Чтение 17–й страницы книги ~Путешествия с тетушкой~

Вордсворт, проживший довольно долго с моей тетушкой, не мог не знать о ее
способности прибегать ко всякого рода ухищрениям. Я почел за лучшее уйти
от этой темы и перешел в наступление.

- О чем вы думали, Вордсворт, когда в урну с прахом моей матери
насыпали каннабис? Какого черта вы это сделали?

Мысли его где-то блуждали. Он, очевидно, все еще размышлял о туристской
валюте.

- Каннибалы в Англия нет, - сказал он рассеянно. - Сьерра-Леоне тоже
нет.

- О каннибалах речи не было.

- Сьерра-Леоне только общество Леопарды есть. Они много людей убивают,
но котлеты не делают.

- Каннабис, Вордсворт, не каннибалы. Травка. - Отвратительное слово
почему-то вызвало воспоминание о школьном детстве. - Вы смешали травку с
прахом моей матери.

Наконец мне удалось привести его в замешательство.

Он быстро допил виски.

- Вы отсюда уходите, - сказал он. - Вордсворт покажет лучше место,
больше злачный. Идти надо улица Дуэ.

Я терзал его, пока мы поднимались по лестнице.

- Вы не имели права этого делать, Вордсворт. Пришла полиция и забрала
урну.

- Отдали назад? - спросил он.

- Только пустую урну. Прах оказался смешанным с травкой, так что ничего
уже нельзя было отделить.

- Старый Вордсворт не хотел ничего плохой делать, - сказал он,
остановившись на тротуаре. - Это все чертов полиция.

Я обрадовался, увидев поблизости стоянку такси. Я боялся, что он
попытается пойти со мной и обнаружит тетушкино убежище.

- В Менделенде, - сказал он, - кладут еда, когда хоронят ваша мама. А
вы кладете травка. Это тот же самый вещь.

- Да моя мать даже сигарет не курила.

- А когда хоронят ваш папа, кладут самый лучший нож.

- А почему ему не кладут еды?

- Он идет охота, берет нож, еда приносит. Убивает куропатка.

Я сел в такси и уехал. Бросив взгляд через заднее стекло, я увидел
Вордсворта - он стоял с растерянным видом на обочине тротуара, как человек
на речном берегу, ожидающий парома. Он поднял в нерешительности руку, как
будто не был уверен в моей реакции, не понимая, сержусь я на него или же
мы расстались друзьями. Но тут нас разделил поток мчавшихся машин. Я
пожалел, что не дал ему дашбаш побольше. В конце концов, он и правда не
хотел ничего дурного. Большой и нелепый ребенок.

10

Я застал тетушку одну - она сидела посреди огромной обшарпанной
гостиной, загроможденной множеством стульев с зеленой плюшевой обивкой и
мраморными каминами. Она не потрудилась убрать пустой чемодан - раскрытый,
он лежал перед ней на полу. На щеках у нее я заметил следы слез. Я зажег
тусклый свет в лампочках покрытой пылью люстры, и тетушка улыбнулась мне
слабой улыбкой.

- Тетя Августа, что-нибудь случилось? - спросил я. Мне пришло в голову,
что ее ограбил господин с баками, и я раскаивался, что оставил ее одну с
такой крупной суммой денег.

- Все в порядке, Генри, - ответила она каким-то удивительно мягким
тремоло. - В итоге я решила открыть счет в Берне. К какой пошлости
вынуждают нас прибегать все их правила и инструкции.

Сейчас передо мной была утомленная старая женщина, какой и полагается
быть в семьдесят пять лет.

- Вас что-то расстроило?

- Только воспоминания. С этим отелем у меня связано много воспоминаний,
очень давних. Ты был тогда еще маленьким...

Меня вдруг охватила горячая нежность к тетушке. Может, именно такое
минутное проявление женской слабости и вызывает у нас нежное чувство; я
вспомнил, как дрогнули перебирающие кружевное плетение пальцы мисс Кин,
когда она заговорила о незнакомой ей Южной Африке, - в тот момент я, как
никогда, был близок к тому, чтобы сделать ей предложение.

- Воспоминания о чем, тетя Августа?

- О любви. Генри. Любви очень счастливой, пока она длилась.

- Расскажите мне.

Я был растроган, как бывал иногда растроган в театре при виде стариков,
вспоминающих о прожитой жизни. Поблекшая роскошь комнаты казалась мне
декорацией к спектаклю в Хеймаркете [один из лондонских театров]. На
память пришли фотографии с Дорис Кин [известная английская актриса] в
"Любовной истории" [пьеса Эдуарда Брусвера Шелдона, современника Дорис
Кин] и с той актрисой в "Вехах" [пьеса Арнольда Беннета (1867-1931),
опубликованная в 1919 г.] - забыл ее фамилию. Поскольку самому мне
вспоминать было почти нечего, я как-то особенно ценил чувства у других.

Тетушка приложила платок к глазам.

- Тебе будет скучно. Генри. Недопитая бутылка шампанского, найденная
случайно в старинном буфете, - игра ушла, вино выдохлось.

Эта банальная фраза сделала бы честь любому хеймаркетскому драматургу.

Я пододвинул стул и взял тетушкину руку в свою. Кожа была шелковистая
на ощупь, и меня умилили маленькие коричневатые пятнышки, старческая
крупка, которые ей не удалось запудрить.

- Расскажите, тетушка, прошу вас, - повторил я свою просьбу.

Мы оба замолчали, думая каждый о своем. Мне показалось, будто я на
сцене играю какую-то роль в извлеченной на свет постановке "Вторая миссис
Тэнкерей" [драма А.У.Пинеро (1855-1934), поставленная в Лондоне в 1893
г.]. Тетушкина жизнь была очень пестрой, в этом нет никаких сомнений, но
когда-то здесь, в отеле "Сент-Джеймс и Олбани", она по-настоящему любила,
и, кто знает, может быть, в ее прошлом кроется оправдание ее отношений с
Вордсвортом... Гостиная в отеле напомнила мне другой отель "Олбани" в
Лондоне, где жил капитан Тэнкерей.

- Дорогая тетя Августа, - сказал я, обняв ее за плечи. - Иногда
становится легче, когда выговоришься. Знаю, я принадлежу к другому
поколению, к поколению, у которого, быть может, больше условностей...

- История эта в общем-то постыдная, - сказала тетушка и опустила глаза
со скромностью, которой я в ней раньше не замечал.

Я неожиданно для себя обнаружил, что как-то неловко стою перед ней на
коленях, держа ее руку, но при этом одна нога у меня в чемодане.

- Доверьтесь мне, - сказал я.

- Я не полагаюсь на твое чувство юмора. Генри, я не могу тебе полностью
доверять. Нам, я думаю, разное кажется смешным.

- Я ожидал услышать грустную историю, - сказал я с досадой, выбираясь
из чемодана.

- Она и есть очень грустная, но по-своему. И в то же время довольно
комичная, - сказала тетушка.

Я отпустил ее руку, и она повертела ею в разные стороны, будто
примеряла перчатку в отделе удешевленных товаров.

- Надо завтра не забыть сделать маникюр, - сказала она.

Я был раздражен такой быстрой сменой настроений. Меня предательски
заманили, и я поддался эмоциям, что мне было совсем не свойственно.

- Я только что видел Вордсворта, - сказал я, желая привести ее в
замешательство.

- Вордсворта? Здесь, в отеле?

- Как это ни прискорбно, но я должен вас разочаровать - не в отеле. Я
его встретил на улице.

- Где он живет?

- Я не спросил. И не дал вашего адреса. Мне в голову не пришло, что вам
так не терпится его увидеть.

- Ты злой, Генри.

- Не злой, тетя Августа. Просто благоразумный.

- Не знаю, от кого в семье ты унаследовал благоразумие. Твой отец был
человек ленивый, но благоразумным его уж никак не назовешь.

- А моя мать? - спросил я с надеждой поймать тетушку на слове.

- Будь она благоразумной, тебя бы здесь не было.

Она подошла к окну и стала смотреть через дорогу на сад Тюильри.

- Сплошные няньки с колясками, - сказала она и вздохнула. И снова при
дневном свете она показалась мне старой и беззащитной.

- А вам никогда не хотелось иметь ребенка, тетя Августа?

- Для этого не было подходящих обстоятельств, - сказала она. - Из
Каррана отец вышел бы очень ненадежный, а к тому времени, как мы
познакомились с мистером Висконти, было поздновато - не совсем, конечно,
поздно, но ребенок нужен на заре жизни, а мистер Висконти появился, когда
солнце уже не было в зените. В любом случае мать из меня, надо признать,
никудышная. Я бы таскала этого несчастного ребенка повсюду за собой,
одному богу известно куда, но ведь могло случиться, что из него вырос бы
человек вполне респектабельный.

- Как я, например.

- Что до тебя - я еще не совсем отчаялась, - сказала тетушка. - По
отношению к бедному Вордсворту ты проявил достаточно благородства. Ты
прав, что не дал ему моего адреса. Он был бы не совсем на месте здесь, в
"Сент-Джеймс и Олбани". Жаль, что прошли времена рабства. Я могла бы
сделать вид, что он у меня в услужении, и тогда его можно было бы поселить
в "Сент-Джеймсе", по ту сторону садика. - Она улыбнулась своим
воспоминаниям. - Все же я расскажу тебе про мсье Дамбреза. Я очень его
любила, и если у нас не было ребенка, то только потому, что это была