Чтение 17–й страницы книги ~Бродячее сокровище~

Эпохальная сцена отодвинулась на задний план, а на переднем появился диктор - здешний диктор, ничуть не похожий на тех элегантнейших и неулыбчивых жрецов Центрального телевидения, что любую новость сообщали советскому народу с чопорностью английских лордов и леди. Этот, парткома и цензуры на него нет, держался не в пример непринужденнее, улыбался во весь рот, подмигивал с экрана, даже гримасничал, зараза...

За столиками вновь раздался взрыв хохота.

- О чем это он? - спросил Мазур. Кристина прислушалась:

- Трудно объяснить, раз ты не знаешь испанского и местных словечек... Учено выражаясь, непереводимая игра слов. Высмеивает русского лидера, которому опять забыли поменять батарейки...

Сама, она улыбалась во весь рот - судя по реакции зала, диктор и впрямь отмочил нечто юморное. Мазур с мнимой беззаботностью смотрел на экран, где смертельно больной, никаких сомнений, человек с величайшим трудом пытался связать пару слов и сделать пару простых движений.

В глубине души Мазур корчился от стыда. Никто тут не знал, кто он и откуда - но этот живой труп на цветном экране был человеком номер один в его стране. И не стереть с лиц окружающих это искреннее веселье, имеющее, между нами, веские поводы...

Он давно уже не верил ни в какие "измы". Перерос и комсомольский задор и какую бы то ни было убежденность в том, что некое учение - единственно верное. Он просто жил. И служил. Не этому живому олицетворению хворей, а стране - потому что страна точно так же жила, служила и работала, и далеко не все трудились спустя рукава, наверняка движимые той же нехитрой логикой. Мазур был отдельно, а те, в Кремле -отдельно. Убрать их оттуда не в человеческих силах (еще и оттого, что никто не представлял, кто и что могло бы придти на смену), бороться против них было бессмысленно, нелепо, невозможно. Оставалось исправно служить тысячелетней державе, потому что она - Родина, как бы ни именовалась в разные времена и кто бы ни стоял во главе. Год с лишним назад он, опять-таки, как и многие, воспрянул было, когда пришел Андропов и по стране шумнули очевидные перемены - но потом Андропов проплыл на лафете к краснокирпичной стене, на его месте оказался этот, и вновь потянуло явственным запахом болотной тины. И все, кого он знал, снова понурились, зарекшись дергаться душою - тянули лямку...

Но куда денешься от этого саднящего стыда, глядя на беззаботно кривлявшегося паяца и живой манекен за его спиной, что-то там шамкавший не в такт мимике...

- Ужас, правда? - весело спросила Кристина. - Честное слово, мне их жалко.

- Кого?

- Русских.

- Почему? - как мог беззаботнее спросил Мазур.

- Несчастный народ. Терпеть над собой такое вот... Я политикой мало интересуюсь, но их, наверное, следовало бы завоевать только ради того, чтобы избавить от этих старых клоунов...

"Это нам следовало бы завоевать эту долбанную страну, - сердито подумал Мазур. - Поскольку погрязла в самом неприкрытом разврате: банановая республика, американские марионетки, а меж тем в средней руки кабаке красуется цветной ящик, который не у всякого секретаря обкома сыщется. И любой - любой, вроде меня! - может в пять минут за смешные деньги снять отдельный домик с садиком, пусть и крохотным, и жить там с девушкой, не предъявляя никому ни паспорта со штампом о браке, ни прописки. Форменный разврат, нет на них единственно верного учения, нет на них парткомов, женсоветов, вечерних университетов марксизма-ленинизма и определяющего года решающей пятилетки... "

- Что с тобой? - спросила Кристина. - У тебя лицо сделалось... старое. Хорошо хоть, на миг.

Как мог естественнее Мазур ответил:

- Представил, что мог бы стать таким вот... -и кивнул на огромный цветной экран.

Она поежилась:

- Действительно, ужас... Нет уж, предпочитаю погибнуть в расцвете лет. Неожиданно, как от молнии. Идешь по улице - а по тебе вдруг шарахнут из пулемета... И ничего не успеваешь понять. Здорово, верно?

"Дура, - подумал Мазур мрачно. - Салажка. Вообще-то в этом есть своя сермяжная правда, но вот насчет того, что это здорово - сильно сомневаюсь. Просто-напросто ни по тебе, ни по твоим друзьям и знакомым, ручаться можно, в жизни не лупили из пулемета. А это, между прочим, процесс не из приятных... "

- Здорово, - поддакнул он механически. - А еще лучше - атомной бомбой по макушке, чтобы уж наверняка... тебе здесь еще не прискучило?

- А что? - ответила она прямым, откровенным взглядом. - У тебя возникли идеи получше?

- Сам не знаю, как их назвать, - сказал Мазур. - Идея у меня проста: расплатиться с этим предупредительным юношей в белом, поймать такси и ехать домой, дама против?

- Дама не против, - медленно сказала Кристина. - У нее есть одно уточнение: она была бы не прочь сначала погулять по ночным улицам, согласно классическим канонам... Традиции ради. А то очень уж современно получается...

- Как пожелает дама, - сказал Мазур, жестом подзывая официанта.

Он надеялся, что романтичная прогулка по ночным улицам в стиле робких пионерских ухаживаний надолго не затянется - Кристина как-никак была из соблазняемых, а не совращаемых. Так оно и оказалось: уже через четверть часа они сидели в такси, а еще через столько же оказались в домике, где Мазур очень быстро убедился, что двадцатый век берет свое, и развесистое генеалогическое древо ничуть не мешает девушке из благородного рода быть раскованной и изобретательной, да вдобавок жарким захлебывающимся шепотом преподносить порой на ушко такое, отчего благородные предки, воспитанные в незыблемых традициях, могли и вертеться в гробах, как курица на вертеле. Ну, а неотесанный австралиец от таких реплик только пофыркивал, следую желаниям дамы - и долгонько им следовал, иногда для разнообразия давая волю своей моряцкой фантазии. Много времени прошло, прежде чем красотка успокоилась в надежных объятиях бродяги и авантюриста и надолго там притихла.

Мазур блаженно отдыхал - поскольку тоже был не железный. Лишь ощутив в стиснутой крепкими объятиями добыче некое шевеление, осведомился на ушко:

- Ну, и каково это - оказаться во власти разнузданного бродяги?

- Я бы сказала, неплохо, - все еще чуточку задыхаясь, созналась очаровательная и разгоряченная добыча.

- Ничего удивительного, - сказал Мазур. - Скромности ради следует уточнить, что меня считали непревзойденным любовником во всех портах от Аделаиды до Шанхая...

За каковую похвальбу тут же получил игривую невесомую пощечину. И сказал:

- Интересно, а как будет по-испански звучать... - и повторил ей на ухо то, что недавно от нее же и услышал.

- Понятия не имею, - оскорбленным тоном заявила Кристина. - И вообще, откуда ты взял эту похабщину?

- Одна красотка недавно на ушко шептала.

- Боже, с кем ты только путаешься... В каком-нибудь из портовых заведений, надо полагать?

- Листал я как-то от скуки книжку одного малого, по фамилии, кажется, Шукспер, - сказал Мазур. - Замечательная там была фразочка: "о женщины, вам имя вероломство... "

- Совершено не понимаю, о чем ты.

- Браво, - сказал Мазур. - Следуя этакой логике, я и сейчас пребываю в полном затмении чувств? В галлюцинациях? Потому что у меня сейчас устойчивая галлюцинация: усиленно мерещится, что в руках у меня лежит нагая, как правда, красавица из знатного рода, уходящего корнями...

- Джонни, милый... Могу тебе по секрету сказать, что и сто лет назад, когда мораль была куда как твердокаменнее, случалось все же, что в руках у всяких нахалов полеживали красавицы знатных родов. Нагие, как правда и уходящие корнями. И двести и триста... Это жизнь, ничего тут не поделаешь. Так что не считай себя Колумбом в данном вопросе...

- Да господи, я ж прекрасно вижу, что ни в каких я смыслах не Колумб...

- Хам.

- Скорее уж - охальник, сказал Мазур. - Интересно, а в испанском есть какое-нибудь словечко вроде "охальника"?

- Масса, - фыркнула Кристина. - Фреско, сильвергуенца, а применительно в нашей стране - дескарадо...

- Красиво звучит, - сказал Мазур. - Почти как "идальго". Ничего, если я закурю в постели?

- Только если будешь стряхивать пепел в пепельницу, аккуратно.

- Клянусь на Библии...

Он с удовольствием выпустил дым, бледным облачком потянувшийся в распахнутое окно. Стояла тишина, из крохотного садика наплывала влажная прохлада, соблазненная красавица примолкла, и это было совсем хорошо - Мазур терпеть не мог, когда партнерши в аккурат после бурного общения начинали идиотски щебетать, а то и справляться о накале и серьезности чувств.

- Что это ты так выжидательно косишься? - спросила прильнувшая к нему Кристина.

-Жду- Чего?

- Не начнешь ли ты выяснять, как я тебя люблю - просто крепко или вовсе уж нестерпимо...

- Не дождешься, - сказала она решительно. - Я же не дура. Прекрасно представляю, сколько у тебя было таких дурочек...

- О боже, радость-то какая! - воскликнул Мазур. - Ты уже ревнуешь к прошлому, несравненная моя? Наконец-то я дождался этого трепетного момента...

- Не дождешься, - повторила она.

- Увы, увы... - грустно сказал Мазур. - В таком случае происходящее, надо полагать, приобрело иную тональность? Холодная и бездушная красавица из высшего света завлекла в свои сети простодушного морячка, сделав его игрушкой мимолетных страстей...

- Знаешь, что мне в тебе по-настоящему нравится, Джонни?

- Давай угадаю. То ли несравненные качества любовника, то ли безумная смелость, то ли уточненный интеллект...

- Да нет, - сказала Кристина серьезно, - В тебе сейчас нет ни капли самодовольства, то есть того, чего я в мужчинах не переношу.

- Ну, это мы поправим, - сказал Мазур, звонко шлепнув ее пониже талии и гнусавым голосом осведомился: - ну и как, детка, кайфово тебе?

- Я серьезно, паяц...

- Ну, это снова дала о себе знать здоровая австралийская закваска, - сказал Мазур. - Мы, дети нетронутой природы, непосредственны и естественны, как дикари. За это нас и любят порядочные женщины от Огненной Земли до Лиссабона, а некоторые, извини за пикантную подробность, даже с нами иногда спят...

- Уснешь с тобой...

- Это намек? - удивился Мазур, распуская руки.

- Да нет, констатация факта... - она решительно отстранила самую из двух предприимчивую конечность Мазура, вздохнула: - Вот понять бы тебя еще...

- Да брось, - сказал Мазур. - Я - насквозь понятный паренек, простой, как дорожный знак...

- Послушай, простой паренек... Ты что, всерьез собираешься, когда получишь деньги, открыть в Австралии какую-нибудь карликовую туристическую контору?

- А что? - мечтательно глядя в потолок, пожал плечами Мазур. - Австралия - чудесное место, разве что чуточку сонная и патриархальная, но не на всякий взгляд. Народец там живет без особых проблем. Проблемы, пожалуй что, начинаются в одном-единственном случае: когда кто-то решит выбросить накопившиеся в доме старые бумеранги. Вот это - проблема, честно...

- Я серьезно.

- Ну, а почему бы и нет?

- Это на тебя как-то не похоже: сидишь с мегафоном в прогулочной шаланде и старательно талдычишь туристам про красоты Большого Рифа...

- А что, можешь предложить что-нибудь получше? - Да нет, просто размышляю вслух... Однако в ее голосе, Мазур мог поклясться, все

же угадывался некий подтекст. Был там подтекст, право слово...

Мазур без особого удивления насторожил уши. Может, это и было то, чего он давно дожидался? "Милый, а не хочешь ли ты поработать немножко на безобидную контору с аббревиатурой ЦРУ? У меня, вот, кстати, и подписка с собой, смертельное обязательство, только закорючку поставь... " Дождался, а? Или в промежутке меж двумя ленивыми поцелуями предложит, подобно незабвенному алькальду, вступить в какую-нибудь местную мафию? Или это будет что-то третье - но того же пошиба...

- Я просто размышляла вслух, - повторила Кристина словно бы чуточку отчужденно. - Чертовски хочется тебя понять...

"Очень надеюсь, что тебе это не удастся, милая, - мысленно ответил ей Мазур. - В свое время такие штучки не прошли у людей постарше и поопытнее, иные были при воинских званиях, а иные - с богатым и насквозь предосудительным жизненным опытом. Но я от них от всех благополучно укатился, что твой колобок... "

Самокритичности ради следовало вспомнить, что иные его и обыгрывали в чем-то, пусть не в главном - но ей не положено знать ни о чем подобном...

- Ты знаешь, я сам себя не всегда понимаю, сказал он честно. - Где уж другому, после недолгого знакомства... Что ты фыркаешь?

- Ты как-то очень серьезно это сказал... - Так это чистая правда, - сказал Мазур.

- Чего ты, например, хочешь от жизни? Тьфу ты! Неужели начиналась другая крайность - не идиотский щебет с "зайчиком" и "плутишкой", а высокоумные беседы? Он и этого терпеть не мог: при чем тут философические беседы за жизнь, мы не в пивной...

- А ты?

- Нет, серьезно?

- О господи, это же азбука, - сказал Мазур. - Перерезать вам с Хольцем глотки, ему -без малейших эмоций, тебе - содрогаясь от сентиментальных воспоминаний, захапать камешки и с алчной ухмылкой вразвалочку удалиться за горизонт...

- Вот и молодец... - промурлыкала ему на ухо Кристина. -Я, кажется, поняла... Ты попросту боишься отношений, а? Чего-то более-менее постоянного и прочного. С упором на "боишься".

"Черти б тебя взяли, - сердито подумал Мазур. - Ты не только красивая, но и умная, надо же. Вот именно, в точку. Ну какие, в бога в душу, в моем положении могут быть отношения! Когда я - это и не я вовсе? Когда я в вашу страну заглянул на минутку, по другим делам, вовсе не предполагая, что застряну здесь надолго? Когда меня и на свете-то не существует, собственно говоря? Ну какие тут отношения, какое постоянство, какая прочность? Не бывает у призрака ничего такого... "

- Отношения, знаешь ли, бывают разные, - сказал он. - Однажды, давно тому, я на одном экзотическом островке угодил в лапки к молодой и смазливой особе вроде тебя - с длинной родословной и утонченными манерами... вот только у нее, в отличие от тебя, были огромные плантации, куча преданных слуг и все такое... Она как раз хотела постоянных и прочных отношений...

- Замуж за тебя хотела?

- Нет, все было гораздо проще и прозаичнее. Она была в роли арабского шейха, ну а я, как легко догадаться - в роли белокурой гаремной красотки... Знала бы ты, каких трудов стоило смыться от этих постоянных и прочных отношений...

- Байки рассказываешь?

- Самое смешное, милая - это и в самом деле было однажды...

Было, было. Лет десять назад, и именно на экзотическом островке. Такую правду о себе можно было рассказывать смело - он в тех местах не засветился, прошлое быльем поросло, даже лучшие аналитики из Лэнгли за давностью лет и малозаметностью тех событий не отыщут параллелей и ассоциаций...

- Она была страшная?

- Самое печальное, что она была чертовски красивая, - сказал Мазур. - Порода, знаешь ли...

И поймал себя на том, что не может вспомнить ни ее лица, ни имени - в свое время это было побочным, случайным, очередной неприятностью, постигшей одинокого странника... Потому и в памяти не задержалось, очищая место для профессиональных забот.

- Тебе это неприятно вспоминать?

- Ну что ты, - сказал Мазур. - Не к педрилам в лапы попал, в самом-то деле. Наоборот, приятно вспомнить, как ловко я оттуда сделал ноги...

- Ну, в таком случае, я могу невозбранно посмеяться. Прости, ничего не могу с собой поделать, - и она, уже не пытаясь сдерживать смех, еле выговорила: Стоило только тебя представить в роли гаремной красотки, услаждающей эротическими плясками хозяина, то бишь хозяйку...

Она перевернулась на живот и принялась самозабвенно хохотать в подушку. Мазур был только рад, что удалось увести далеко в сторону принявший опасное направление разговор, и нисколечко не обиделся. Процедил сквозь зубы:

- А все ли ты знаешь, хохотушка, о печальной участи приличных девиц, попавших в лапы моряков?

И сгреб в охапку, перевернул на спину, лишний раз убедившись, что бесцеремонно овладеть хохочущей красавицей - штука приятная.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

МАЛЕНЬКИЙ ЖИВОПИСНЫЙ ОСТРОВ

Сначала было только море, потом на горизонте обозначился темный бугорок, вскоре превратившийся словно бы в клочок свежего зеленого мха на синем бархате. Кораблик плыл себе в волнах на раздутых парусах, и безымянный остров вырастал довольно быстро, Мазур мог уже различить и голые сероватые утесы, торчавшие из зеленой кипени Листвы, и отвесные склоны, и небольшой заливчик.

- Подходим, герр Хольц, - сказал он стоявшему рядом немцу и доброжелательно добавил:

- Самое время черкануть вас ножичком по глотке и отправить на дно, вы ведь, собственно, и не нужны уже... Теперь можно обойтись и без вас.

Немец, покосившись на него без особой тревоги, буркнул:

- Спасибо на добром слове. Вы очень энергичный и вежливый юноша. Вот только быть вашим соседом - избави господи. Переборки тонкие. Полночи спал вполглаза из-за ваших кувырканий. Ближе к утру она принялась стонать вовсе уж самозабвенно и развратно. Если не секрет, что вы с ней такое проделали, какие-нибудь бордельные приемчики?

Мазур, и глазом не моргнув, преспокойно ответил:

- Как вам сказать... Вы - человек старшего поколения, пуританского и консервативного, не поймете...

- Просто интересно, что нужно проделать с девчонкой, чтобы она так охала.

- Дрочили, поди? - светски поинтересовался Мазур. - Нас слушая?

- Перебьюсь. Скоро у меня будет куча таких же, а то и получше... - он покосился на Мазура, цинично ухмыляясь. - Вообще, я думаю, морской бордельный опыт в данном случае пошел на пользу? В портовых заведениях можно нахвататься достаточно, чтобы привести в совершеннейший восторг приличную девочку из хорошей семьи. Пусть и научившуюся кое-чему у пылких латиносов. Судя по ночным звукам, она вами вполне довольна. Стоило постараться ради миллиончика в твердой валюте? Если не секрет, вы у нее просто хотите выжулить камешки, полностью подчинив благодаря неплохому бордельному опыту, или метите выше - законный муж, чистый паспорт, здешний истеблишмент?

- А в рыло? - лениво поинтересовался Мазур.

- Ну-ну, не злитесь. Должен же я хоть как-то расквитаться за все ваши подковырки... - он убежденно продолжал: - Пожалуй что, я угадал насчет последнего. Вы, конечно, нахальный и дерзкий щенок, но не походите что-то на мелкого авантюриста, способного только сгрести камушки и сбежать...

- Спасибо за комплимент.

- Ну что вы, всегда рад...

- А все-таки, так ни разу и не вздрочнули?

- У вас в семье кто-то воевал, а? Вы меня не просто подкалываете, Джонни. Я вам категорически не нравлюсь... Воевали? Отец, дядя, а то и дед?

- Да, сказал Мазур, благо для такого заявления вовсе не требовалось выходить из роли, учитывая, сколько австралийцев прошли Вторую мировую. - Морские офицеры.

- Кто-то погиб?

- Бог миловал. Но хлебнули горького. - Что поделать, Джонни, это война...

- А разве мы первые начали?

- Ну и что? - сказал Хольц с застывшим лицом. - Я ведь тоже могу кое о чем припомнить, Джонни. Например, о своих родителях, которых перемешало с кирпичной пылью в Дрездене. А они, между прочим, были совершено штатскими людьми, я первый военный в семье... Что вы примолкли? По-моему, мирного населения в Дрездене погибло даже побольше, чем в Хиросиме. Это ведь ваши бомберы, Джонни, превратили Дрезден в крошево - американские, английские, австралийские... Думаете, мне не хочется временами заехать вам в рыло?

Мазур молчал, отвернувшись. Ему не хотелось платить по совершенно чужим счетам, поскольку в том, что он услышал, был, надо сказать, свой резон: союзнички и в самом деле угробили кучу цивильного народа в Дрездене, где не имелось, строго говоря, никаких военных объектов. Но что же, прикажете за них отдуваться?

- Вот то-то, - сказал Хольц примирительно. - Бросьте, Джонни. Как-никак прошло сорок лет, если нам с вами и есть что делить, так только камушки... - он смотрел вперед неотрывно, жадно, с изменившимся лицом. - Сорок лет, Джонни... А помню, как сейчас. Во-он там всплыла субмарина, там она и пошла ко дну... В том заливчике.

Пожалуй, на лице у него была не алчность - а натуральнейшая ностальгия по тем' благословенным временем, когда он был на сорок лет моложе... Мазур давно уже присматривался к оттопыренным карманам мешковатой армейской куртки немца. И наконец, решив не церемониться, похлопал ладонью. Поднял брови:

- Крепенько вооружились...

- Ничего особенного, - сказал Хольц с ухмылочкой. - Хорошие гранаты, бельгийские. В войну у нас были гораздо хуже... между прочим, у меня еще и автомат в сумке. Так что не рекомендую со мной шутки шутить. Вообще-то человек, который собирается перерезать компаньону глотку, не станет предварительно пару дней шутить вслух на эту тему, как вы со мной. Наоборот, будет притворяться вернейшим другом. И все равно, смотрите у меня...

- Вообще-то мне хотелось бы повторить то же самое... Кто вас знает, Хольц, вдруг вы не захотите делиться. Мало ли что вы обязаны многим ее отцу...

Немец покосился на него, усмехнулся чуть покровительственно.

- Дело не в обязательствах перед ее отцом, Джонни, а в том, что он жив и способен в случае чего устроить сущую вендетту... В мои годы как-то не хочется вновь пускаться в странствия, да чтобы вдобавок моя физиономия красовалась на стенках всех полицейских комиссариатов...

Остров был уже кабельтовых в пяти. Два невозмутимых индейца, от которых Мазур за все время плавания не услышал ни словечка, проворно убирали парус на единственной мачте. Суденышко замедляло ход - крепкий, добротный пятидесятифутовый кораблик, именовавшийся без затей "Langostino" (ничего удивительного, учитывая его трудовое прошлое). Затарахтел движок.

Парус упал, как театральный занавес, и Мазур увидел Кристину - она стояла у бушприта, прямая и напряженная, в обтягивающем алом купальнике, и ветерок красиво трепал ей волосы.

- Повезло вам, Джонни, что она такая красоточка, - тихо сказал Хольц. - окажись она жуткой уродиной, все равно пришлось бы трахать со всем усердием бриллиантового сверкания ради...

- Подите к черту, - сказал Мазур. - А то, в самом деле, смажу напоследок по морде...

- Лишь бы не ножом по глотке, - хмыкнул Хольц. - Морду бить я и сам умею...

Он нагнулся, расстегнул "молнию" на огромной бесформенной сумке, извлек оттуда небольшой плоский автомат - бразильскую копию датского "Мадсена" - брезентовый подсумок с полудюжиной магазинов. Перекинул ремень через плечо, обронил, не отрываясь от бухточки прищуренных глаз:

- Ну, пора смотреть в оба, Джонни... Самое веселое начинается. Главное - не добыть клад, а унести с ним ноги...

- Резонно, - сказал Мазур без улыбки.

И проверил "Таурус", заткнутый за пояс не так бездарно, как в голливудских кинофильмах, где пушки то и дело суют возле пряжки, на брюхо, а в таковой позиции любой ствол провалится в штаны после пары энергичных шагов. Люди опытные знают, что гораздо практичнее будет носить пистолет за поясом сбоку и слева, там его надежно прижимает бедром...

Зеленая стена леса была совсем близко, и там незаметно для прибывших мог сосредоточиться добрый батальон со штатным вооружением, если не полк. Мазур успокаивал себя тем, что ни один конкурент не знает точного места. И все же было зябковато, неуютно стоять на палубе кораблика, оказавшегося посреди бухточки - он привычно поставил себя на место наблюдателя в любой из сотни подходящих для этого точек: как на ладони, словно горошинка на тарелке, шарахнул из доброго пулемета пониже ватерлинии, выставил на берегу дюжину головорезов - и бери тепленькими весь экипаж "Креветки", которому не останется другого выбора, разве что самоубийственно плыть в открытое море... До континента поболе сотни миль, а до соседнего островка не менее двадцати, что тоже не решает проблемы...

Подошла Кристина, свежая, чуточку нервно двигавшаяся, с блестевшими глазами. Глядя на нее, Мазур в который уж раз в жизни мимолетно удивился: как они только ухитряются, наши милые женщины, выглядеть столь добродетельно и невинно после всех ночных выкрутасов? Не верится даже, что именно с ней все это проделывал...

- Мы, кажется, достигли цели, кабальеро? -спросила она громко, звенящим от возбуждения голосом.

- Очень похоже, - сказал Мазур. - Посмотри только, как светятся здоровой алчностью глаза старины Хольца...

- Трепло, - буркнул немец, не отводя глаз от берега.

Его примеру последовали оба индейца, проворно извлекшие из-под покрывавшего шлюпку брезента старенькие, но ухоженные карабины. Мазур вздрогнул: посреди безмятежной тишины вдруг раздался протяжный скрежет цепи, и якорь, взметнув тучу брызг, ухнул на дно. Цепь скрежетала и лязгала довольно долго, пока не остановилась. "Креветка" оказалась на якоре метрах в ста от берега.

Из распахнутого бокового окна - простецкого окна, а не классического иллюминатора - кубической деревянной надстройки высунулся капитан Гальего и что-то громко сказал по-испански. Судя по тому, как слаженно, одновременно, радостно встрепенулись и Кристина, и Хольц, вести были самыми приятными...

Они, все трое, вошли в рубку, где сразу стало тесновато. Капитан, здоровенный невозмутимый мужик с аккуратными густейшими усами, некогда украшавший своей персоной мостик эсминца здешнего военного флота, кивнул на небольшой экранчик, светившийся гнилушечно-зеленым. "Вот же уроды, - подумал Мазур с неприкрытой завистью. - Паршивое суденышко, с которого ловят креветок, а вот поди ж ты, отличный эхолот, у нас такие приборы засекреченные интенданты по штучке выдают для особо важных операций... "

Он с одного взгляда оценил увиденное. В одном месте, ближе к правому краю экрана, почти прямая линия дна вдруг резко вздымалась зигзагом резких, неестественных очертаний - то ли угловатый, длинный обломок скалы, то ли... То ли увиденный в непривычном ракурсе, в странной проекции корпус затонувшей субмарины - причем, похоже, и в самом деле разломанной взрывом почти пополам...

- Глубина? - спросил Мазур.