Чтение 17–й страницы книги ~Робинзон Крузо~

Но я этим не смущался, так как все равно мне некуда было девать мое
время; по окончании же постройки другого дела у меня не предвиделось, кроме
скитаний по острову в поисках за пищей, которым я в большей или меньшей
степени предавался каждый день.

Между тем, я принялся серьезно и обстоятельно обсуждать свое положение
и начал записывать свои мысли - не для того, чтобы увековечить их в
назидание людям, которые окажутся в моем положении (ибо таких людей едва ли
нашлось бы много), а просто, чтобы высказать словами все, что меня терзало и
мучило, и тем хоть сколько нибудь облегчить свою душу. Но как ни тягостны
были мои размышления, рассудок мой начал мало по малу брать верх над
отчаянием. По мере сил я старался утешить себя тем, что могло бы случиться и
хуже и противопоставлял злу добро. С полным беспристрастием я, словно
кредитор и должник, записывал все претерпеваемые мной горести, а рядом все,
что случилось со мной отрадного.

ЗЛО ДОБРО

Я заброшен судьбой на мрачный, Но я жив, я не утонул подобно всем
необитаемый остров и не имею моим товарищам.
никакой надежды на избавление.

Я как бы выделен и отрезан от Но зато я выделен из всего нашего
всего мира и обречен на горе. экипажа; смерть пощадила одного меня,

и тот, кто столь чудесным образом

спас меня от смерти, может спасти

меня и от моего безотрадного

положения.

Я отдален от всего Но я не умер с голоду и не погиб в
человечества; я отшельник, этом пустынном месте, где человеку
изгнанный из общества людей. нечем питаться.

У меня мало одежды и скоро мне Но я живу в жарком климате, где
будет нечем прикрыть свое тело. можно обойтись и без одежды.

Я беззащитен против нападения Но остров, куда я попал, безлюден,
людей и зверей. и я не видел на нем ни одного хищного

зверя, как на берегах Африки. Что было

бы со мной, если б меня выбросило на

африканский берег?

Мне не с кем перемолвиться Но бог чудесно пригнал наш корабль
словом и некому утешить меня. так близко к берегу, что я не только

успел запастись всем необходимым для

удовлетворения моих текущих

потребностей, но и получил возможность

добывать себе пропитание до конца моих

дней.

Запись эта с очевидностью показывает, что едва ли кто на свете попадал
в более бедственное положение, и тем не менее оно содержало в себе как
отрицательные, так и положительные стороны, за которые следовало быть
благодарным - горький опыт человека, изведавшего худшее несчастье на земле,
показывает, что у нас всегда найдется какое нибудь утешение, которое в счете
наших бед и благ следует записать на приход.

Итак, вняв голосу рассудка, я начинал мириться со своим положением.
Прежде я поминутно смотрел на море в надежде, не покажется ли где нибудь
корабль; теперь я уже покончил с напрасными надеждами и все свои помыслы
направил на то, чтобы по возможности облегчить свое существование.

Я уже описал свое жилище. Это была палатка, разбитая на склоне горы и
обнесенная частоколом. Но теперь мою ограду можно было назвать скорее
стеной, потому что вплотную к ней, с наружной ее стороны, я вывел земляную
насыпь фута в два толщиной. А спустя еще некоторое время (насколько помню,
года через полтора) я поставил на насыпь жерди, прислонив их к откосу, а
сверху сделал настилку из веток и больших листьев. Таким образом, мой дворик
оказался под крышей, и я мог не бояться дождей, которые, как я уже говорил,
в известное время года лили на моем острове непрерывно.

Я упоминал уже раньше, что все свое добро я перенес в свою ограду и в
пещеру, которую я выкопал за палаткой. Но я должен заметить, что первое
время вещи были свалены в кучу, как попало, загромождали всю площадь, так
что мне негде было повернуться. В виду этого я решил увеличить мою пещеру.
Сделать это было нетрудно, так как гора была рыхлой, песчаной породы,
которая легко уступала моим усилиям. Итак, когда я увидел, что мне не
угрожает опасность от хищных зверей, я принялся расширять пещеру. Прокопав
вбок, а именно вправо, сколько было нужно по моему расчету, я повернул опять
направо и вывел ход наружу за пределы моего укрепления.

Эта галерея служила не только черным ходом к моей палатке, дававшим мне
возможность свободно уходить и возвращаться, но также значительно
увеличивала мою кладовую.

Покончив с этой работой, я принялся за изготовление самых необходимых
предметов обстановки, прежде всего стола и стула: без них я не мог вполне
наслаждаться даже теми скромными удовольствиями, какие были мне отпущены на
земле, не мог ни есть, ни писать с полным удобством.

И вот я принялся столярничать. Тут я должен заметить, что разум есть
основа и источник математики, а потому, определяя, и измеряя разумом вещи и
составляя о них наиболее разумное суждение, каждый может через известное
время овладеть любым ремеслом. Ни разу в жизни до тех пор я не брал в руки,
столярного инструмента, и тем не менее, благодаря трудолюбию и прилежанию, я
мало по малу так наловчился, что мог бы, я уверен, сделать что угодно, в
особенности, если бы у меня были инструменты. Но даже и без инструментов или
почти без инструментов, с одним только топором да рубанком, я сделал
множество предметов, хотя, вероятно, никто еще не делал их таким способом и
не затрачивал на это столько труда. Так, например, когда мне нужна была
доска, я должен был срубить дерево, очистить ствол от ветвей и, поставив его
перед собой, обтесывать с обеих сторон до тех пор, пока он не приобретал
необходимую форму. А потом доску надо было еще выстругать рубанком. Правда,
при таком методе из целого дерева выходила только одна доска, и выделка этой
доски отнимала у меня массу временя и труда. Но против этого у меня было
лишь одно средство, - терпение. К тому же, мое время и мой труд стоили
недорого, и потому не все ли было равно, куда и на что они шли?

Итак, я прежде всего сделал себе стол и стул. Я употребил на них
короткие доски, которые привез на плоту с корабля. Когда же затем я натесал
длинных досок вышеописанным способом, то приладил в моем погребе по одной
стене, несколько полк одну над другой, фута по полтора шириною, и сложил на
них свои инструменты, гвозди, железо и прочий мелкий скарб, - словом
распределил все по местам, чтобы легко находить каждую вещь. Я забил также
колышков в стену погреба и развесил на них свои ружья и вообще все то из
вещей, что можно было повесить.

Кто увидал бы после этого мою пещеру, тот, наверно, принял бы ее за
склад предметов первой необходимости. Все было у меня под руками, и мне
доставляло истинное удовольствие заглядывать в этот склад: такой образцовый
порядок царил там и столько было там всякого добра.

Только по окончании этой работы я начал вести свой дневник, записывая
туда все сделанное мной в течение дня. Первое время я был так занят и так
удручен, что мое мрачное настроение неизбежно отразилось бы на моем
дневнике. Вот, например, какую запись пришлось бы мне сделать 30-го
сентября:

"Когда я выбрался на берег и таким образом спасся от смерти, меня
обильно стошнило соленой водой, которой я наглотался. Мало по малу я пришел
в себя, но вместо того, чтобы возблагодарить создателя за мое спасение,
принялся в отчаянии бегать по берегу. Я ломал руки, бил себя по голове и по
липу и кричал в исступлении, говоря; "Я погиб, погиб!" - пока не свалился на
землю, выбившись из сил. Но я не смыкал глаз; боясь, чтобы меня не
растерзали дикие звери".

В течение еще многих дней после этого (уже после всех моих экспедиций
на корабль, когда все вещи из него были забраны) я то и дело взбегал на
пригорок и смотрел на море в надежде увидеть на горизонте корабль. Сколько
раз мне казалось, будто вдали белеет парус, и я предавался радостным
надеждам! Я смотрел, смотрел, пока у меня не застилало в глазах, потом
впадая в отчаяние, бросался на землю и плакал, как дитя, только усугубляя
свое несчастие собственной глупостью.

Но когда, наконец, я до известной степени совладал с собой, когда я
устроил свое жилье, привел в порядок мой домашний скарб, сделал себе стол и
стул, вообще обставил себя какими мог удобствами, то принялся за дневник.
Привожу его здесь полностью, хотя описанные в нем события уже известны
читателю из предыдущих глав. Я вел его, пока у меня были чернила, когда же
они вышли, дневник поневоле пришлось прекратить.

ДНЕВНИК

30-е сентября 1659 года. - Я, несчастный Робинзон Крузо, потерпев
кораблекрушение во время страшной бури, был выброшен на берег этого
ужасного, злополучного острова, который я назвал Островом отчаяния. Все мои
спутники с нашего корабля потонули, и сам я был в полумертвом состоянии.

Весь остаток дня я провел в слезах и жалобах на свою злосчастную
судьбу: у меня не было ни пищи, ни крова, ни одежды, ни оружия; мне было
некуда укрыться от врагов; отчаявшись получить откуда нибудь избавление, я
видел впереди только смерть. Мне казалось, что меня или растерзают хищные
звери, или убьют дикари, или я умру с голоду, вследствие отсутствия пищи. С