писем с требованием денег. Да ведь это свобода, сэр, самая настоящая
свобода! Мне случалось оказывать врачебную помощь такого рода, как нынче, и
в Англии, и за границей, и в походе, и на борту корабля, и должен вам
сказать, что ни разу это не происходило при столь благоприятных
обстоятельствах, как сегодня. Повсюду люди суетятся, нервничают, мечутся,
обеспокоены то одним, то другим. Здесь ничего подобного не бывает. Мы прошли
через все испытания судьбы и нас больше ничем не поразишь; мы на самом дне,
откуда уже нельзя упасть - и что же мы нашли здесь? Покой, сэр. Вот слово,
которым все сказано. Покой. - Произнеся этот символ веры тюремного
старожила, доктор, вдохновленный усиленными возлияниями и непривычным звоном
денег в кармане, вернулся к своему дружку и собрату, такому же сиплому,
красноносому, одутловатому и грязному любителю карт, табака и спиртного.
доктор; однако он уже начал движение по кругу, которое, хотя и с другой
стороны, должно было привести его к той же точке. Свое заключение в тюрьму
он воспринимал вначале как тяжкий удар судьбы; но прошло немного времени, и
он стал находить в этом какое-то смутное облегчение. Его посадили за
решетку, но решетка, преграждавшая ему путь к свободе, в то же время
ограждала его от многих житейских бед. Будь он человеком душевно сильным, из
тех, что умеют смотреть в лицо беде и бороться с нею, он, быть может, разбил
бы свои оковы или разбился бы сам; но он таким не был и потому безвольно
скользил по наклонной плоскости вниз, не делая никаких усилий, чтобы
подняться.
попытки распутать его дела, не сумев найти в них ни начала, ни середины, ни
конца, его жалкое прибежище показалось ему не таким жалким. Саквояж свой он
давно уже распаковал; старшие его дети целыми днями играли на дворе, а
малютку, родившуюся в тюрьме, знали все тюремные обитатели и все считали ее
до некоторой степени своей.
сторож. - Вы теперь, почитай, самый старый наш жилец. Без вас и вашего
семейства уже и Маршалси не Маршалси.
арестантам-новичкам:
спрашивал он.
чего-чего, а денег на учителей для него, видно, не жалели. Когда смотритель
тюрьмы купил новые фортепьяна, так его приглашали испробовать, хороши ли. И
он на них играл, говорят - все отдай да мало. Опять же языки - каких только
он не знает! Был тут у нас француз, так, по-моему, он говорил по-французски
лучше этого француза. Был итальянец, так он его в два счета переитальянил.
Конечно, и в других тюрьмах попадаются стоящие люди, не буду спорить; но
если вы по части образования интересуетесь, это уж пожалуйте к нам, в
Маршалси.
давно уже хирела и чахла (по природной слабости здоровья, а не потому, чтобы
она больше своего мужа страдала от пребывания в тюрьме) отправилась
погостить к своей бывшей нянюшке, жившей за городом - бедному, но верному
другу, - и там заболела и умерла. Муж ее после этого несчастья две недели не
выходил из своей комнаты; один помощник адвоката, тоже угодивший в Маршалси
как несостоятельный должник, составил адрес с выражением соболезнования,
слог которого сильно напоминал арендный договор, и все обитатели тюрьмы под
ним подписались. Когда вдовец вышел в первый раз, все увидели, что в его
волосах прибавилось седины (седеть он начал рано), и по наблюдениям сторожа
у него вновь появилась старая привычка то и дело подносить руки к дрожащим
губам. Но прошел месяц или два, и он вполне оправился; дети по-прежнему
целыми днями играли на тюремном дворе, только одетые в черное.
узниками и внешним миром, стала слабеть здоровьем, и ее чаще прежнего
находили в бесчувственном состоянии на тротуаре, причем вокруг валялись
высыпавшиеся из корзины покупки, а в кошельке недоставало девяти пенсов
сдачи. Мало помалу ее обязанности перешли к сыну должника, который отлично
справлялся со всеми поручениями, чувствуя себя и в тюрьме и на улице как
дома.
тело, ноги отказывались служить, и дышал он с трудом. Табурет,
отполированный долгим употреблением, был уже, как он грустно признавался,
"не по нем". Он теперь сидел в кресле с подушкой, и порой, когда вставал,
чтобы отворить ворота, припадок удушья мешал ему повернуть ключ в замке. Не
раз во время таких припадков должник приходил ему на помощь и поворачивал
ключ вместо него.
сторож; дело было зимним вечером, шел снег и в жарко натопленной караульне
собралось большое общество. - Я сам попал сюда лет за семь до вас. Теперь
мне недолго осталось. А когда я покину тюрьму окончательно и навсегда, вы
можете получить звание Отца Маршалси.
многими и стали передаваться из поколения в поколение (срок одного поколения
в Маршалси примерно равен трем месяцам); так постепенно сложилась традиция,
по которой седой должник в поношенном платье и с мягкими манерами стал
почитаться Отцом Маршалси.
самозванный претендент на эту честь, старик заплакал бы от обиды при одной
мысли, что его хотят лишить законных прав. Он даже не прочь был подчас
преувеличить число лет, проведенных в тюрьме; и все уже знали, что с
названной им цифры следует делать некоторую скидку. В быстрой смене тюремных
поколений за ним утвердилась слава честолюбца.
порядка он следил с неукоснительной требовательностью. Находились шутники,
выполнявшие эту церемонию с явно преувеличенной помпой. Но не так легко было
придумать тут что-нибудь такое, что в глазах старика показалось бы чересчур
торжественным для данного случая. Представляющиеся являлись в его убогое
жилище (знакомство во дворе он отвергал, считая это чересчур неофициальным и
пригодным разве что для рядовых обитателей тюрьмы), и он принимал их,
исполненный скромного, но величавого достоинства. Добро пожаловать в
Маршалси, говорил он. Да, он тот, кого называют Отцом Маршалси. Здешним -
кхм - пансионерам угодно было наградить его таким званием; и если более чем
двадцатилетнее пребывание здесь является заслугой, то эта честь им
заслужена. На первый взгляд тут может показаться тесновато, но недостаток
простора искупается приятным обществом - хотя и несколько смешанным, по
необходимости, - а также превосходным воздухом.
вложением то полукроны, то двух полукрон, а изредка даже и полусоверена.
"Прощальный привет Отцу Маршалси от выбывающего пансионера". Он принимал эти
дары, как дань уважения выдающемуся общественному деятелю от его
поклонников. Иногда под запиской стояло вымышленное шутливое имя - Пузан,
Головешка, Козюля, Шалтай-Болтай, Франт, Вырвиглаз, Собачья-Радость; но отец
Маршалси считал это проявлением дурного вкуса и всегда в таких случаях
чувствовал себя слегка обиженным.
суматохе сборов у выбывающих пансионеров не всегда находилось время для
писания писем, - и тогда старик завел привычку самолично провожать наиболее
достойных до тюремных ворот и там обмениваться с ними прощальными
рукопожатиями. Отмеченный этим знаком внимания пансионер, уже шагнув за
ворота, спохватывался, поспешно завертывал что-то в бумажку и возвращался,
крича: "Эй, постойте!"
поравняется с ним, добавлял отечески ласково: - Вы что-нибудь забыли? Я могу
чем-нибудь помочь вам?
признателен за вашу любезность. - Но, опустив деньги в карман, он не вынимал
оттуда своей по-прежнему безвольной руки, прежде чем успевал сделать два-три
круга по двору и таким образом отвести глаза остальному населению тюрьмы.
на волю в одно и то же время. Покончив с проводами и напутствиями, старик
неспешным шагом возвращался домой, как вдруг ему повстречался еще один
пансионер - бедняк рабочий, который попал в Маршалси неделей раньше за
неуплату какой-то ничтожной суммы, ухитрился, наконец, "расквитаться" и
теперь тоже выходил на волю. Человек этот был простой штукатур; он так и шел
в своей рабочей блузе, в руке у него болтался узелок с пожитками, а рядом
шла его жена. Видно было, что бедняга не помнит себя от радости.
услышал, что его окликают, и, оглянувшись, увидел бегущего за ним штукатура.
мелких монет, - тут немного, но зато от чистого сердца.
Правда, люди дарили порой какую-нибудь мелочь его детям, и эти дары с его
ведома и согласия шли на пополнение семейной кассы, а потому не раз то, что
он ел и пил, было оплачено такими же медяками; но чтобы блузник,
перепачканный известкой, открыто, не таясь, предложил ему столь жалкую
подачку - подобное с ним случалось впервые.
увидел его слез. Столько деликатности обнаружилось в этом поступке, и так
Семенова Мария
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Якубенко Николай
Витковский Евгений