такого хозяина!
сучка и задоринки. (Стивен не зашел слишком далеко в своем желании потешить
старушку и не сказал, что там действует нечто вроде божественного права, но
мне в последние годы доводилось слышать и такие заявления.)
возвращающихся после перерыва рабочих. Звонил колокол, змий свивался
кольцами, Слон готов был приступить к делу. Удивительная старушка даже от
колокола пришла в восторг. Она сказала, что в жизни не слышала такого
чудесного колокола, до чего же хорош звон!
она спросила, давно ли он здесь работает?
лет на этой чудесной фабрике!
губам. Он не понимал, что в этой женщине, помимо старости и детской
простоты, создавало впечатление цельности и душевной гармонии, но даже ее
более чем странный поступок не показался ему неуместным или нелепым, он
только чувствовал, что никто другой не сделал бы это так проникновенно,
естественно и трогательно.
непонятной старушке, когда ему понадобилось обойти его кругом, и, случайно
бросив взгляд в окно, он увидел, что она все еще стоит на улице,
самозабвенно созерцая фабричное здание. Невзирая на дым, грязь, сырость, на
долгий проделанный путь и предстоящее обратное путешествие, она с таким
восхищением глядела на многоэтажные корпуса, словно нестройный шум,
доносившийся оттуда, звучал для нее сладчайшей музыкой.
курьерский поезд промчался по железнодорожному мосту мимо сказочных дворцов
- едва замеченный в цехах среди сотрясающихся машин, едва услышанный в
грохоте и стуке шестерен. Задолго до этого мысли Стивена снова обратились к
страшной комнате над лавкой, где потерявшее человеческий образ существо
тяжело лежало на кровати, но еще большей тяжестью лежало у него на сердце.
пульса, прошла по ним; остановились. Снова колокол; погасли яркие огни и
пышущие жаром горны; фабричные корпуса громоздились в сыром вечернем мраке,
вздымая к небу свои высокие трубы, словно соперничающие между собой
Вавилонские башни *.
по дороге домой; но с тех пор его постигло новое несчастье, и никто, кроме
Рейчел, не мог бы, хоть на краткий миг, облегчить его горе; зная это и зная,
что только звук ее голоса способен утишить закипавший в нем гнев, он решил,
вопреки ее вчерашним словам, опять подождать ее. Он ждал, но она уклонилась
от встречи с ним. Он так и не дождался ее. А в какой другой вечер так
страстно желал он увидеть ее кроткое лицо!
страшиться войти в него. Он где-то поужинал, потому что сильно проголодался,
но не замечая и не помня, что ест и что пьет; потом бродил под моросящим
дождем, и все думал и думал, терзаясь мрачными мыслями.
много лет тому назад Рейчел выказала ему глубокое участие, и все минувшие
годы он ей одной изливал душу, сетуя на свою злосчастную судьбу; и он очень
хорошо знал, что, будь он свободен, она пошла бы за него. Он думал о доме,
который мог быть у него и куда он в эту самую минуту спешил бы с отрадой и
гордостью; о себе, о том, что в этот вечер он был бы совсем другим
человеком, о том, что на сердце у него было бы легко, не давила бы, как
сейчас, свинцовая тяжесть; о том, что честь его, достоинство, спокойствие
духа - все, что теперь пошло прахом, было бы вновь обретено. Он думал о
загубленной лучшей поре своей жизни, о том, что ото дня ко дню он становится
хуже, озлобленнее, о страшном существовании, на которое он обречен,
связанный по рукам и ногам, прикованный к живому трупу, терзаемый злым
демоном в обличье пропойцы жены. Он думал о Рейчел, - такой юной, когда они
впервые встретились, - о том, что теперь она зрелая женщина и старость для
нее уже не за горами. Сколько девушек и молодых женщин на ее глазах вышли
замуж, сколько вокруг нее возникло семейных очагов, - и год за годом она
стойко шла своей тихой одинокой тропой - ради него, и лишь изредка он видел
легкую тень печали на ее милом лице, и тогда сердце у него разрывалось от
жалости и раскаяния. Он мысленно ставил ее образ рядом с гнусным видением
прошлой ночи и думал - возможно ли, чтобы весь земной путь столь доброго,
чистого, самоотверженного создания был омрачен такой жалкой тварью!
казалось, будто он сделался больше, будто все предметы, мимо которых он
проходил, приобрели какие-то новые, искаженные очертания, а радужные кружки
вокруг тусклых фонарей стали красными, - он, наконец, воротился домой.
ГЛАВА XIII
черной лестнице навеки ускользал из жизни тот, кто был дороже всех на свете
для измученной жены и голодных детей; и к другим думам Стивена прибавилась
еще гневная мысль о том, что из всех несчастий земного существования
наименее справедливо люди оделяются смертью. Неравенство рождения ничто
перед этим.
ткача - что эта прихоть судьбы рядом со смертью любого человека, кто был
опорой, счастьем ближнего своего, между тем как эта погибшая женщина
продолжает жить!
своей двери, он отворил ее и вошел в комнату.
души. Она сидела подле кровати и ухаживала за его женой. Вернее - он
угадывал, что кто-то лежит там, и слишком хорошо знал, что это она; но
Рейчел занавесила кровать, и он не видел жену. Ее грязные лохмотья исчезли,
и в комнате появилось кое-что из одежды Рейчел. Каждая вещь, как всегда у
него, лежала на своем месте, повсюду было прибрано, неяркий огонь
подправлен, очаг чисто выметен. Ему казалось, что все это он прочел на лице
Рейчел и что он смотрел только на нее. Глаза его наполнились слезами, мешая
ему видеть ее, но он успел заметить устремленный на него внимательный взгляд
и слезы, выступившие и на ее глазах.
заговорила тихим и ровным голосом:
ревет за окном. Шататься по улицам на таком ветру, и даже не заметить его!
Сказала, тут одна расхворалась, надо присмотреть за ней. И верно сказала,
Стивен. Без памяти была, бредила. Да и вся разбитая, пораненная.
работали, когда обе были молоды, и потому, что когда ты полюбил ее и взял за
себя, мы с ней дружили...
можешь ты дать ей умереть, или хотя бы мучиться без помощи. Ты знаешь, кем
сказано: "Кто из вас без греха, первый брось в нее камень" *. И многие,
очень многие бросают. Но только не ты, Стивен. Ты не бросишь в нее камень,
когда она такая несчастная.
сказала Рейчел. - А я твой бедный друг всем сердцем и всей душой.
погубившей себя женщины. Рейчел стала перевязывать их, по-прежнему скрывая
больную от Стивена. Она смачивала белую тряпку в тазике, куда наливала
какую-то жидкость из склянки, и осторожно прикладывала ее к ссадинам.
Круглый столик был пододвинут к кровати, и на нем стояли две склянки. У
Рейчел в руках была одна из них.
быть может, не разобрал бы, что было начертано крупными печатными буквами на
ярлыке. Он побледнел как смерть, точно им внезапно овладел невыразимый ужас.
место, - пока не пробьет три часа. В три часа опять сделаю примочку, а потом
ее можно оставить до утра.
нужно. Вот тебе надо отдохнуть, ты такой бледный, измученный. Ты поспи
немного, а я посторожу. Небось прошлую ночь совсем не спал. Тебе завтра куда
труднее будет на работе, чем мне.
чудилось, что дух возмущения и гнева, недавно владевший им, кружит у дверей,
пытаясь добраться до него: это Рейчел изгнала дурные мысли; она не даст им
войти; он знал, что она сумеет оградить его от него самого.
что-то в бреду. Я заговаривала с ней, сколько раз принималась, а она и не