Третьего дня конный полк в районе Коростеня открыл огонь по пехотному
полку сечевых стрельцов. В бандах Петлюры наблюдается сильное тяготение к
миру. Видимо, авантюра Петлюры идет к краху. По сообщению того же
перебежчика, полковник Болботун, взбунтовавшийся против Петлюры, ушел в
неизвестном направлении со своим полком и 4-мя орудиями. Болботун
склоняется к гетманской ориентации.
в деревнях, не имеет никакого успеха. Крестьяне массами уклоняются от нее,
прячась в лесах."
швырнул ее на тротуар. Прислушался.
городом.
еще раз на первой странице внимательно:
бандитов Петлюры.
банду в полторы тысячи человек. В плен взято 2 человека."
где-то на юго-западе. Турбин вдруг открыл рот и побледнел. Машинально
запихнул газету в карман. От бульвара, по Владимирской улице чернела и
ползла толпа. Прямо по мостовой шло много людей в черных пальто...
Замелькали бабы на тротуарах. Конный, из Державной варты, ехал, словно
предводитель. Рослая лошадь прядала ушами, косилась, шла боком. Рожа у
всадника была растерянная. Он изредка что-то выкрикивал, помахивая
нагайкой для порядка, и выкриков его никто не слушал. В толпе, в передних
рядах, мелькнули золотые ризы и бороды священников, колыхнулась хоругвь.
Мальчишки сбегались со всех сторон.
ресторана "Метрополь". Толпа расплывалась по снегу, как чернила по бумаге.
Турбиным, тот разглядел угольную корявую надпись на его боку: "Прапорщик
Юцевич".
спотыкаясь и роняя какие-то свертки на землю, врезалась с тротуара в
толпу.
сторону. Взвыла одна баба, за нею другая.
спину и дышал в шею.
это...
первым рассказать, бубнил голос, - выступили в Попелюху, заночевали всем
отрядом, а ночью их окружили мужики с петлюровцами и начисто всех
порезали. Ну, начисто... Глаза повыкалывали, на плечах погоны повырезали.
Форменно изуродовали.
голосок, и перед глазами у него позеленело. В мгновение мелькнули лица,
шапки. Словно клещами, ухватил Турбин, просунув руку между двумя шеями,
голос за рукав черного пальто. Тот обернулся и впал в состояние ужаса.
ничего не говорю. Я молчу. Что вы-с? - голос прыгал.
того, кого нужно. Под утиным барашковым носом торчала исключительной
благонамеренности физиономия. Ничего ровно она не могла говорить, и
круглые глазки ее закатывались от страха.
шапкам, затылкам и воротникам, кипевшим вокруг него. Левой рукой он
готовился что-то ухватить, а правой придерживал в кармане ручку браунинга.
Печальное пение священников проплывало мимо, и рядом, надрываясь, голосила
баба в платке. Хватать было решительно некого, голос словно сквозь землю
провалился. Проплыл последний гроб, "Прапорщик Морской", пролетели
какие-то сани.
ткнул им мальчишке в физиономию, приговаривая со скрипом зубовным:
поскользнулся и сел в сугроб. Лицо его мгновенно перекосилось фальшивым
плачем, а глаза наполнились отнюдь не фальшивой, лютейшей ненавистью.
шаря по снегу. Чье-то лицо в удивлении выпятилось на Турбина, но боялось
что-нибудь сказать. Чувствуя стыд и нелепую чепуху, Турбин вобрал голову в
плечи и, круто свернув, мимо газового фонаря, мимо белого бока круглого
гигантского здания музея, мимо каких-то развороченных ям с занесенными
пленкой снега кирпичами, выбежал на знакомый громадный плац - сад
Александровской гимназии.
родная Турбину гимназия. Восемь лет провел Турбин в ней, в течение восьми
лет в весенние перемены он бегал по этому плацу, а зимами, когда классы
были полны душной пыли и лежал на плацу холодный важный снег зимнего
учебного года, видел плац из окна. Восемь лет растил и учил кирпичный
покой Турбина и младших - Карася и Мышлаевского.
Его сердце защемило почему-то от страха. Ему показалось вдруг, что черная
туча заслонила небо, что налетел какой-то вихрь и смыл всю жизнь, как
страшный вал смывает пристань. О, восемь лет учения! Сколько в них было
нелепого и грустного и отчаянного для мальчишеской души, но сколько было
радостного. Серый день, серый день, серый день, ут консекутивум, Кай Юлий
Цезарь, кол по космографии и вечная ненависть к астрономии со дня этого
кола. Но зато и весна, весна и грохот в залах, гимназистки в зеленых
передниках на бульваре, каштаны и май, и, главное, вечный маяк впереди -
университет, значит, жизнь свободная, - понимаете ли вы, что значит
университет? Закаты на Днепре, воля, деньги, сила, слава.
до сих пор еще снящиеся, бассейны, из которых вечно выливается и никак не
может вылиться вода, и сложные рассуждения о том, чем Ленский отличается
от Онегина, и как безобразен Сократ, и когда основан орден иезуитов, и
высадился Помпеи, и еще кто-то высадился, и высадился и высаживался в
течение двух тысяч лет...
анатомического театра, белые палаты, стеклянное молчание операционных, а
затем три года метания в седле, чужие раны, унижения и страдания, - о,
проклятый бассейн войны... И вот высадился все там же, на этом плацу, в
том же саду. И бежал по плацу достаточно больной и издерганный, сжимал
браунинг в кармане, бежал черт знает куда и зачем. Вероятно, защищать ту
самую жизнь - будущее, из-за которого мучился над бассейнами и теми
проклятыми пешеходами, из которых один идет со станции "А", а другой
навстречу ему со станции "Б".
становилось понятно, что это покой мертвый. Странно, в центре города,
среди развала, кипения и суеты, остался мертвый четырехъярусный корабль,
некогда вынесший в открытое море десятки тысяч жизней. Похоже было, что
никто уже его теперь не охранял, ни звука, ни движения не было в окнах и
под стенами, крытыми желтой николаевской краской. Снег девственным пластом
лежал на крышах, шапкой сидел на кронах каштанов, снег устилал плац ровно,