вечером у миссис Робертс. Вот что я услышал. Филбриков папаша был человек со
странностями. Разбогател он еще в молодости, на алмазных приисках, а потом
осел в провинции и решил на старости лет подзаняться изящной словесностью. У
него было двое детей: Филбрик и дочка Грейси. В Филбрике старик души не
чаял, а на Грейси смотрел как на пустое место. Грейси только-только читала
по складам "Кошка села на окошко", а Филбрик уже шпарил наизусть всего
Шекспира -- "Гамлета" и все такое прочее. Когда Филбрику исполнилось восемь
лет, в местной газете опубликовали сонет его сочинения. После этого для
Грейси настали и вовсе черные дни, жила она на кухне, словно Золушка, а
смышленый чертенок Филбрик как сыр в масле катался, сыпал цитатами,
заливался соловьем. Потом Филбрик окончил Кембридж и в Лондоне обосновался,
стал книги писать. Старик, сами понимаете, в полном восторге, Филбриковы
творения в синий сафьян переплетает и в особый шкаф ставит, а на шкафу --
бюст Филбрика. Бедняжке Грейси стало совсем невмоготу, вот она взяла и
удрала с каким-то молодым человеком -- он автомобилями торговал. В книгах он
не смыслил ни черта, да и в автомобилях, как вскоре выяснилось, тоже.
Помирая, старик все завещал Филбрику, а Грейси досталось несколько книжек и
больше ничего. Автомобилист женился в надежде, что от тестя что-нибудь да
перепадет, но когда оказалось, что надеяться не на что, он живо смотал
удочки. Филбрик и бровью не повел. По его словам, он жил тогда ради
искусства. Он только нанял квартиру попросторнее и снова давай книжки
писать. Не раз приходила к нему Грейси, просила ей помочь, но Филбрику было
не до сестры -- он писал. Делать нечего, нанялась Грейси кухаркой в один дом
в Саутгейте, а через год померла. Поначалу Филбрик особо не огорчался,
померла и померла, но недели через две начали твориться странности. В
спальне, в кабинете, по всему дому запахло кухней. Филбрик позвал
архитектора. Тот никакого запаха не учуял, но по требованию Филбрика
перестроил кухню и понаставил уйму вентиляторов. Вонь только усилилась. Даже
одежда насквозь пропахла горелым жиром, так что бедняга Филбрик нос на улицу
высунуть боялся. Наладился он было за границу -- но и Париж провонял
английской кухней. А тут еще стал ему мерещиться стук тарелок -- гремят по
ночам, заснуть не дают, а днем в кабинете донимают, где уж тут книги
сочинять. Сколько раз он просыпался ночью и слышал, как рыба на сковородке
жарится, трещит и чайники свистят. Тогда его и осенило -- Грейси! Это она не
дает ему покоя. Не долго думая, отправился он в Общество Потусторонних
Связей и попросил, чтобы ему устроили с ней разговор. Филбрик спросил, как
искупить вину, а Грейси ему ответила, что он должен год прожить среди
прислуги и написать книгу, чтобы все почувствовали, как ей несладко живется.
Филбрик взялся за дело. Сперва он нанялся поваром, но это было не по его
части: семья, на которую он готовил, отравилась, и ему пришлось уволиться.
Вот он и приехал к нам. Филбрик говорит, что эту книгу нельзя читать без
слез, и все обещал мне ее как-нибудь показать. Ну как, похоже на то, что он
наплел Прейди?
будет самым счастливым человеком на свете. Невеста у него, правда, какая-то
есть -- поэтесса из Челси, кажется. Не пожелал бы я иметь такого шурина.
Правда, и моя Флосси не подарок, что верно, то верно. Да уж чего тут
говорить, старая песня...
Тоби Кратвелле.
услышал правду.
церкви.
Бест-Четвинд.
есть кое-что про вас. Хотите, прочитаю?
понравилось, как она перестроила наш загородный дом. Пора бы уж и спровадить
этого типа, как вы думаете?
столько ошибок, что просто ужас. Ты ведь знаешь, как я хочу, чтобы ты был
умницей, поступил в Оксфорд и вообще. Может быть, тебе позаниматься немножко
на каникулах, как ты считаешь? Ты только не сердись. С каким-нибудь славным
молодым преподавателем. Например, с тем вашим симпатичным, ты еще его
хвалил? Как ты думаешь, сколько ему предложить? Я ведь в таких делах ничего
не смыслю. Я имею в виду не того, кто тогда напился, хотя и он очень мил".
Вот видите, -- сказал Бест-Четвинд. -- О вас речь. Не о Граймсе же.
когда преподаватель очень всерьез относится к своим обязанностям, хорошего
мало -- этот Прендергаст меня на днях выпорол.
ожиданиям Поля, Граймс выслушал вести без энтузиазма. Он сидел в учительской
у камина и уныло грыз ногти.
тебя, ей-богу, рад.
еще образуется.
женат.
смокинге, который при появлении Поля он судорожно одернул. Вид у него был
постаревший и больной.
обрушилось несчастье, вернее сказать, два несчастья. Первого, как это ни
прискорбно, следовало ожидать. Ваш коллега Граймс был изобличен -- с
предъявлением доказательств, не оставляющих сомнений в его виновности -- в
проступке, или, иначе выражаясь, в образе действий, которого я не в
состоянии ни понять, ни извинить. С вашего разрешения, я опускаю
подробности. Впрочем, это бы еще полбеды -- за долгие годы работы в школе
мне не раз приходилось сталкиваться с подобными случаями. В состояние
крайнего -- скажем так -- удручения меня повергло нечто совсем другое:
сегодня я узнал, что этот человек помолвлен с моей старшей дочерью. Чего я,
дорогой Пеннифезер, уж никак не ожидал. В сложившихся обстоятельствах я
вынужден рассматривать помолвку как самое настоящее и, замечу, совершенно
незаслуженное оскорбление в свой адрес. Я обращаюсь к вам, Пеннифезер,
исключительно потому, что за недолгое наше знакомство убедился, что вы
человек достойный доверия и уважения.
продолжал:
своим зятем. Я бы простил ему его протез, вечное нищенство, вопиющую
безнравственность, гадкую физиономию. И с его омерзительным лексиконом я бы
тоже смирился -- будь он хоть немного джентльменом. Не сочтите меня снобом.
Конечно, как вы уже, вероятно, заметили, я отношусь с предубеждением к
низшему сословию. Что поделаешь -- это действительно так. Я был женат на
женщине из низов. Но мы несколько отвлеклись. Я хотел вам сказать вот о чем.
Побеседовав с этой несчастной, с Флосси, я пришел к выводу, что она не
питает к Граймсу никаких нежных чувств. Это вполне естественно -- она,
как-никак, моя дочь. Однако она одержима желанием выйти замуж -- и как можно
скорее. Так вот, если бы моим зятем стал порядочный человек, я готов был бы
сделать его своим партнером. Лланаба приносит три тысячи фунтов в год, во
многом, разумеется, благодаря стараниям нашей милой Дианы. Следовательно,
мой младший партнер первоначально мог бы рассчитывать на тысячу фунтов в
год, а после моей смерти его доля, естественно, возрастет. Полагаю, что
многие молодые люди нашли бы мое предложение заманчивым. Вот я и подумал,
дорогой Пеннифезер, почему бы нам с вами не взглянуть на вещи по-деловому,
без предрассудков. Не будем кривить душой, ходить вокруг да около, а вместо
этого... как говорится, чем черт не шутит... словом, почему бы вам...
Надеюсь, вы меня поняли?
обидеть, но, к великому сожалению, это невозможно.
ожидал именно такого ответа. Значит, чему быть, того не миновать, -- Граймс.
К мистеру Прендергасту, я полагаю, с подобными разговорами обращаться