другие станут походить на тебя. А так ты безвреден. И даже чем-то порой
мне симпатичен. Жалко мне тебя, Несси, я, верно, единственный человек в
мире, который тебя жалеет. И все же, если бы я мог, я бы тебя уничтожил...
есть совесть!
легкостью, словно тот был не человек, а полый внутри портновский манекен.
И с силой швырнул его в темную бездну. Юноша не издал ни звука, будто
испустил дух еще в руках Несси. Нет, нет, он был жив! Тело его жалко и
беспомощно дернулось, словно хотело уцепиться за что-то невидимое. Потом
он исчез.
руки. Прошла целая вечность, пока не послышался глухой мертвый удар о
скалы. Мертвая, белая, безжизненная молния пронзила его душу, рассекла ее
словно ударом сабли. И в этом ослепительном свете он на мгновение увидел
себя. Голого, израненного, с отчаянно вскинутыми к небу руками. Берег был
крутой, каменистый, мимо него стремительно неслась страшная черная вода -
не просто вода, а стихия, - волоча громадные, вырванные с корнем деревья.
Корни их торчали и извивались среди волн, словно руки утопленников. Потом
небо снова ослепительно вспыхнуло, и все исчезло.
луна, по-прежнему далекая и безучастная. Несси не торопясь вернулся к себе
в комнату, лег и тут же заснул.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
скал берега. Впрочем, телом его назвать было довольно трудно, настолько
оно было разбито и изуродовано. Черная кровь засохла на камнях, над нею
уже кружили осы. Те, кто первым увидел его, в ужасе разбежались. Потом
явилась милиция, портье опознал тело. После краткого осмотра разбудили
Несси. Было около шести - время, когда тот обычно совершал свой кросс. Но
сейчас он спал. Дверь его комнаты была не заперта, следователь вошел
свободно. Дежурный лейтенант, порядком бледный и расстроенный, первым
подошел к постели. Несси открыл глаза и поднял на него ясный взгляд, в
котором тлело еле заметное удивление.
со вчерашнего вечера до нее явно никто не дотрагивался.
таборе", там они, Кирилл и философ, изрядно выпили. Нет, нет - сам он не
пьет, просто сидел, смотрел на них и порядком скучал. Вернулись часам к
трем, кое-как устроили Кавендиша у него в номере. Затем вместе поехали на
лифте на седьмой этаж, к себе. Кирилл пожаловался, что у него кружится
голова и что вряд ли ему удастся заснуть. Тогда Несси предложил ему
подняться на террасу, на крышу, и посидеть там немного на свежем воздухе,
пока не протрезвится. Сам он вышел у себя на этаже, а Кирилл поехал
дальше.
же Кирилл? Не случилось ли с ним чего?" Но тот молчал и смотрел на него
все тем же холодным, непроницаемым взглядом.
разбился на скалах.
был такой деликатный и воспитанный. Разве он мог кого-нибудь
спровоцировать? Это исключено.
над парапетом. Может, затошнило. И полетел вниз.
подтверждал это самое простое предположение. Тело было найдено не у самой
стены, как следовало бы, если б Кирилл упал сам, нечаянно, а в двух шагах
от стены. Но и предположить, что кто-то его сбросил, было трудно - такое
мог сделать лишь великан или сумасшедший.
все.
ответил Несси.
вновь открылась глазам людей. Все, даже врач, невольно содрогнулись, -
все, кроме Несси. Он смотрел ясным, ничего не выражающим взглядом, ни один
мускул не дрогнул на его лице. Только выглядел он таким отрешенным, так
глубоко погруженным в себя, что, казалось, не видел ничего вокруг. Вся его
внутренняя сила, все напряжение, на какие он был способен, были направлены
сейчас на то, чтобы вспомнить. Вспомнить, что он пережил вчера на террасе,
когда это жалкое, разбитое тело летело в бездну. Потому он и пришел сюда,
на это страшное место. Да, он помнил все до последнего мгновения. Черная
вода, плескавшаяся у скал. Он сам с поднятыми к небу руками. Единственное,
чего он никак не мог восстановить в памяти, - это потрясшее его тогда
чувство. Сейчас внутри него было пусто-пусто, безжизненно, мертво.
ни слова, не бросив никому даже взгляда.
гораздо труднее. Наконец философ открыл мутные глаза, недоуменно оглядел
всех. Поняв, что случилось, Кавендиш так разволновался, что врачу пришлось
успокоить его инъекцией. Но сказать он ничего не мог. Воспоминания его
кончались где-то на танцплощадке, все остальное было покрыто мраком.
Следственные органы больше не обращались ни к Несси, ни к Кавендишу.
Только сообщили, что те могут уехать, когда пожелают.
номер. Но Несси как ни в чем не бывало поел за столиком с английским
флажком. Лицо его не выражало никаких чувств, ничего, кроме
самоуглубленности и раздумья. На следующее утро они с Кавендишем улетели в
Софию. Места их в самолете были рядом, но философ ни разу не взглянул на
Несси. Он сидел мрачный, всю дорогу не отрывал глаз от иллюминатора, хотя
глядеть там было абсолютно не на что - голубая пустыня и кое-где белые
пушистые клубы облаков. До самой посадки никто не проронил ни слова. В
аэропорту их встретил только шофер с машиной президента Академии наук.
Наверное, он уже знал обо всем, потому что уложил их багаж молча и так
осторожно, словно это был сам покойник. Роскошная машина бесшумно
тронулась с места, быстро набирая скорость. Лишь тут Кавендиш тихо, словно
бы говоря сам с собой, уронил:
превосходит.
что я не умею ни любить, ни ненавидеть. Тем более завидовать. У меня нет
чувств, сударь!
что-то вроде оживления. - Совести у меня действительно нет - разумеется, в
том нелепом смысле, в каком обычно употребляют это слово. Как суеверие,
как страх перед неведомыми силами или мстительными божествами. Но у меня
есть своя мера, по которой я сужу о людях, и она прежде всего разумна.
Подумайте сами - он был моим единственным другом. Он один относился ко мне
с каким-то вниманием. И потом, каждый из нас занимался своим делом, наши
пути нигде не пересекались...
Кавендиш. Если во мне пробудилось что-то человеческое. Какое-нибудь
чувство, страсть, болезненная амбиция.
его была безупречна. И так как философ молчал, Несси заговорил снова:
Максимов Альберт
Андреев Николай
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Орловский Гай Юлий