read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Сквер был полон людей в штатском. Их было, пожалуй, не меньше полусотни, а за оградой виднелись еще.
- Все вчистую, ваше высокородие, - сказал один из "летучих", седоусый, но моложавый. - Некого арестовывать.
- Один все-таки живой, - ответил Эраст Петрович, отряхиваясь. - П-примитека его и уложите на скамью.
Агенты взяли было "гимназиста" на руки, но сразу же положили обратно.
- Как же, живой, - пробормотал седоусый. - Дырок с десяток будет.
И верно: лицо мальчика, хоть еще и не сбросило румянца, было явно и недвусмысленно мертвым. Снег на шинели в нескольких местах покраснел от крови, а во лбу, чуть пониже линии волос, чернело отверстие. Теперь стало понятно, отчего беднягу так дергало.
Эраст Петрович растерянно смотрел на безжизненное тело, заслонившее его от пуль, и потому не заметил, как сзади налетел Пожарский.
- Живы? Слава Богу! - закричал он, сзади обхватив Фандорина за плечи. - Я уж не чаял! Ну скажите Бога ради, что вас в левый сугроб-то понесло! Я ведь сто раз повторил: в правый прыгайте, в правый! Это просто чудо, что вас не задело!
- Так вот он, правый! - возмущенно воскликнул статский советник, разом вспомнив о своих тщетных прыжках в лежачем положении. - Я в него и п-прыгнул!
Князь захлопал глазами, посмотрел на Фандорина, на скамейку, на сугроб, потом снова на Фандорина и неуверенно хихикнул.
- Ну да, естественно. Я ведь на скамейку не садился, я на нее отсюда смотрел. Вот я, вот сугроб, справа от скамейки. А если сидеть, то он, разумеется, слева... Ой, не могу! Два мудреца... Два стратега...
И полицейского вице-директора согнуло пополам в пароксизме удушающего, неудержимого хохота, отчасти, несомненно, объясняемого спадом нервного напряжения,
Эраст Петрович улыбнулся, потому что веселье Глеба Георгиевича было заразительно, но снова зацепил взглядом тонкую фигурку в гимназической шинели и посерьезнел.
- Где Г-Грин? - спросил он. - Он сидел вон там, одетый отставным генералом.
- Такого, ваше высокородие, нет, - насупился седоусый, обернувшись к разложенным на аллее телам. -
Раз, два, три, четыре, пять, гимназист шестой. А боле никого. Эй, черти, где седьмой? Их семь было!
Князь больше не хохотал. Он обреченно огляделся по сторонам и, стиснув зубы, застонал.
- Ушел! Через ту самую канаву и ушел. Вот вам и победа. А я уж и реляцию в голове сочинил: потерь нет, Боевая Группа полностью истреблена.
Он схватил Фандорина за руку и крепко стиснул.
- Беда, Эраст Петровича, беда. У нас в руках остался хвост от ящерицы, а сама ящерица сбежала. Хвост она отрастит новый, ей не привыкать.
- Что б-будем делать? - спросил статский советник. Его тревожные голубые глаза смотрели в такие же тревожные черные глаза князя.
- Вы - ничего, - вяло ответил Глеб Георгиевич. Вид у него был уже не триумфальный, а померкший и очень усталый.
- Вы поставьте свечку в церкви, потому что сегодня Господь явил вам чудо, и отдыхайте. Теперь и от меня-то проку мало, а от вас тем более. Вся надежда, что филеры с агентами его где-нибудь зацепят. На квартиру он, конечно, не вернется, не дурак. Все известные нам красные, розовые и даже чуточку малиновые будут под негласным наблюдением. Гостиницы тоже. Я же иду спать. Если что, меня разбудят, а я дам знать вам. Только навряд ли... - Он махнул рукой. - Завтра утром будем снова строить козни. А сегодня всё, je passe (Я пас (фр.).).
Свечку в церкви Эраст Петрович ставить не стал, потому что суеверие, да и отдыхать почитал себя не вправе. Долг требовал отправляться к генерал-губернатору, у которого статский советник по разным неподвластным ему обстоятельствам не показывался уже четыре дня, и предоставить подробный отчет о состоянии розыска и расследования.
Однако являться в резиденцию его сиятельства вывалянным в снегу, с надорванным воротничком и в помятом цилиндре было немыслимо, так что пришлось заехать домой, но не более чем на полчаса. В четверть двенадцатого Фандорин, в свежем сюртуке и безукоризненной сорочке с галстуком-дерби, уже входил в приемную его высокопревосходительства.
В просторной комнате кроме Князева секретаря никого не было, и статский советник по всегдашнему обыкновению намеревался войти без доклада, но Иннокентий Андреевич, деликатнейше кашлянув, предупредил:
- Эраст Петрович, у его сиятельства посетительница.
Фандорин склонился над столом и написал на листке:

Владимир Андреевич, готов доложить о сегодняшней операции и всех предшествовавших ей событиях.
Э.Ф.

- Прошу срочно п-передать, - сказал он очкастому чиновнику, и тот, с поклоном приняв записку, нырнул в дверь кабинета.
Фандорин встал перед самой дверью, уверенный, что будет немедленно впущен, однако секретарь, вынырнув обратно, ничего ему не сказал и уселся на свое место.
- Владимир Андреевич прочитал? - недовольно спросил статский советник.
- Этого я не знаю, однако же шепнул его сиятельству, что записка от вас.
Эраст Петрович кивнул, нетерпеливо прошелся по ковровой дорожке - раз, другой. Дверь оставалась закрытой.
- Да кто там у него? - не выдержал Фандорин.
- Какая-то дама. Молодая и очень красивая, - охотно отложил перо Иннокентий Андреевич, кажется, и сам заинтригованный. - Имени не знаю, вошла без доклада. Фрол Григорьевич провел.
- Так Ведищев тоже там?
Отвечать секретарю не понадобилось, потому что высокая белая дверь тихонько скрипнула, и в приемную вышел сам Ведищев.
- Фрол Григорьевич, у меня срочное дело к его сиятельству, чрезвычайной в-важности! - раздраженно произнес Фандорин, но Князев камердинер повел себя загадочным образом: приложил палец к губам, потом тем же пальцем поманил Эраста Петровича за собой и, шустро переставляя полусогнутые ноги в войлочных полуваленках, заковылял по коридору.
Статский советник, пожав плечами, пошел за стариком, подумав: возможно, не так уж несправедливы сетования петербужцев, утверждающих, что московское начальство начинает от преклонных лет выживать из ума.
Ведищев открыл одну за другой пять дверей, несколько раз сворачивал то вправо, то влево и, наконец, вывел в узкий коридорчик, который, как было известно Фандорину, соединял кабинет генерал-губернатора с внутренними апартаментами.
Здесь Фрол Григорьевич остановился, снова приложил палец к губам и слегка толкнул низкую дверку. Та бесшумно приоткрылась, и обнаружилось, что в щель отлично видно всё, что происходит в кабинете.
Эраст Петрович увидел Долгорукого, сидевшего спиной, а перед ним, на удивительно близком расстоянии, какую-то даму или барышню. Собственно говоря, никакого расстояния не было вовсе - посетительница уткнулась лицом в грудь его сиятельства, из-за плеча с золотым эполетом виднелась лишь верхушка головы. Тишину нарушали только всхлипы, сопровождаемые жалобным пришмыгиванием.
Фандорин недоуменно оглянулся на камердинера, и тот вдруг выкинул очень странную штуку - подмигнул статскому советнику морщинистым глазом. Вконец сбитый с толку, Эраст Петрович вновь заглянул в щель. Увидел, как князь поднимает руку и осторожно гладит плачущую по черным волосам.
- Ну-ну, голубушка, будет, - ласково сказал его высокопревосходительство. - Молодец, что пришла к старику, что душу облегчила. И что поплакала, правильно. А про него я тебе так скажу. Выкинь ты его из сердца. Не пара он тебе. И никому не пара. Ты девочка прямая, горячая, наполовинку жить не умеешь. А он - хоть и люблю я его - неживой какой-то, будто инеем прихваченный. Или пеплом присыпанный. Не отогреешь ты его, не оживишь. Уж многие пробовали. Послушай моего совета, не трать на него душу. Найди себе какого-нибудь молодого, простого, ясного. С такими больше счастья, уж поверь старому человеку.
Эраст Петрович слушал речь князя, и точеные брови недоверчиво сдвигались к переносице.
- Не хочу я ясного, - гундосым от слез, но вполне узнаваемым голосом провыла черноволосая посетительница. - Вы ничего не понимаете, он живее всех, кого я знаю. Только я боюсь, что он любить не умеет. И еще все время боюсь, что его убьют...
Дальше Фандорин подслушивать не стал.
- Зачем вы меня сюда привели? - яростно прошептал он Фролу Григорьевичу и быстро вышел из коридора.
Вернувшись в приемную, статский советник, до чернильных брызг налегая на перо, написал генерал-губернатору новую записку, существенно отличавшуюся от предыдущей и по тону, и по содержанию. Но передать ее секретарю не успел - белая дверь распахнулась и послышался голос Владимира Андреевича:
- Ну иди, иди с Богом. И про совет мой помни.
- Здравствуйте, Эсфирь Авессаломовна, - поклонился статский советник вышедшей в приемную красавице.
Та смерила его презрительным взглядом. Невозможно было даже вообразить, что эта надменная особа только что всхлипывала и сморкалась, как оставленная без мороженого приготовишка. Разве что глаза, еще не просохшие от слез, блестели ярче обычного. Не удостоив Эраста Петровича ответом, Царица Савская удалилась прочь.
- Эх, - вздохнул Владимир Андреевич, глядя ей вслед. - Где мои шестьдесят пять... Да вы входите, голубчик. Извините, что заставил ждать.
По молчаливому уговору о недавней посетительнице говорить не стали, а сразу перешли к делу.
- Обстоятельства сложились таким образом, что я не имел возможности явиться к вашему сиятельству с д-докладом раньше, - начал Фандорин официальным тоном, но генерал-губернатор взял его за локоть, усадил в кресло напротив себя и уютно, добродушно сказал:
- Всё знаю. Фрол имеет доброжелателей и в Охранном, и в прочих местах. Донесения о ваших приключениях получал регулярно. И о сегодняшней баталии полностью осведомлен. Получил подробную реляцию от коллежского асессора Мыльникова, со всеми подробностями. Славный человек Евстратий Павлович. Очень хочет на освободившееся после Бурляева место. А что ж, можно перед министерством словечко замолвить. Я уж и депешку о сегодняшнем геройстве его величеству отбил - пораньше, чем ваш князек. Тут ведь главное, кто раньше доложит. Про вашу доблесть расписал в самых ярких красках.
- За это п-покорнейше благодарю, - в некоторой растерянности ответил Эраст Петрович, - однако же хвастать особенно нечем. Главный п-преступник скрылся.
- Один скрылся, а шестеро обезврежены. Это большущая удача, голубчик. У полиции давненько такой не бывало. И победа одержана у нас в Москве, хоть и с привлечением помощи из столицы. Из моей депеши государь поймет, что шестеро террористов, которые перебиты, - наша, московская заслуга, а что седьмой ушел - так это Пожарский проворонил. Я депешки-то составлять умею. Почитай, полвека по чернильным морям плаваю. Ничего, милостив Господь. Может, и поймут там (морщинистый палец князя ткнул в потолок, адресуясь не то к государю, не то непосредственно к Господу), что рано еще Долгорукого на помойку выкидывать. Прокидаются! И про ваше застрявшее представление на обер-полицеймейстерство я в депеше тоже помянул. Посмотрим, чья возьмет...
Из генерал-губернаторского дворца Эраст Петрович вышел в задумчивости. Надевая перчатки, остановился у афишной тумбы, зачем-то прочел набранное огромными буквами объявление:

Чудо американской техники!
В Политехническом музее проводится демонстрация новейшего фонографа Эдисона. Г-н Репман, заведывающий отделом прикладной физики, лично проведет опыт по записыванию звука, для чего исполнит арию из оперы "Жизнь за царя". Входная плата - 15 коп. Число билетов ограничено.

В спину статскому советнику ударил снежок. Эраст Петрович изумленно обернулся и увидел у тротуара легкие санки-двойку. На бархатном сиденье, откинувшись на гнутую спинку, сидела черноглазая барышня в собольей шубке.
- Садись, - сказала барышня. - Едем.
- Ябедничать начальству ходили, м-мадемуазель Литвинова? - со всей доступной ему ядовитостью осведомился Фандорин.
- Эраст, ты дурак, - коротко и решительно заявила она. - Молчи, а то опять поссоримся.
- А как же совет его сиятельства? Эсфирь вздохнула.
- Совет хороший. Обязательно им воспользуюсь.. Но не сейчас. Позже.
Перед входом в известный каждому москвичу большой дом на Тверском бульваре Фандорин остановился, одолеваемый противоречивыми чувствами. Итак, назначение, о котором так долго говорилось и в реальность которого Эраст Петрович уже перестал верить, наконец свершилось.
Полчаса назад во флигель на Малой Никитской явился курьер и с поклоном сообщил вышедшему в халате статскому советнику, что его незамедлительно ожидают в обер-полицеймейстерстве. Это приглашение могло означать только одно: вчерашняя депеша генерал-губернатора на высочайшее имя возымела действие, причем быстрее, чем ожидалось.
Стараясь производить как меньше шума, Фандорин наскоро совершил утренний туалет, надел мундир с орденами, прицепил шпагу - событие требовало формальности - и, оглянувшись на прикрытую дверь спальни, на цыпочках вышел в прихожую.
В карьерном смысле производство на должность второго по значимости лица в древней столице империи означало взлет в почти заоблачные выси: непременное генеральство, огромную власть, завидное жалованье и, главное, верный путь к еще более головокружительным высотам в будущем. Однако путь этот был усыпан не только розами, но и терниями, к худшему из которых Фандорин относил полное прощание с приватностью. Обер-полицеймейстеру полагалось жить в казенной резиденции - парадной, неуютной и к тому же соединенной с канцелярией; участвовать во множестве обязательных официальных мероприятий, причем в качестве центральной фигуры (например, на крестопоклонной неделе намечалось торжественное открытие Общества попечительства народной трезвости под патронажем главного городского законоблюстителя); наконец, подавать московским обывателям пример нравственной жизни, что, с учетом нынешних личных обстоятельств Эраста Петровича представлялось делом трудно выполнимым.
Вот почему Фандорину требовалось собраться с духом, прежде чем переступить порог своего нового обиталища и своей новой жизни. Как обычно, утешение отыскалось в изречении Мудрейшего: "Благородный муж знает, в чем его долг, и не пытается от него уклониться".
Уклониться было невозможно, медлить глупо, и Эраст Петрович, вздохнув, пересек роковую черту, с которой начинался отсчет новой службы. Кивнул откозырявшему жандарму, окинул долгим взглядом знакомый нарядный вестибюль и скинул шубу на руки швейцару. С минуты на минуту должна была подъехать генерал-губернаторская карета. Владимир Андреевич введет своего питомца в служебный кабинет и торжественно вручит ему печать, медаль на цепи, символический ключ от города - атрибуты обер-полицеймейстерской власти.
- Как трогательно, что вы в мундире и при орденах! - раздался сзади веселый голос - Значит, уже знаете? А я хотел вас удивить.
На широкой и короткой, в четыре мраморных ступе ни лестнице стоял Пожарский, одетый совсем не торжественно - в визитку и клетчатые брюки, но зато с широчайшей улыбкой на устах.
- Принимаю поздравления с благодарностью, - шутливо поклонился он. - Хотя, право, такая торжественность излишня. Прошу в кабинет. Я вам кое-что покажу.
Эраст Петрович не выдал себя ни единым жестом, но, случайно увидев в зеркале, как ослепительно сияют его ордена и золотое шитье на мундире, мучительно покраснел от постыдности своей ошибки. "Когда мир предстает совсем черным, благородный муж ищет в нем белое пятнышко", пришел на помощь Мудрейший. Статский советник сделал усилие, и белое пятнышко тут же отыскалось: зато не придется председательствовать над народной трезвостью.
Ни слова ни говоря Эраст Петрович проследовал за Пожарским в обер-полицеймейстерский кабинет и остановился в дверях, не зная куда сесть - диван и кресла были закрыты чехлами.
- Не успел еще обустроиться. Вот, давайте сюда. - Пожарский сдернул с дивана белое полотно. - Телеграмма о моем назначении получена на рассвете. Но это для вас не самое главное. А главное вот: присланный из Петербурга текст для газет. Предназначен для опубликования двадцать седьмого. Долгорукому же направлен именной указ. Читайте.
Эраст Петрович взял телеграфный бланк с грифом "совершенно секретно", заскользил взглядом по длинному столбцу, состоявшему из плотно наклеенных ленточек.

Сегодня, в высокоторжественный день рождения Его Величества Государя императора, Москва была осчастливлена великою, небывалою Царскою милость": Самодержавный Повелитель России поручил первопрестольную столицу Своей Империи непосредственному попечению Своего Августейшего Брата, Великого Князя Симеона Александровича, назначив Его Высочество московским генерал-губернатором.
В этом назначении лежит глубокий исторический смысл. Москва вновь вступает в непосредственное общение с Августейшим Домом Русских Царей. Вековая духовная связь, соединяющая Верховного Вождя русского народа с древнею русскою столицей, принимает ныне тот внешний, осязаемый вид, который имеет такое глубокое значение для ясного сознания всего народа.
Ныне Государь Император признал за благо еще более возвысить значение Москвы как национального палладиума, назначив в ней Своим представителем не кого иного как Августейшего Брата Своего.
Москвичи никогда не забудут той легкой доступности, которою отличался князь Владимир Андреевич, той сердечной предупредительности, с которою он относился ко всем обращавшимся к его помощи яйцам, о той энергии, с которою...

- Про легкую доступность уже прочли? - спросил Пожарский, которому, видно, не терпелось поскорей перейти к разговору. - Дальше можете не читать, там еще много, да всё пустое. Вот так, Эраст Петрович, вашему патрону конец. И теперь настало время нам с вами окончательно объясниться. Москва отныне меняется и такой, как при Володе Большое Гнездо, больше уже никогда не будет. Власть в городе устанавливается настоящая, крепкая, безо всякой "легкодоступности". Ваш шеф не понимал истинной природы власти, не отделял ее священную функцию от практической, и от этого ваш город застрял в патриархальности, никак не продвигаясь навстречу грядущему веку.
Князь говорил серьезно, убежденно, энергично. Пожалуй, именно таков он и был на самом деле, когда не лицедействовал и не хитрил.
- Священную власть в Москве будет представлять его высочество, мой покровитель, интересы которого я, собственно, здесь с самого начала и представлял. Теперь могу говорить об этом без утайки. Великий князь - человек мечтательного склада и особенных вкусов, о которых вы, вероятно, наслышаны.
Эраст Петрович вспомнил, что о Симеоне Александровиче поговаривали, будто он любит окружать себя хорошенькими адъютантами, однако было неясно, это ли имеет в виду Пожарский.
- Это, впрочем, не столь важно. Существенно то, что его высочество ни в какие дела кроме парадно-представительских вмешиваться не будет, то есть не станет замутнять мистический ореол власти "доступностью и сердечностью". Практическая же, то есть истинная власть над миллионным городом достанется московскому обер-полицеймейстеру, каковым с сегодняшнего дня являюсь я. Знаю, что писать доносы и наушничать вы не станете, потому и почитаю возможным быть полностью откровенным.
Глеб Георгиевич взглянул на ордена собеседника и чуть поморщился.
- Я иногда увлекаюсь, и, кажется, вас обидел. Вы должны меня простить. У нас с вами возник род глупого мальчишеского соперничества, и я не смог отказать себе в удовольствии подшутить над вами. Шутка получилась злой. Еще раз прошу извинения. Я знал о вчерашней депеше, в которой ваш патрон просил государя утвердить на должность обер-полицеймейстера вас. Долгоруковский секретарь, тишайший Иннокентий Андреевич, давно уже уловил, в какую сторону дует зефир, и сделался для нашей партии поистине незаменимым помощником. Но моя телеграмма легла на стол государю на полчаса раньше. Неужто вы подумали, что я после Брюсовского сквера и в самом деле спать пошел?
- Я об этом вовсе не д-думал, - сухо сказал Эраст Петрович, в первый раз нарушив молчание.
- Все-таки обижены, - констатировал Пожарский. - Ну виноват, виноват. Ах, да забудьте об этой шалости. Речь идет о вашем будущем. Я имел возможность оценить ваши незаурядные качества. Вы обладаете острым умом, решительностью, отвагой, а более всего я ценю в вас талант выходить из огня, даже не опалив крылышек. Я сам человек везучий и умею распознавать тех, кого опекает сама судьба. Давайте проверим, чья удача крепче, ваша или моя?
Он вдруг вынул из кармана маленькую колоду карт и показал ее статскому советнику.
- Угадайте, какая карта сверху, черная или красная.
- Хорошо, только положите к-колоду на стол, - пожал плечами Эраст Петрович. - Доверчивость в этой игре однажды чуть не стоила мне жизни.
Князь ничуть не оскорбился, а наоборот, одобрительно рассмеялся.
- Правильно. Фортуна фортуной, но нельзя загонять ее в угол. Итак?
- Черная, - не задумываясь объявил Фандорин. Пожарский подумал и сказал:
- Согласен.
Верхняя карта оказалась семеркой пик.
- Следующая т-тоже черная.
- Согласен. Вышел валет треф.
- Опять черная, - терпеливо, словно играя с ребенком в скучную детскую игру, сказал Эраст Петрович.
- Маловероятно, чтоб три раза подряд... Нет, пожалуй, красная, - решил князь и открыл трефовую даму.
- Так я и подозревал, - вздохнул Глеб Георгиевич. - Вы истинный баловень судьбы. Мне было бы жаль лишиться такого союзника. Знаете, я ведь поначалу счел вас субъектом хоть и полезным, но опасным. А теперь я вас больше за опасного не держу. При всех блестящих качествах у вас есть огромный недостаток. Вы начисто лишены гибкости, не умеете менять цвет и форму применительно к обстоятельствам, не способны сворачивать с намеченного пути на кружную тропинку. А стало быть, не подсидите и не воткнете нож в спину. Это искусство вы, конечно, уже не постигнете никогда, что меня вполне устраивает. Что же до гибкости, то тут я мог бы многому вас научить. Я предлагаю вам союз. Вместе мы сможем своротить горы. Речь пока не идет о какой-то определенной должности для вас, об этом мы еще договоримся. Мне нужно пока ваше принципиальное согласие.
Статский советник молчал, и Пожарский обезоруживающе улыбнулся:
- Хорошо, не будем спешить. Давайте пока просто сойдемся поближе. Я поучу вас гибкости, а вы меня - умению угадывать масть. Идет?
Фандорин немного подумал и кивнул.
- Отлично. Предлагаю перейти на "ты", а вечером скрепим и брудершафтом, - просиял князь. - Так что? "Ты" и "Эраст"?
- "Ты" и "Глеб", - согласился Эраст Петрович.
- Друзья зовут меня "Глебчик", - улыбнулся новоиспеченный обер-полицеймейстер и протянул руку. - Что ж, Эраст, до вечера. Мне скоро уезжать по важному делу.
Фандорин поднялся и руку пожал, но уходить не спешил.
- А как же поиски Грина? Разве мы не будем ничего п-предпринимать? Кажется, ты, Глеб, - не без усилия выговорил статский советник непривычное обращение, - говорил, что мы будем "строить козни"?
- Об этом не беспокойся, - ответил Пожарский с улыбкой Василисы Премудрой, говорящей Ивану Царевичу, что утро вечера мудренее. - Встреча, на которую я спешу, поможет окончательно закрыть дело о БГ.
Сраженный этим последним ударом, Фандорин ничего больше не сказал, а лишь уныло кивнул на прощанье и вышел вон.
По лестнице он спустился все той же понурой походкой, медленно пересек вестибюль, накинул на плечи шубу и вышел на бульвар, меланхолично помахивая цилиндром.
Однако стоило Эрасту Петровичу чуть удалиться от желтого здания с белыми колоннами, как в его поведении произошла разительная перемена. Он вдруг выбежал на проезжую часть и махнул рукой, останавливая первого же извозчика.
- Куда прикажете, ваше превосходительство? - молодцевато выкрикнул сивобородый владимирец, углядев под распахнутой шубой сверкающий орденский крест.
- Доставим в наилучшем виде!
Важный барин садиться не стал, а зачем-то оглядел лошадку - крепкую, ладную, мохнатую и ударил носком сапога по ободу саней.
- И почем нынче такая упряжка? "Ванька" не удивился, потому что работал по московскому извозу не первый год и всяких чудаков насмотрелся. Они, кстати, и на чай давали щедрее, чудаки-то.
- Почитай, сот в пять целковых, - похвастал он, конечно, малость приврав для солидности.
И тут барин в самом деле учудил. Достал из кармана золотые часы на золотой же цепке.
- Этому алмазному брегету цена самое малое - т-тысяча рублей. Забирай, а сани с лошадью мне.
Извозчик захлопал глазами и разинул рот, как околдованный глядя на яркие искорки, что заплясали по золоту под солнцем.
- Да соображай живей, - прикрикнул сумасшедший генерал, - а то д-другого остановлю.
"Ванька" схватил брегет, сунул за щеку, да цепь не поместилась - повисла поверх бороды. Вылез из саней, кнут кинул, рыжуху на прощанье по крупу хлопнул и давай Бог ноги.
- Стой! - крикнул ему вслед чудной барин, видно, одумавшись. - Вернись!
Обреченно извозчик поплелся назад к саням, но добычу из-за щеки пока еще не вынимал, надеялся.
- М-м-ма-м, мымым, мамымы муммы мумы, ма-момокумы, - промычал он с укоризной, что означало: "Грех вам, барин, такие шутки шутить, на водочку бы полагается".
- Д-давай еще меняться, - предложил малахольный. - Твою доху и рукавицы на мою шубу. И шапку тоже снимай.
Натянул бараний тулуп, нацепил овчинный треух, а "ваньке" бросил бобра с суконным верхом и нахлобучил замшевый цилиндр. Да как гаркнет:
- Всё, чтоб д-духу твоего здесь не было!
Ванька подобрал полы длинноватой ему шубы и припустил через бульвар, топоча латаными валенками, только цепь золотой ниткой болталась возле уха.
Фандорин же уселся в сани, почмокал лошади, чтоб не нервничала и стал ждать.
Минут через пять из двора обер-полицеймейстерского дома к подъезду подали крытый возок. Появился Пожарский с букетом чайных роз, нырнул в карету, и она тут же тронулась. Следом отъехали сани, в которых сидели двое господ - тех самых, Эрасту Петровичу уже знакомых.
Немножко выждав, статский советник залихватски свистнул, гикнул:
- Нно, ленивая! Вали!
И рыжуха тряхнула расчесанной гривой, звякнула бубенчиком, пошла в разбег.

* * *



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 [ 17 ] 18 19
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.