~Испытание Гилберта Пинфолда~

Пиренейского полуострова.}. "Калибан" входил в мирное Средиземное море.

6. Немного человеческого

Бреясь, мистер Пинфолд услышал голос Маргарет:

- Это была совершенно безобразная шутка, и я рада, что она не удалась.

- Она прекрасно удалась, - сказал ее брат. - Старина Пайнфельд умирал
от страха.

- Ничего не умирал, и он не Пайнфельд. Он герой. Когда я увидела, как
он стоит один на палубе, я вспомнила Нельсона.

- Он был пьян.

- Он говорит, что это не алкоголь, дорогой, - сказала их мать,
дипломатично сидя между двух стульев. - Он говорит, это лекарство, которое
он принимает.

- Он принимает его фужерами.

- Я точно знаю, что ты ошибаешься, - сказала Маргарет. - Так
получилось, что я знаю его мысли, а ты их не знаешь.

Тут заскрежетал голос Гонерильи: - Я скажу, что он делал на палубе. Он
набирался храбрости, чтоб прыгнуть за борт. Он хочет убить себя, правда,
Гилберт? Ладно, ладно, я знаю, что ты слушаешь. Ты меня слышишь, Гилберт? Ты
хочешь умереть, правда? Что ж, отличная мысль, почему ты не решаешься,
Гилберт? Почему? Это очень легко сделать. Это избавит всех нас - и тебя
тоже, Гилберт, - от очень многих хлопот.

- Тварь, - сказала Маргарет и ударилась в слезы.

- Господи боже! - сказал ее брат. - Опять она включила свой фонтан.

Шесть часов сна укрепили мистера Пинфолда. Он поднялся наверх, чтобы на
тихих палубах отдохнуть часок от своей говорливой каюты. Скала пропадала за
горизонтом, земли не было видно. Море как море, но он-то знал, что это
Средиземное море - роскошный заповедник всемирной истории и собственного его
прошлого в счастливейшие минуты труда, отдыха, борьбы, творческого дерзания
и молодой любви.

После завтрака он направился с книгой в гостиную, но не пошел в свой
угол, где перехватывал разговоры, а сел посередине в кресло и без помех
читал. "Надо выбираться из своей наводненной призраками каюты, - подумал он.
- Как-нибудь на досуге, не сейчас".

Вскоре он встал и снова отправился гулять по палубам. Теперь они были
полны людей. Похоже, все пассажиры были наверху и, как обычно, читали, вяза-
ли, дремали или, как он, слонялись по палубам, но в это утро он отметил во
всем некую пасхальную новизну и он радовался этому, пока его
благорасположение не нарушили самым грубым образом.

Пассажиры, казалось, тоже отметили перемену. В прошедшие несколько дней
им безусловно время от времени попадался на глаза мистер Пинфолд, однако
сейчас он вдруг предстал в виде достопримечательности, словно он бесхозная
дама, совершающая свой первый вечерний променад в заштатном южноамериканском
городке; он многократно наблюдал эту сцену на пыльных рыночных площадях; он
видел, как проясняются болезненные лица мужчин и апатия сменяется бодростью;
он отмечал потуги на молодечество; он слышал разбойный свист и, не вполне
понимая, прямые анатомические оценки; он видел хитрые преследования и щипки
неосторожной путешественницы. Вот таким же центром внимания в тот день был и
мистер Пинфолд, куда бы он ни направил свои шаги. Все громко и откровенно
говорили только о нем, и говорили не в похвалу ему.

- Вот Гилберт Пинфолд, писатель.

- Этот неприметный коротышка? Не может быть.

- Вы читали его книги? У него очень специфическое чувство юмора.

- Он сам насквозь специфический. Какие у него длинные волосы.

- Он мажет губы помадой.

- Он подводит глаза.

- Но какой же он обношенный. Мне казалось, эта публика всегда франтит.

- А гомосексуалисты бывают всякие. Есть "пуфики" и "пышки" - те умеют
одеваться. А есть "мясники". Я целую книгу об этом читала. Пинфолд -
"мясник".

Это был первый разговор, который услышал мистер Пинфолд. Он
остановился, обернулся и постарался смутить пристальным взглядом говоривших
пожилых дам. Одна из них улыбнулась ему, и, повернувшись к своим, сказала: -
По-моему, он навязывается к нам со знакомством.

- Какая гадость.

Мистер Пинфолд шел дальше, и всюду речь шла только о нем.

- ...владетель Личпола.

- Велика невидаль. Сейчас много таких владетелей сидит в своих
развалюхах.

- Нет, Пинфолд живет, как вельможа, уж вы мне поверьте. Ливрейные
лакеи.

- Догадываюсь, что он делает с этими лакеями.

- Уже нет. Он уже много лет импотент. Поэтому и думает о смерти все
время.

- Он все время думает о смерти?

- Да. Когда-нибудь он покончит с собой, вот увидите.

- Мне кажется, он был католиком, а католикам запрещен грех
самоубийства.

- Это не остановит Пинфолда. По-настоящему он не верит в свою религию.
Он притворяется, считает, что это аристократично, что это положено владетелю
края.

- Он сказал телеграфисту: Личпол - единственный в мире.

- Да уж другого такого нет, и Пинфолд его владетель...

- ...Полюбуйтесь, опять пьяный.

- Он ужасно выглядит.

- Просто живой труп.

- Что же он тянет при такой жизни?

- Дайте время, он и так старается. Алкоголь, наркотики. Врачу он,
конечно, не покажется. Боится, что запрут в желтый дом.

- Там ему самое место.

- За бортом ему самое место.

- Неприятности для бедняги капитала.

- У него масса неприятностей из-за него на судне.

- И за собственным столом.

- Тут принимаются меры. Вы не слышали? Готовится петиция.

- Да, я подписал. По-моему, все подписали.

- Кроме, соседей по столу. Скарфилды не подпишут, и Главер не подпишет.

- Ну да, это поставило бы их в щекотливое положение.

- Грамотно составлена петиция.

- Еще бы. Генерал сочинял. Прямых обвинений нет, чтоб не притянули за
клевету. Просто сказано: "Мы, нижеподписавшиеся, по причинам, которые
мы готовы изложить приватно, считаем для себя, пассажиров "Калибана",
оскорбительным, что мистер Пинфолд занимает место за капитанским
столом, каковой чести он скандальным образом недостоин". Все точно и
ясно.

- ...Капитан обязан посадить его под замок. Он имеет полное право.

- Но ведь он, в сущности говоря, еще ничего не натворил здесь, на
судне.

Это беседовали два добродушных бизнесмена, в компании с ними и
Скарфилдами мистер Пинфолд как-то провел полчаса.

- Ради его собственной безопасности. Ведь прошлой ночью те ребята чуть
не избили его.

- Они перепили.

- Они могут опять перепить. Нам совсем некстати, если тут случится
уголовное дело.

- Может, как-то упомянуть этот эпизод в нашей петиции?

- Это обсуждалось. Генералы решили, что будет лучше отложить это до
беседы с капитаном. Пусть он велит им изложить свои претензии.

- Не в письменном виде.

- Именно. Они же не собираются сажать его на цепь. Просто его не будут
выпускать из каюты.

- Но, заплатив за свой проезд, он, скорее всего, вправе решать, как ему
жить и где столоваться.

- Но не за капитанским же столом!

- Все не так просто.

- Нет, - говорила норвежка, - я ничего не подписывала. Это английское
дело. Я знаю одно, что он фашист. Я слышала, как он ругал демократию. Во
времена Квислинга у нас тоже было несколько таких людей. Мы знали, как с
ними надо поступать. Но в ваши английские вопросы я не вмешиваюсь.

- У меня есть довоенная фотография, где он в черной рубашке участвует в
сборище в Альберт-холле.

- Это может пригодиться.

- Он с ними во всю путался. Сидеть бы ему за решеткой, не подайся он в
армию. Показал он себя! там, конечно, не с лучшей стороны?

- С худшей. В Каире пришлось замять скандал, когда застрелился его
начальник бригадной разведки.

- Шантаж?

- Это бы еще ничего.

- Я вижу на нем гвардейский галстук.

- На нем всякий галстук можно увидеть.

- Например, питомцев Итона.

- Он был в Итоне?

- Говорит, что был, - сказал Главер.

- Не верьте. Обычная школа-интернат, от звонка до звонка.