освещении. Но когда-нибудь я напишу ее всерьез, если, конечно, она будет
хорошо вести себя.
руки за голову, и его небрежно снисходительный тон еще больше раздражает
вспыльчивого и уже готового вспылить Невила. Джаспер внимательно смотрит
сперва на одного, потом на другого, чуть-чуть усмехается и, отвернувшись к
камину, приступает к изготовлению пунша. Это, по-видимому, очень сложная
процедура, которая отвлекает его надолго.
на лице молодого Ландлеса, ибо оно не менее доступно глазу, чем портрет на
стене, или камин, или лампа, - если бы вздумали нарисовать свою
возлюбленную...
если бы вы умели, то, независимо от того, какова она, вы бы, наверно,
изобразили ее Юноной, Минервой, Дианой и Венерой в одном лице?
юношеской самоуверенностью, - и, конечно, всерьез, только всерьез, - тогда
вы бы увидели, что я могу!
она никогда не согласится, то, боюсь, я никогда не увижу, что вы можете. Уж
как-нибудь примирюсь с такой потерей.
гостям, наливает большой бокал для Невила, другой, такой же, для Эдвина и
подает им. Потом наливает третий для себя и говорит:
выражаясь, его нога уже в стремени, эту прощальную чашу надо посвятить ему.
Нэд, дорогой мой, за твое здоровье!
донышке. Невил делает то же самое. Эдвин говорит:
насмешкой восклицает Джаспер, протягивая руку к Эдвину; он и любуется им и
слегка над ним подтрунивает. - Посмотрите, мистер Невил, с какой царственной
небрежностью он раскинулся в кресле! Этакий баловень счастья! Весь мир у его
ног, выбирай что хочешь! Какая жизнь ему предстоит! Увлекательная,
интересная работа, путешествия и новые яркие впечатления, любовь и семейные
радости! Посмотрите на него!
выпитого вина; также и лицо Невила Ландлеса. Эдвин по-прежнему лежит в
кресле, сплетя руки на затылке и опираясь на них головой как на подушку.
продолжает Джаспер. - Ему лень даже руку протянуть, чтобы сорвать золотой
плод, что зреет для него на ветке. А какая разница между ним и нами, мистер
Невил. Нам с вами будущее не сулит ни увлекательной работы, ни перемен и
новых впечатлений, ни любви и семейных радостей. У нас с вами (разве только
вам больше повезет, чем мне, это, конечно, возможно), но пока что у нас с
вами впереди лишь унылый круг скучнейших ежедневных занятий в этом унылом,
скучнейшем городишке, где ничто никогда не меняется!
совестно, прямо хоть прощения проси за то, что у меня все так гладко. То
есть, это ты сейчас говоришь, будто все гладко, - а на самом деле, я знаю и
ты знаешь, что оно вовсе не так. Что, Киска? - он щелкает пальцами, глядя на
портрет. - Пожалуй, кое-что придется еще разглаживать. А, Киска? Ты, Джек,
понимаешь, о чем я говорю.
сдержанный и спокойный, как всегда, взглядывает на Невила, как бы ожидая от
него ответа или возражения. Когда тот заговаривает, язык у него тоже плохо
ворочается и рот словно набит кашей.
говорит он.
его сторону, - почему мистеру Друду было бы полезно испытать лишения?
мистер Невил.
так это еще ни в коей мере не значит, что он его заслужил.
кресле.
другого, и эта быстрая игра выжидательных взглядов продолжается до конца
разговора.
к ответу.
кажется, очень далеко? Ага, понимаю. Та страна далеко, и мы с вами от нее на
безопасном расстоянии!
угодно! Ваше тщеславие невыносимо, вашей наглости нельзя терпеть! Вы так
себя держите, словно вы невесть какое сокровище, а вы просто грубиян! Да еще
и бахвал при этом!
откуда вы это знаете? Я понимаю, если бы речь шла о чернокожих, тут вы могли
бы сказать, что вот, мол, черный грубиян, а вот черный бахвал - их, наверно,
много было среди ваших знакомых. Но как вы можете судить о белых людях?
такое неистовство, что он внезапным движением выплескивает остатки вина из
своего бокала в лицо Эдвину, да и бокал отправил бы туда же, но Джаспер
успевает схватить его за руку.
больше! - Все трое вскочили, звенит стекло, грохочут опрокинутые стулья. -
Мистер Невил, стыдитесь! Отдайте стакан! Разожмите руку, сэр! Отдайте,
говорю вам!
от ярости, со стаканом в поднятой руке. Потом с такой силой швыряет его в
каминную решетку, что осколки дождем сыплются на пол; и выбегает из дому.
вокруг него, он ничего не видит и не узнает, - он чувствует только, что
стоит с обнаженной головой посреди кроваво-красного вихря, что на него
сейчас нападут и он будет биться до самой смерти.
он уже умер от разорвавшей ему сердце злобы. Все тихо; только кровь молотом
стучит в висках. Стиснув голову руками, пошатываясь, он уходит. И слышит
напоследок, что в доме задвигают засовы и накладывают болты, запираясь от
него как от свирепого зверя. И думает - что же теперь делать?..
луны на стенах собора и на могильных плитах, воспоминание о сестре и о
добром человеке, который только сегодня завоевал его доверие и обещал ему
поддержку, постепенно возвращают ему рассудок. Он поворачивает к Дому
младшего каноника и робко стучит в дверь.
когда уже все заснули, посидеть еще часок в одиночестве, тихонько наигрывая
на пианино и напевая какую-нибудь из своих любимых арий. Южный ветер,
который веет, где хочет, и, случается, тихими стопами бродит в ночи вкруг
Дома младшего каноника, наверно, производит при том больше шума, чем мистер
Криспаркл в эти поздние часы - так бережет добрый Септимус сон фарфоровой
пастушки.
открывает дверь, лицо его вытягивается, выражая печальное удивление.
науки о самообороне, досконально усвоенной им во время утренних упражнений),
ведет его в свою маленькую библиотеку и плотно затворяет дверь.
малость, не понимаю, почему это так на меня подействовало.
качает головой, - все так говорят.
племянник мистера Джаспера был не в лучшем состоянии.
делал все, чтобы распалить во мне ту тигриную кровь, о которой я вам
говорил.
я попросил бы вас не сжимать правый кулак, когда вы разговариваете со мной.
Суворов Виктор
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Белогорский Евгений
Посняков Андрей