собственного бытия...
самодеятельность смешна, дорогой!
сожалению, владыка, нам не имеет смысла дальше разговаривать!..
с места. Голос его загудел: - Очнись, юноша, отринь гордыню! Ты на гибельном
пути! Ты мнишь, несчастный, что Бог лишь плод твоего воображения, а потому
сам человек почти Бог над Богом, тогда как само сознание сотворено небесной
силой. Дай волю новомыслию, и ты на нет сведешь тысячелетние заветы и
запреты, так дорого оплаченные людьми в прозрениях и муках, чтобы пронести
божественные устои через все поколения. Вот куда ты метишь, ратуя за
раскрепощение от догматизма, тогда как догматы даны по благодати Господа.
Без новомыслий церковь может стоять, как стояла, а без догматов вероучения
быть не может. И если уж на то пошло, запомни: догматизм - первейшая опора
всех положений и всех властей. Запомни. Ты, якобы улучшая Бога новомыслием,
на самом деле игнорируешь его. И ты готов собою подменить его! Но благо не
от тебя и не от подобных тебе зависит, как Богу с нами быть, - твое же
богохульство уничтожает только тебя самого. А Господь пребудет неизменно и
вечно! Аминь.
губами: юноше было мучительно его бурное негодование. И все-таки он не
отступался:
проистекает от нас самих. Зачем было бы Богу создавать нас столь
несовершенными, если бы Он мог избежать того, чтобы мы, Его творения,
сочетали в себе одновременно две противоположные силы - силы добра и силы
зла. Зачем бы Ему понадобилось делать нас столь подверженными сомнениям,
порокам, коварству даже в отношениях с Ним самим. Вы ратуете за абсолют
вероучения, за конечное раз и навсегда постижение сущности мира и нашего
духа, но это же нелогично - неужто за две тысячи лет христианства мы не в
состоянии добавить ни одного слова к тому, что было сказано едва ли не в
добиблейские времена? Вы ратуете за монополию на истину, но это по крайней
мере самообман, ибо не может быть такого учения, даже богоданного, которое
бы раз и навсегда познало истину до конца. Ведь если это так, значит, это
мертвое учение.
колокол городской церкви. Так близок и так знаком был тот колокольный звон -
символическая связь между человеком и Богом, и Авдию хотелось уплыть,
удалиться, исчезнуть, как эти звуки, в бесконечности...
Координатор холодным, отчужденным тоном. - Мне не следовало бы заводить с
тобой теологические споры, ибо твои познания весьма незрелы и даже
сомнительны, - не говоришь ли ты по наущению врага рода человеческого -
дьявола? Но одно скажу тебе на прощание: тебе с такими мыслями не сносить
головы потому, что и в миру не терпят тех, кто подвергает сомнению
основополагающие учения, ведь любая идеология претендует на обладание
конечной истиной, и ты с этим непременно столкнешься. А жизнь мирская куда
жестче, чем может показаться, и ты еще поплатишься за свое недомыслие и еще
припомнишь наш разговор. Но довольно, готовься уходить из семинарии, ты
будешь отлучен от церкви - дома Божьего!
- Моя церковь - это я сам. Я не признаю храмов и тем более не признаю
священнослужителей, особенно в сегодняшнем их качестве.
мир научит тебя слушаться, ибо там существует насущная необходимость -
добывать себе кусок хлеба. И эта необходимость до сих пор повелевала жизнью
миллионов таких, как ты...
но всякий раз Авдию Каллистратову казалось, что главное в его
предназначении, некий высший смысл - еще впереди, как черта видимого
горизонта, что все перипетии и житейские невзгоды на пути к нему лишь
временны и что настанет день, когда многие люди последуют его примеру, а не
в этом ли цель его существования?
глядя с утра до вечера на пустынные просторы из окна поезда, он говорил
себе: "Ну вот, теперь ты сам по себе, ни с чем не связан, кроме задания
редакции, во всем остальном ты волен распоряжаться собой по своему
усмотрению. Ну и что, что тебе открылось в хождении по мукам? Вот она,
жизнь, как она есть, и ты лицом к лицу с ней. Как и сто лет назад, народ
едет в поезде откуда-то и куда-то, и ты один из пассажиров, и гонцы среди
них тоже пассажиры как пассажиры, но потенциально они люди отчаянные - ведь
они паразитируют на одном из самых страшных пороков. Тот горький дым,
казалось бы, ничто, сладкий дурман, но он разрушает человека в человеке. А
как ты защитишь их, когда они сами себя приносят в жертву? Знаешь ли ты,
отчего все это проистекает? В чем кроются причины? Молчишь - не знаешь, с
какого конца подойти, как объяснить, что предпринять? А не ты ли рвался с
неудержимой силой из стен семинарии на стремнину жизни, чтобы хоть в чем-то
изменить ее к лучшему? Соученики по семинарии тебя идеалистом окрестили. Не
зря, наверно. А сейчас ты уже думаешь, нуждаются ли эти гонцы в тебе,
необходимо ли им, чтобы ты вмешивался в их дела и поступки. Да и что ты
можешь для них сделать? Переубедить, заставить жить другой жизнью? И пока ты
терзаешься, думаешь что да как, они едут с твердо намеченной целью, и жаждут
удачи для себя, и видят в том счастье свое. Но как их разубедить, как
повернуть их лицом к истине? А если не вмешаться, не помочь, они рано или
поздно будут осуждены, заперты в колониях, но воспримут это не как вину, а
как беду. Другое дело - суметь отвратить от зла, очистить покаянием,
заставить самих отречься от этого преступного промысла и увидеть подлинность
счастья в другом. Как это было бы прекрасно! Но в чем они должны увидеть
свое счастье? В наших рекламируемых ценностях? Но ведь они порядком
обесценены и вульгаризированы. В Боге, в котором они с детства видят
дедкино-бабкино посмешище, сказку, и не больше? И в конечном счете что может
слово перед возможностью заиметь запросто большие деньги? У всех ныне на
устах расхожий афоризм - спасибо к делу не пришьешь, а деньги - это деньги!
А эти деньги, что делают гонцы, наверно, не только наши, но очень даже
возможно, что и чужие, - вон сколько гонцов едет из портовых городов - из
Мурманска, Одессы, Прибалтики, а говорят, и с Дальнего Востока. Куда уходит
анаша и производное от пластилина и экстры? Да разве дело в этом - куда
уходит? Почему это происходит, почему возможно такое в нашей жизни, в нашем
обществе, которое на весь мир провозгласило, что наша социальная система
недоступна для пороков. О, если бы удалось так сделать, написать такой
материал, чтобы откликнулись на него многие и многие, как на кровное дело
свое, как на пожар в собственном доме, как на беду собственных детей, только
тогда слово, подхваченное многими небеспристрастными людьми, может
пересилить деньги и победить порок! Дай-то Бог, чтобы так оно и получилось,
чтобы сказано оно было не впустую, чтобы, если и вправду "Вначале было
слово", то чтобы оно и осталось в своей изначальной силе... Так бы жить, так
бы думать...
деньгами? Что есть проповедь перед тайным пороком? Как одолеть словом
материю зла? Так дай же силы, не покидай меня в моем пути, я один, пока
один, а им, одержимым жаждой легкой наживы, несть числа...
x x x
сутки шел по казахстанским краям. Впервые оказавшись на Туранской стороне
континента, Авдий Каллистратов поражался в поездке размаху и масштабам края,
обретенным некогда Россией географическим пространствам - перед взором
расстилались поистине неоглядные дали: если взять вместе с Сибирью, мысленно
представлял он себе, это же почти полсвета суши... И так редки тут
поселения... Города, деревни и аулы, станции, разъезды, случайные скотные
дворы и дома примыкали к железной дороге, как редкие мазки на необъятном
степном холсте, лишь загрунтованном, но так и оставленном в незакрашенном
сером однообразии... В здешней стороне повсюду простирались открытые степи,
сейчас они находились в той поре цветения, когда великие и малые травы
достигают своего апофеоза, преобразующего лик земли всего на несколько дней,
чтобы снова затем пожухнуть под нещадным солнцем и затем целый год ждать
весны...
степных трав, особенно сильные, если поезд задерживался на каком-нибудь
безвестном полустанке, открытом со всех четырех сторон света, и тогда
хотелось выскочить из душного вагона и побегать на воле по тем травам,
невзрачным с виду, но таким полынно-пахучим, отдающим одновременно соком и
сухостью почвы. Странно, думал Авдий, неужели и та проклятая конопля-анаша
растет так же привольно и так же заманчиво пахнет? Пожалуй, запах у нее
должен быть куда сильнее и резче, судя по тому, что рассказывают гонцы в
минуту откровенности, но главное, говорят они, анаша длинная и стеблистая, и
заросли ее высотой чуть ли не до пояса. Однако далеко не везде растет она,
эта дикая конопля, есть у нее свои места произрастания, и слава богу, что не
везде, что за ней надо ехать и ее надо разыскивать, была б она доступнее,
можно представить себе, что творилось бы... Вот и едут гонцы из далеких
портовых городов, из одного края света в другой, едут как завороженные в
поисках одурманивающей анаши... Еще далеко, им еще ехать да ехать - и
неизвестно, чем все это обернется, что выйдет из этой затеи.
поездки, рисовал в воображении, кем и в какие времена населялись эти края,
вспоминал в связи с этим прочитанные книги, фильмы, которые ему доводилось
видеть в школьные годы, и радовался тому, что встречались еще приметы и
следы ушедшей жизни: стада бурых верблюдов, разбросанные по степи, как
Сертаков Виталий
Бажанов Олег
Роллинс Джеймс
Конан-Дойль Артур
Конюшевский Владислав
Самойлова Елена