Чтение 17–й страницы книги ~Доллары царя Гороха~

- Понятия не имею.

- В могиле, - сообщила Люся, - вместе с Володей. Он там, и я бы тоже, обязательно. Но я все выполнила, очень аккуратно, довезла их в целости и сохранности. Знаете, получается, что я спасла жизнь Леонардо, и Клара все знала!

- Кто? - воскликнула я, услыхав знакомое имя.

- О-о-о, - протянула Люся, - в нашей семье произошла настоящая трагедия, давно, в конце семидесятых. Помните, что за времена были?

- Естественно, - ответила я, - Горбачев пришел к власти в восемьдесят пятом, а окончательно коммунистический режим пал лишь с появлением Ельцина. До того времени мы строили общество развитого социализма.

Глаза Люси заблестели. Очевидно, пожилая дама испытывает дефицит общения, сидит весь день одна, подруг с каждым годом становится все меньше, вот она и рада любой возможности почесать языком.

- Мой муж, - начала рассказ Люся, - был гениальный художник, опередивший свое время. Ему следовало появиться на свет значительно позже, вот сейчас бы Володя получил и известность, и деньги, и славу. Но, увы, при жизни его не понимали...

Я молча пила чай. Никакой новой информации от Люси я пока не услышала. К сожалению, очень часто лишь после смерти живописца его современники спохватываются и понимают, что рядом с ними жил гений. Вспомним хотя бы Ван Гога и Гогена. Оба умерли в нищете, абсолютно не оцененные ни критикой, ни простыми смертными. Но не прошло и десяти лет после их кончины, как лучшие музеи мира стали драться за право включить в свои коллекции полотна еще недавно осмеянных художников.

- Конечно, - продолжала Люся, - Володя мог бы писать так, как тогда требовалось... Ну, изображать сталеваров у печки или ткачих возле станка.

Он бы имел тогда все, даже больше, чем Леонардо, но - не хотел. Я его понимала и никогда не настаивала. Мы всегда перебивались с воды на квас. Знаете, Настенька росла удивительным ребенком. Другая бы девочка капризничала, требовала платьев, туфелек, а наша носила, что имела, и молчала. Настенька очень гордилась отцом, да и мной тоже.

Понимаете, я ведь поэтесса...

Слова буквально извергались изо рта Люси. Я мельком поглядывала на часы. Интересно, куда подевалась Настя? Уже половина девятого, а ее все нет!

- Но в начале восьмидесятых, - не останавливалась Люся, - мужу повезло. Он продал одну картину сотруднику американского посольства. Уж и не помню, кто дал ему наш адрес, да и самого американца я не встречала, вот деньги видела, доллары... Очень удивилась тогда.

Я кивнула. Конечно, удивилась. В советской стране хождение американских рублей было строго-настрого запрещено, а в Уголовном кодексе существовала статья, предусматривавшая очень суровое наказание за операции с валютой. Особенно власти приглядывали за представителями творческой интеллигенции, певцами, писателями, актерами, то есть теми, кого приглашали выступать за рубежом.

Естественно, устроители гастролей платили им гонорары. Но нашим людям предписывалось, получив валюту, незамедлительно идти в посольство и сдавать валюту в кассу, деньги вливались в казну государства. Я забыла сейчас, какую сумму оставляли тем, кто ее, собственно говоря, заработал. Впрочем, западные продюсеры и импресарио были в курсе грабительских законов СССР и пытались изо всех сил помочь тем, у кого отнимали честным трудом полученные деньги. Поэтому в документах они указывали смехотворные суммы, а остальное выдавали артистам в конвертах. Более того, великолепно зная, что в каждой группе балетных, цирковых или эстрадных деятелей имеется человек из КГБ3, или, как тогда говорили. Детского мира4, принимающая сторона во всеуслышание объявляла:

- Мы сделали советским артистам подарки. Вот эти шубы, нижнее белье, косметику, лекарства, кастрюли преподнесли им в презент.

Ясное дело, что наши все приобрели сами, но подарки не подлежали сдаче в казну. Впрочем, кое-кто ухитрялся протащить через границу "живые" доллары, а потом, уже на родине, продать их фарцовщикам. Но на привычную сейчас операцию купли-продажи валюты решались лишь самые бесшабашные граждане, остальные элементарно боялись.

Слишком ужасной могла быть расплата за сделку.

Но еще больше коммунисты не любили, когда наши люди вступали в контакты с иностранцами на территории СССР. Если вы встретились с подданным иного государства и имели с ним беседу, то будьте уверены, завтра же вас вызовут на работе в первый отдел и устроят допрос. Впрочем, кое-кому удавалось некоторое время тайно проворачивать свои делишки. И, как ни странно, плохо приспособленный к жизни Трошев, человек, предпочитавший жить в нищите долгое время, но не разменявший свой талант в угоду господствующим вкусам и потому работавший дворником, оказался из когорты тех, кто спокойно водил за нос всевидящий и всезнающий КГБ.

Глава 18

О том, что муж продает картины на Запад, Люся узнала совершенно случайно. В тот день она поехала к матери, которая жила в Подмосковье. Собралась на три дня, но, добравшись до вокзала, обнаружила, что забыла дома кошелек, и вернулась.

Дверь она открыла своим ключом, тихо вошла в комнату и вскрикнула от удивления. Володя сидел у стола, заваленного незнакомыми зелеными купюрами. Увидав остолбеневшую от изумления жену, он сначала растерялся, а потом сказал:

- Ладно, садись, сейчас объясню, в чем дело.

У Люсеньки чуть не случился обморок, когда она узнала правду. Оказывается, ее Володя вот уже некоторое время торгует своими картинами. Покупают их сотрудники американского посольства, платят, на взгляд Трошева, немыслимые деньги. У Володи есть план: собрать как можно больше валюты, полмиллиона, и уехать жить в США.

- Там меня ждут успех, деньги и понимание, - объяснял Люсе муж.

- Господи, какое богатство, - оторопев, пробормотала она, осторожно трогая пальчиком доллары, - а мы с Настей без зимней обуви ходим.

- Милая, - ласково ответил Володя, - мы не можем в Москве потратить даже цента, моментально попадем в поле зрения соответствующих органов. Вот уедем в США, там и заживем.

- Каким же образом ты собираешься оказаться в Америке? - удивилась Люсенька. - Никто нас туда не выпустит!

Трошев улыбнулся:

- Есть у меня идейка. Но для ее осуществления нам потребуется развестись.

- Ни за что, - твердо отрубила Люся.

- Я не собираюсь бросать тебя по-настоящему, - утешил ее муж. - Ты выйдешь замуж, конечно, фиктивно, за Семена Ваннера. Он решил уехать в Израиль, отбудешь с ним как его жена. Семену я заплачу за услугу. Если мы сейчас быстро провернем дело с расторжением брака и новой женитьбой, тогда года через два тебя выпустят.

Люся только моргала глазами.

- Ты не переживай, - объяснял Володя, - жить станем по-прежнему, вместе, просто оформим нужные бумаги. Пока ты получишь визу и укатишь в Тель-Авив, я переберусь в Нью-Йорк.

- Как?! - подскочила Люся.

Володя отмахнулся.

- Не думай об этом. Дело устраивает Майкл Юрген.

- Это кто?

- Всемирно известный коллекционер картин, меценат, миллиардер, владелец университета, в котором обучают художников, - перечислял муж, - он ищет у нас талантливых, на его взгляд, людей и приглашает их провести полгода в Штатах. Коммунисты хотят дружить с Юргеном, он им дает деньги.

Поэтому власти не противятся, когда Майкл отбирает для поездки в США художников. Я приеду в Нью-Йорк, ты тем временем разведешься с Семеном и тоже прибудешь в Штаты вместе с Настей.

Представляешь, как мы будем счастливы? Мои работы в Америке улетают на ура!

Люся только кивала, она вообще-то из всего вышесказанного поняла лишь одно: ей придется развестись с мужем.

- Деньги мои перевезут в дипломатической почте посольства, - заявил Володя. - А сейчас они хранятся тут.

Трошин пошарил за батареей, раздался тихий щелчок, Володя взялся за подоконник и приподнял его. Внутри открылся довольно глубокий отсек.

Через пару месяцев Володя начал осуществлять задуманное. Он расторгнул брак с Люсей. Жить они продолжали в одной квартире, что никого не удивило. Жилищный вопрос в Москве стоял остро, и сотни разведенных супругов вынуждены были маяться на одной территории. Понимая, что спешить нельзя, Трошин выждал примерно полгода, а потом Люся и Семен отнесли заявление в загс. Все проблемы взялся решить Юрген, который был в курсе затеваемой аферы. В посольстве Израиля визу будущим супругам Ваннер обещались дать просто-таки сразу. И Люся стала понимать: фантастический план претворяется в жизнь. Во всяком случае, начальная его часть прошла без сучка без задоринки. Может, и следующая пройдет без осложнений? Володя попросит убежища в США, семья снова соединится.

Но тут грянул гром. Восемнадцатого мая, число Люся запомнила на всю жизнь, муж пошел на очередную встречу с покупателем. Где-то в районе обеда зазвонил телефон, и незнакомый, какой-то бесполый голос сказал:

- Люся, Володя арестован.

- Как, где, почему? - залепетала она.

- Потом, - оборвал ее говоривший, - к вам скоро придут с обыском, действовать надо быстро.

Бери то, что спрятано, и езжай на Тишинский рынок.

- Зачем?

- Потом объясним, к тебе там подойдут. Держать ЭТО в доме опасно.

Как ни глупа, как ни болтлива была Люсенька, только даже до нее дошло: надо послушаться таинственного информатора.

Она сложила пачки долларов в хозяйственную сумку и поехала на Тишинку, суетное, гомонящее народом место. По внешнему виду Люся ничем не отличалась от домохозяек, озабоченных покупкой еды для семьи. В магазинах в те годы ассортимент был беднее некуда, а на рынке можно было купить.

Сделав вид, что приценивается к мясу, Люся принялась ходить вокруг прилавков. Вдруг ее уцепили за рукав чьи-то железные пальцы. Люся глянула вбок и хотела воскликнуть: "Привет!", но услышала тихое: "Молчи. Давай".

Около нее, одетый в старую, поношенную куртку, в немыслимо грязной кепке, козырек которой прикрывал почти половину лица, стоял Леонардо.

Потрясенная Люся отдала ему сумку, и приятель растворился в толпе. Когда она вернулась домой, ее ожидала милиция. Был произведен самый тщательный обыск, после которого в квартире не осталось ничего, что не было бы развинчено, распилено или расковырено. Естественно, нашли пустой тайник под окном.

И тут Люся проявила чудеса героизма. Когда ее начали допрашивать, она тупо повторяла одну фразу:

- Ничего не знаю, мы в разводе, я в дела бывшего мужа нос не совала, собираюсь расписаться с другим человеком, мы просто жили в одной квартире.

Люсенька ни единым звуком не намекнула на деньги, чем в конце концов спасла Володю и Леонардо. Впрочем, о том, какую роль играл лучший приятель мужа в этой истории, она и понятия не имела.

Потом произошло много всего. Фамилию Ваннер Люся так и не получила. Семен, перепугавшись насмерть, забрал из загса заявление. Деньги, заплаченные ему за услугу, он не вернул. Пообещал отдать осенью, но запамятовал, а Люся и не требовала долг, она даже не знала, сколько Володя заплатил Семену за аферу.

Трошева посадили в СИЗО, но до суда дело не дошло, художник покончил жизнь самоубийством.

Очевидно, в камере бывалые люди объяснили ему, что в случае смерти подозреваемого дело закрывается, и родственники остаются незамараны клеймом "дочь преступника" или "жена осужденного".

Впрочем, Люсина жизнь после смерти Трошева не изменилась бы, она ведь считалась бывшей женой Володи, а вот у Насти бы точно судьба оказалась поломанной. Наверное, мысль о дочери и заставила отца принять ужасное решение.

Люся замолчала, потом с горечью воскликнула:

- Вы женщина молодая, тех, советских времен не помните! Вот как мы ужасно жили. Сейчас художники свободно по всему миру ездят, валюту можно буквально на каждом углу поменять...

Я улыбнулась.

- Спасибо за комплимент, но я выросла, выучилась и работала при советской власти. А что же случилось с деньгами, которые унес Леонардо?

- Он сжег их, - спокойно ответила Люся.

Я изумилась до крайности:

- Как?

Она тяжело вздохнула:

- После смерти Володи прошло, наверное, месяца три, когда Леонардо с Марфой позвали нас с Настюшей в гости, на шашлык.

Трошева обрадовалась. Она, честно говоря, боялась, что Якунины отвернутся от нее. Но на знакомой шикарно обставленной даче маму с дочкой встретили, как всегда. После обильной еды и чаепития Леонардо позвал Люсю в глубь участка, посмотреть на купленные недавно садовые скамейки, ин отвел ее к забору и сказал:

- Люся, знаешь, сколько денег было в сумке?

- Много, - ответила Трошева, - но точную сумму не назову.

- Пойми меня правильно, - зачастил Леонардо, - хранить их дома очень и очень опасно. Я страшно рисковал, забирая у тебя торбу, просто смертельно! Поймай меня милиция - и что? Где бы я сейчас был? Я согласился на это лишь по одной причине: хотел помочь тебе и Насте. Чуть с ума не сошел, пока на дачу ехал, казалось, все знают, что лежит у меня в сумке, и вызовут милицию.

- Я сама чуть не умерла, ходя по Тишинке, - призналась Люся.

- Вот-вот, - обрадовался Леонардо, - следовательно, ты меня поймешь. В общем, приволок я эти деньжищи сюда и заметался, куда их деть. Ну и... сжег!

- Как? - вытаращила глаза Люсенька.

- Развел огонь в мангале, в котором шашлыки жарим, и побросал пачки туда, - ответил Леонардо.

- Господи, - прошептала Люся, - ты представляешь, какую сумму уничтожил!

- Нет, - ответил приятель, - а ты пересчитывала доллары?

- Нет, - прошептала Люся.

- Значит, так, - решительно заявил Леонардо, - деньги превратились в золу. Считай меня трусом, негодяем, сволочью, но я это сделал. С другой стороны, представь: ну вернул бы я их тебе, и что?

Куда бы ты делась? Стала бы распродавать доллары? Господи, Люся, очнись! Ты же совершенно не умеешь притворяться и мигом оказалась бы за решеткой. Пойми, с валютой не шутят! В нашей стране за нее мигом секир-башка делают.

Люсенька только кивала головой. Конечно, Леонардо был прав, куда деваться с кипой запрещенных в России долларов? Но Володя работал как зверь, чтобы получить эти деньги. Вставал в шесть утра к мольберту, а отходил от него ночью. Не денег жалко, а мужа, погибшего из-за них.

- Слушай сюда, - встряхнул Люсю Леонардо, - я понимаю, что виноват, и постараюсь исправить положение. Ты каждый месяц будешь получать от меня триста рублей.

- Зачем? - отшатнулась Люся.

- На еду и одежду, - рявкнул Леонардо, - считай, что я отдаю долг, ну те самые сожженные денежки, ясно?

- Не надо, - попыталась сопротивляться Люся, - мы и так проживем.

- Молчать! - заорал приятель и треснул кулаком по скамейке.

Раздался противный скрип, от лавочки отлетела деревяшка.

- Имей в виду, - неожиданно тихо произнес Леонардо, - приди мне в голову идиотская затея связаться с американцами, окажись я в тюрьме, а потом в могиле, Володя никогда бы не бросил Марфу и Сережу...

- Вот какие благородные люди встречались в нашем поколении, - завершила рассказ Люся, - до самой своей кончины первого числа каждого месяца Леонардо вручал мне конверт. Это его заслуга, что Настя ни в чем не нуждалась!

Я быстро произвела в уме нехитрые расчеты. Сумма, лежавшая в тайнике, по словам Люси, приближалась к пятистам тысячам долларов. Только что она, правда, говорила, что не знает, сколько денег было в сумке, но раньше сообщила, что Володя хотел набрать полмиллиона и начать дело с разводом.

Поскольку Люся и Володя перестали быть официально супругами, я могу предположить, что в тайнике набралось необходимое количество звонкой монеты. Ну а теперь все просто: насколько я помню, на черном рынке за один доллар давали четыре рубля. Три советские сотни - это, грубо говоря, семьдесят пять долларов, ну чуть больше. В году двенадцать месяцев, следовательно, Леонардо выплачивал Люсе девятьсот баксов. А теперь поделим пол-лимона на эту сумму и получим... более пятисот лет. То есть, чтобы полностью выплатить долг за сожженные купюры, Леонардо бы понадобилось почти шесть столетий. И Люся еще его нахваливает за честность!

- Кто такая Клара? - вернулась я к действительности.

- Клара? - недоуменно вскинула вверх брови Люся.

- Ну да, вы же сказали в начале разговора: "Я спасла жизнь Кларе".

- Ах вот о чем речь! - засмеялась Люся. - Клара!

- Да, пожалуйста, дайте мне ее адрес, собственно говоря, я за ним и пришла!

- Мама, - раздался звонкий голос, - с кем ты разговариваешь?

В комнату легким шагом вошла худенькая блондиночка в джинсах.

- Настюша! - обрадовалась Люся. - Представляешь, маньяка поймали! Вот, Дашенька рассказала. А еще она знала Леонардо и Марфу!

Я изумилась. Надо же, каким странным образом трансформируются мысли в голове у пожилой женщины. С чего она взяла, что я видела родителей Сергея?

- И пришла навестить тебя, - радостно закончила Люся, - она же ваша с Сережей подруга детства!

Настя холодно посмотрела на меня, проронила равнодушное "здравствуйте" и сказала:

- Мама, сейчас новости по НТВ начнутся, ты не хочешь посмотреть?

- Ой, - засуетилась Люся, - как же так? Ну совершенно забыла!

Причитая на разные лады, пожилая дама ушла.

Настя села за стол, взглянула на меня и сказала:

- Ну, предположим, Людмилу Сергеевну вы обманули, она человек наивный, к тому же практически ничего не видит из-за старости, а очки носить не желает, но мне-то врать бесполезно. Я ведь отлично знаю, что никогда с вами ранее не встречалась. Что вам надо?

- Я разыскиваю женщину, хорошую знакомую Сергея Якунина, по имени Клара. Она мне очень нужна, - быстро сказала я. - Кстати, я не представлялась знакомой Леонардо и Марфы. Честно говоря, я даже не понимаю, откуда ваша мама это взяла? Ехала к вам, думала, вы мне поможете. Клава, жена, вернее, вдова Сергея, сказала, что вы якобы ее знаете.

Настя перестала хмуриться.

- Вы что-то перепутали. Дамы по имени Клара в окружении Сергея не было никогда. А зачем она вам?

Я насторожилась. Настя лжет, она явно знает Клару и хочет сначала произвести разведку. Почему-то мне не хотелось говорить ей правду, и я, сделав самое серьезное лицо, заявила:

- Понимаете, я работаю в больнице, медсестрой.

Сергей Якунин умер на моих руках. Вы в курсе, что он скончался?

Настя молча кивнула.

- Перед самой смертью он попросил меня передать кое-что женщине по имени Клара.

- Что? - равнодушно спросила Настя.

- Книгу, - спокойно соврала я, - маленький томик стихов, ничего особенного, Лермонтов. Но ее адрес или телефон сообщить не успел, увы! Я подумала, что Кларой звали его жену, вообще-то она Клава, но родные могли ее звать Кларой, понимаете?

Настя молча смотрела мне в лицо.

- Она дала мне ваш адрес, а Людмила Сергеевна очень любезно меня приняла, рассказала удивительную историю своей жизни.

- Не стоит воспринимать слова Люси всерьез, - снова нахмурилась Настя, - к сожалению, у мамы не все в порядке с головой. Возраст сделал свое дело. Впрочем, и раньше, будучи молодой, она любила придумывать всякие небылицы. Она поэтесса, человек, обладающий невероятной, я бы сказала, болезненной фантазией. Ей следовало писать романы, но она сочиняла четверостишия. Ну а сейчас ее фантазия приняла просто гротескные формы.

- Мне Людмила Сергеевна показалась вполне адекватной, - возразила я, - и потом, она сказала, что, унеся из дома деньги, спасла Леонардо и Клару.

Настя изобразила удивление:

- Что? Какие деньги?

- Примерно полмиллиона долларов, которые ваш отец, Владимир Трошев, получил за свои картины.

Мгновение Настя молчала, потом рассмеялась:

- Ну мама! Ей-богу, это намного посильней, чем история про моего жениха-миллиардера, которую она рассказала на днях Нинель Иосифовне.

- Это кто? - машинально поинтересовалась я.

- Соседка, живет на седьмом этаже, над нами, - пояснила Настя, - буквально вчера она встретила меня во дворе и принялась поздравлять с помолвкой. Я ничего не поняла и сказала, что в ближайшем будущем вовсе не собираюсь выходить замуж. Ну и спросила ее, с чего она взяла, что я строю матримониальные планы? И слышу в ответ:

Люся рассказала и про жениха-богача, и про дом на берегу озера, и платье описала, и туфли, и кольцо...

Честно говоря, мама меня не первый раз в идиотское положение ставит. Она всю жизнь была такой.

Одного не пойму: почему люди ей верят? Пятьсот тысяч долларов! Вы хоть представляете, какие это деньжищи?

Я хотела было ответить "да", но вовремя вспомнила, что представилась простой медсестрой, и сказала:

- Нет.

- Я тоже, - подхватила Настя, - мой отец умер, и нам...

- Он покончил жизнь самоубийством в тюрьме? - перебила я Настю.

- Ну это уже слишком! - возмутилась она. - Ни в какие ворота не лезет! До сих пор мама не говорила об отце гадостей. Нет, конечно. Папа скончался от инсульта, достаточно давно. Извините, я ничем вам не помогу, никакую Клару не знаю. Книгу, если хотите, можете оставить у нас. Я сохраню ее на память о Сергее.

- Что же вы даже не пришли на его похороны? - вырвалось у меня.

Настя побарабанила пальцами по столу.

- Клавдия ненавидит меня, она всю жизнь ревновала Сергея ко мне, кстати, совершенно зря, мы с ним просто дружили. Я в момент смерти Сережи была в командировке, вернулась лишь сегодня утром. Простите, но вынуждена с вами попрощаться, очень много дел предстоит по дому сделать.

Я спокойно, словно меня никто не выставлял вон, откланялась и ушла.

Глава 19