прожив со своими женами семь лет, научили их говорить по английски и даже
читать, из чего он заключает, что они женщины способные и понятливые - но до
сих пор не дали им никакого понятия о христианской религии, ни даже о том,
что существует бог и религия, и как надо служить богу - даже не объяснили
им, что идолопоклонство, служение неведомо каким богам - ложная религия и
нелепость. Это, по его словам, было с их стороны непростительною
небрежностью, за которую они, без сомнения, ответят перед богом и, быть
может, им и не дано будет совершить дело обращения, ибо они показали себя
недостойными. Он говорил с большой теплотой и сердечностью. "Я уверен",
говорил он, "что, если бы эти люди жили в дикой стране, откуда родом их
жены, дикари приложили бы гораздо больше стараний к тому, чтобы обратить их
в идолопоклонство и научить их служить диаволу, чем кто либо из них, - по
крайней мере, насколько я могу судить, - к тому, чтобы научить своих жен
познанию истинного бога. А между тем оба мы будем одинаково рады, если слуги
диавола и пребывающие в царстве его постигнут хотя главные основы
христианской религии - если они, наконец, услышат о боге, об искупителе, о
воскресении мертвых и будущей жизни - словом, о том, во что мы оба верим; во
всяком случае, они тогда будут ближе к вступлению в лоно истинной церкви,
чем теперь, когда они открыто предаются идолопоклонству и служат диаволу".
воскликнул: "Как же я был далек от понимания самых существенных обязанностей
христианина, а именно ставить выше всего интересы христианской церкви и
спасение души ближнего! Я почти и не знал, что значит быть христианином",
"О, сэр, не говорите так; в этом вы не виноваты". "Нет, не виноват, но
почему же я не принимал этого так близко к сердцу, как вы?" - "И "теперь еще
не поздно: не спешите осуждать себя". "Но что же можно сделать теперь? Вы
видите, я уезжаю". "Даете вы мне разрешение переговорить с этими бедняками?"
- "Конечно, от всей души, я заставлю их принять к сведению то, что вы им
скажете". "Что касается этого, мы должны предоставить их милосердию нашего
спасителя; но наше дело помочь им, ободрить их и научить".
какой бы церкви, действительной или мнящей себя церковью, они ни
принадлежали, ставят - должны были бы поставить себе за правило, что
христианство надо распространять всеми возможными средствами и при всяком
возможном случае. Следуя этому правилу, наша церковь шлет миссионеров в
Индию, Персию и Китай, и наше духовенство, даже высшее, добровольно
предпринимает самые рискованные путешествия и поселяется в самых опасных
местностях, среди варваров и убийц, чтобы учить их познанию истинного бога и
приводить их в христианскую веру. В настоящее время, сэр, вам
предоставляется возможность привести тридцать шесть или даже тридцать семь
бедных дикарей-идолопоклонников к познанию истинного бога, их творца и
искупителя, и я удивляюсь, как вы можете упускать случай сделать такое
доброе дело, на которое стоит положить целую жизнь". Он предоставлял моей
совести решить - разве не стоит рискнуть всем, что мне еще осталось на
свете, ради спасения тридцати семи человеческих душ. Я не принимал этого так
близко к сердцу, как он, и потому возразил: "Видите ли, сэр, это, конечно,
почтенное дело быть орудием божьей воли и способствовать обращению в
христианство тридцати семи язычников; но ведь вы духовное лицо и предались
душой этому делу, так что оно вам кажется входящим в состав обязанностей,
налагаемых на вас вашей профессией; почему вы сами не возьметесь за него, а
предлагаете это сделать мне?"
остановившись, отвесил мне низкий поклон, говоря: "От всего сердца благодарю
бога и вас, сэр, за такой явный призыв к такому благому и славному делу;
если вы слагаете его с себя и предоставляете мне, я принимаю с величайшей
готовностью и буду считать это достаточной наградой за все случайности и
опасности трудного и рискованного путешествия, которое мне не удалось
довести до конца. Но раз вы оказываете мне честь возложить на меня это дело,
я имею к вам небольшую просьбу". "Что такое?" спросил я. "Оставьте мне
вашего Пятницу, чтобы он помогал мне и переводил им мои слова, ибо без
посторонней помощи я не могу говорить с ними, и они со мной".
расстаться с Пятницей, - по многим причинам. Он сопровождал меня во всех
моих путешествиях; он был не только предан мне, но и сердечно привязан ко
мне, и я решил основательно обеспечить его на случай, если он переживет
меня, что было весьма вероятно. Далее, я воспитывал Пятницу в духе
протестантства, и, если его теперь заставить перейти в католичество, он
совсем растеряется; я знал, что он, пока жив, ни за что не поверит, что его
старый хозяин еретик и будет осужден на вечные муки; в конце концов это
может перевернуть вверх дном все его взгляды и принципы, и бедняк, пожалуй,
опять вернется к поклонению идолам. Поэтому я сказал священнику, что мне
весьма нежелательно было бы расставаться с Пятницей, тем более, что я обещал
никогда не отпускать его от себя и он, с своей стороны, обещал и обязался
никогда не покидать меня, если я сам не отошлю его. Священник был этим,
повидимому, сильно смущен; действительно, при таких условиях у него не было
доступа к этим беднякам, так как он не понимал ни слова из того, что они
говорили, а они ни слова из его речей; чтобы устранить это затруднение, я
сказал ему, что отец Пятницы знает по-испански - он тоже понимал этот язык -
и будет служить ему переводчиком. Это его значительно успокоило, и теперь
уже невозможно было разубедить его: он твердо решил остаться на острове и
попытаться обратить дикарей в христианство. Но провидение дало всему этому
делу иной и более счастливый оборот.
англичанам, я собрал их и стал говорить им о том, какую неправедную и
нехристианскую жизнь они ведут, как на это уже обратил внимание прибывший со
мной священник, и, первым делом, спросил их, женаты они или холосты.
Оказалось, что двое из них были вдовы, а остальные трое холосты. Тогда я
спросил, как они решились взять этих женщин и называть их своими женами и
прижить с ними столько детей, не будучи на них женаты законным порядком. Все
они ответили именно так, как я и ожидал - то есть, что поженить их было
некому, что они согласились перед губернатором содержать этих женщин, как
своих жен, и полагали, что заключенные ими таким образом брака так же
законны, как если бы их венчал священник, с соблюдением всех возможных
формальностей.
они, по совести, обязаны обращаться с ними, каяк с женами, но человеческие
законы иные и, воспользовавшись этим, они могут впоследствии бросить этих
бедных женщин и детей. Далее, я прибавил, что, пока я не буду убежден в
честности их намерений, я не могу ничего сделать для них, и если они не
дадут мне какого либо удостоверения в том, что они женятся на этих женщинах,
я не считаю возможным позволить им продолжать жить с ними, как мужья и жены.
от лица остальных, объявил, что они любят своих жен не меньше, чем если бы
те были их соотечественницами, и ни в каком случае их не покинут. Священника
не было подле меня, но он был неподалеку, и я, чтобы испытать Аткинса,
сказал ему, что со мной есть священник, и, если он говорит искренно, этот
священник может повенчать его и его товарищей хоть завтра же, и просил его
подумать об этом и переговорить с остальными. Аткинс возразил, что ему лично
думать нечего, - он хоть сейчас готов венчаться и полагает, что и все
остальные скажут то же. На этом мы и расстались: я вернулся к своему
священнику, а Вилль Аткинс пошел толковать с земляками. Я не успел еще сойти
с их земли, как англичане все вместе прошли ко мне и сказали, что они
обсудили мое предложение и очень рады слышать, что при мне есть священник,
что они охотно готовы исполнить мое желание венчаться, когда мне будет
угодно, так как они вовсе не хотят расставаться с своими женами и брали их с
самыми честными намерениями. Я назначил им притти ко мне на следующее утро,
а до тех пор объяснить своим женам значение брачного обряда, и что его
следует выполнить не только ради приличия, но также и для того, чтобы их
мужья уже ни под каким видом не могли их покинуть. Женщины легко усвоили
себе все это и остались очень довольны; на следующее утро все англичане
явились в отведенное мне помещение, где их уже ожидал священник.
и их теперешнее положение; что он охотно выполнит свою обязанность и
повенчает их, как я того желаю; но, прежде чем совершить обряд, просит
позволения побеседовать с ними. И он сказал им, что в глазах света и
общества жизнь, которую они вели до сих пор, неприлична и греховна и что им
необходимо положить ей конец, либо повенчавшись, либо расставшись со своими
женами; что он не сомневается в искренности их согласия венчаться, но что
тут представляется затруднение, которое он не знает, как устранить. Закон о
браках христиан не дозволяет лицам христианского вероисповедания вступать в
брак с дикарями, идолопоклонниками и язычниками, а между тем теперь остается
слишком мало времени для того, чтобы попытаться убедить их жен креститься и
принять христианство, тем более, что он сомневается даже, слышали ли они
когда нибудь о Христе, а без того их крестить невозможно. Он сильно
подозревает, что и сами они плохие христиане, мало усердные к своей религии
и имеющие весьма слабое представление о боге и путях божиих, и потому нельзя
ожидать, чтобы они много беседовали об этом со своими женами до сих пор; но
теперь они должны обещать ему приложить все старания к тому, чтобы убедить
своих жен принять христианство и, по мере своих сил и возможности, научить
их познанию и вере в бога, сотворившего их, и во Христа искупителя; - иначе
он не может повенчать их.
говорил джентльмен, сущая правда, что они, действительно, сами плохие
христиане и никогда не говорили с своими женами о религии. "Да и подумайте.
сэр", вставил слово Вилль Аткинс, "как нам учить их религии? Ведь мы сами
ничего не Знаем. И потом, если б мы начали говорить с ними о боге и Иисусе
Христе, о небе и аде, они бы нас только высмеяли и спросили бы, верим ли во
все это мы сами; а скажи мы им, что мы верим во все, о чем говорим, -
например, в то, что добрые люди идут на небо, а злые к диаволу, - они бы,
конечно, спросили, куда же мы сами намерены попасть - мы, верящие во все это
Земляной Андрей
Самойлова Елена
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Ильин Андрей