замерзшем заливе и окружающих горных цепях не буду, чтобы не раздражать
читателя. Забрав у Сереги рюкзак, лыжи и кучу посылок, которые он,
пользуясь случаем, передавал в Москву, втиснулся в автобус марки ХБИ (Хочу
Быть Икарусом), добрался до Елизово, сел в самолет и сразу уснул.
Проснулся я над Таймыром. Полная луна ярко освещала заснеженную тундру, и
зеленая змея полярного сияния медленно ползла по черному небу. Как-то раз я
специально ездил на Полярный Урал в период высокой солнечной активности и
той зимой насмотрелся всяких сияний - многоцветных, решетчатых, сплошных
(во все небо) и т. д. Но из самолета оно воспринимается совершенно иначе:
кажется, что огненная лента совсем рядом, хотя на самом деле она в
несколько раз выше, чем "потолок" любого самолета.
Следующий раз я проснулся, когда внизу, словно гигантская паутина,
светилась желтыми огнями Москва. На улице стоял неожиданно сильный мороз.
Дожидаясь автобуса, я пытался представить себе, как теперь выглядит Долина
Гейзеров - с толпами туристов и стрекотанием множества вертолетов. Как
хорошо, что мне пришлось пробиваться туда десять дней!
...Снег выпал в феврале, превратив московские улицы в море грязи. Скользкая
бурая каша чавкала под ногами и летела брызгами из-под колес. Тяжелые
низкие тучи скрывали верхние этажи высотных домов. Белые хлопья непрерывно
сыпались с мутного неба, и в сочетании с холодным ветром создавали
впечатление начала нового ледникового периода. Я вывалился из
переполненного автобуса, прижимая к груди кошелку с продуктами, и зашлепал
по снеговой жиже, закрывшись от ветра капюшоном и глядя под ноги.
И вдруг я услышал чистый звон серебряного колокольчика. Поднял глаза и
увидел на ветке придушенного выхлопными газами тополя пушистую шуструю
синичку, которая весело вертелась под порывами метели и громко высвистывала
свою весеннюю песенку.
"Надо же, вот и весна скоро", - подумал я, ныряя в полутемный грязный
гастроном. Очередь двигалась быстро: в магазине не было ничего, кроме
плавленых сырков. Маленькая скуластая продавщица, видимо, недавно приехала
из Сибири - ее мягкое произношение еще не было испорчено грубым московским
говором. Протягивая ей чек, я заметил на пустой полке стоящую в бутылке
из-под молока веточку "багульника" - даурского рододендрона. На ней еще не
было листьев, только на самом конце уже расцвел первый нежно-розовый цветок
в темных веснушках.
Я вышел на улицу и заторопился домой - меня ждало множество всяких дел.
Снег еще падал, но на юге в тучах появился небольшой просвет, треугольный
кусочек чистого неба, словно осколок синего изразца в пыли разрушенного
города в пустыне. И в это яркое окошко была видна позолоченная солнцем
гряда далеких кучевых облаков, точно повторявшая силуэт хребта Каракорум с
гигантским кристаллом Чогори в центре.
Я повернулся, перешел на красный свет переулок и занял очередь в кассу
Аэрофлота.
Ты увидишь, что напрасно называют Север "Крайним",
Ты увидишь - он бескрайний, я тебе его дарю!
Песня, которую автор очень любит, но автора которой не знает
Не надо было быть футурологом, чтобы понять: кончаются времена, когда при
некоторой находчивости удавалось гулять по СССР дешево, безопасно и быстро.
С каждым месяцем ситуация ухудшалась: цены начали пугающий разбег, весь юг
трясли этнические конфликты, первые судороги транспортного паралича
прокатывались по стране. Путешественник чувствовал себя словно человек,
застигнутый на реке ледоходом. Как раз в этот момент у меня набралась
довольно значительная сумма денег: на одной работе удалось провернуть
несколько гешефтов, и кое-что осталось от весенних подработок ловлей змей в
прошлые годы. Я решил, что надо любой ценой постараться попасть в самые
интересные места Союза из тех, где не был раньше, пока все не развалилось
окончательно.
Защитив в конце концов диплом, я в тот же день улетел в Ашхабад и быстро
прокатился по Центральному Копетдагу, Прикаспию, Талышским горам,
Дагестану, Чечено-Ингушетии и Калмыкии. Потом съездил на Приполярный Урал и
на пустых железнодорожных платформах проехал навстречу весне от Нового
Уренгоя до Тобольска. Наконец в начале июня, договорившись на обеих
работах, что вернусь в конце августа, я отбыл в "кругосветку" по всей
восточной части страны. Знание профессионального жаргона и наличие летной
куртки давали мне некоторый шанс на успешную ловлю халявы при общении с
полярной авиацией, но пользоваться рейсами из больших городов приходилось
по билетам.
В течение месяца мне удалось побывать в самых интересных местах Таймыра,
Путораны, Северной Земли и Чукотки. До этого я много читал о сибирской
тундре, и всюду ее описывали как бедное красками суровое пространство,
скучное и безжизненное. Зимой, пожалуй, так оно и есть, но летняя тундра
оказалась фантастически прекрасной. Полярный день сменился восхитительными
закатами и рассветами продолжительностью по нескольку часов - мечта
фотографа! Пользуясь белыми ночами, я сутками бродил по задумчивым равнинам
и холмам и не мог наглядеться на игру красок, на волшебные пейзажи, на
чудесные оттенки, разлитые по ледовым полям. Даже в Уссурийской тайге не
встретишь за день столько ярких птиц, сколько их водится в тундре, особенно
прибрежной - гаги и казарки, гуси и каменушки, кайры и чистики, гагары и
поморники, куропатки и желтоглазые полярные совы. Внутренние районы
несколько менее богаты жизнью, зато там попадаются совершенно неземные
ландшафты - такие, как горы Бырранга, район Иультина или озеро Эльгыгытгын
в метеоритном кратере. Но самым сильным впечатлением была для меня
таймырская весна. Она продолжалась не более недели: в течение трех дней
сошел снег, потом с каждым утром тундра преображалась: сначала ее покрыл
желтый пух ивовых сережек, затем раскрылись почки - и на седьмой день
только лед на больших озерах напоминал о зиме.
Чем дальше к востоку, тем богаче становились флора и фауна. На острове
Врангеля тундра больше всего походила на бесконечную клумбу, битком набитую
леммингами, пуховыми птенчиками куликов, маленькими северными бабочками и
прочей живностью. Еще интереснее оказался мыс Дежнева - азиатская сторона
Берингова пролива. На его высоких скалах пограничники установили телескопы,
в которые при хорошей погоде можно разглядеть рачков на коже плещущихся в
бухтах серых китов. Побережье мыса - сплошная цепь моржовых лежбищ, птичьих
базаров, гусиных гнездовий. А вдали, за серебистой гладью пролива, сверкают
на солнце горы Аляски.
Хотя Чукотку исследовали десятки зоологов, там все еще осталось немало
неизученных мест, да и в изученных можно нередко найти что-нибудь
новенькое. Например, птичий базар Кригуйгун расположен всего в нескольких
километрах от поселка Лаврентия и посещался многими экспедициями, но я
обнаружил там очкового чистика - птицу, которую прежде никто не видел
севернее Курил.
На Кригуйгуне мы были втроем - компанию мне составили ответственный по
охране природы райисполкома Святого Лаврентия Гоша и орнитолог-любитель
Саша. Саша работал вертолетным механиком и оказывал неоценимую помощь
науке, подсаживая приезжих ученых на попутные рейсы. Только благодаря ему я
сумел в конце концов выбраться из Лаврентия после того, как облазил все
окрестности. Летать вертолетом над берегами Чукотки - огромное
удовольствие. Из-за низкой облачности приходится порой идти на высоте
нескольких метров, так что звери и птицы оказываются застигнутыми врасплох.
Толстенькие нерпы в таких случаях опрометью кидаются к лункам во льду и
иногда, протискиваясь под воду вдвоем, застревают и отчаянно размахивают в
воздухе хвостами. Гуси-белошеи и канадские журавли не успевают взлететь и
прижимаются к земле, распластав крылья.
В поселке Провидения я снова застрял на неделю - ничего не летало из-за
погоды, и даже всесильный райком партии Св. Провидения не смог мне помочь.
Особенно раздражало, что маленькие частные самолетики американских туристов
прилетали и улетали каждый день, пересекая грозное Берингово море. Впрочем,
сидеть в Провидухе было достаточно интересно - поселок расположен в глубине
очень красивого фьорда со множеством птичьих базаров и прочего, так что там
есть, где погулять.
В один из дней я смотался на попутном грузовике до села Чаплино. На околице
села розовым пятнышком выделялась небольшая куртинка иван-чая, рядом с
которой сидел, уставившись в пространство, старый чукча.
- Что он тут сидит? - спросил я шофера.
- Как что? - удивился тот. - Не видишь, иван-чай свой стережет. Эта куртина
- единственная в округе, если не стеречь, разворуют, а так старик всю зиму
будет с витаминами.
Надо сказать, что старые чукчи и эскимосы - исключительно колоритные люди.
Как-то раз, гуляя по пляжу близ поселка Инчоун, я заметил на самом
горизонте мелькнувший на мгновение фонтан гренландского кита. У меня очень
острое зрение - так уж повезло - и обычно, когда я плохо различаю удаленные
предметы, то другие люди не видят их вовсе. Представьте себе мое удивление,
когда оказалось, что стоящий неподалеку древний старик смотрит в ту же
сторону. Мы долго глядели вдаль, пока белое облачко не появилось снова -
уже ближе.
- "Большой гость", - сказал старик, переведя на русский эскимосское
название. Он не только заметил фонтан, но и сразу определил вид кита!
- По-русски - "гренландский кит", - ответил я. Одно из преимуществ
натуралиста в путешествии заключается в том, что всегда есть взаимно
интересная тема для общения с местными жителями.
Оказалось, что старику 65 лет (для эскимоса возраст очень редкий), и
Каменистый Артем
Прозоров Александр
Куликов Роман
Акунин Борис
Свержин Владимир
Перумов Ник