серебряные украшения... Но об этом, пожалуй, не стоит рассказывать.
одной из главных туристских достопримечательностей. Мои соседи по притону
каждый день совершали рейд по городским магазинам, хозяева которых щедро
отдавали им продукты с истекшим сроком хранения, якобы для больных птичек.
Мой вклад в общий стол состоял из мяса, которым я запасался во время
визитов в Хай-Бар по выходным, и капусты с полей соседнего киббуца.
участке работает Паша - Анкин дядя, приехавший из Тбилиси на зиму
подработать. Получить гражданство он не мог, поскольку еврейкой Аня была
только по бабушке со стороны матери - остальные родственники были
грузинами, черкесами и русскими.
почти до нуля. Но зато, подружившись с Пашей и время от времени угощая его
пивом, я получал полную информацию о новостях в семье. Ее саму я видел
только по субботам, на бесплатных дискотеках для русских в отеле "Кейсар".
Познакомился я и с Левой, сыном миллионера. Вопреки ожиданию, он оказался
вполне приличным парнем. Считалось, что он сейчас в армии, но папаша
устроил ему службу на КПП под городом, причем ходить туда надо было раз в
неделю.
показываться. Одежда, привезенная из Москвы, уже выглядела не вполне
подходящей, к тому же Беня не совсем удачно постриг меня машинкой для
стрижки овец. Смотреть же, как Аня танцует с Левой, радости было мало.
в горы по дороге, которая круто поднималась на плато от верхней окраины
города. У горного велика 32 скорости, так что в гору можно ехать с таким
же усилием и скоростью, как идя пешком, а вниз спускаться с быстротой
автомобиля.
границы, в том числе Красный - такой узкий и глубокий, что в ста метрах
над дном можно дотянуться рукой до противоположной стороны. Обычно я
старался за два-три часа подняться к пресному источнику Эйн-Нетафим,
посмотреть, как на закате приходят на водопой нубийские козероги, а потом
минут за двадцать со свистом вернуться в город, ни разу не крутанув ногами
педали и не прикасаясь к тормозу (он был установлен на переднее колесо,
поэтому на такой скорости я бы сразу опрокинулся).
раздевшись до пояса, чтобы получше обдувал ветерок. Настроение было
отличное: на придорожной свалке я увидел африканского черного орла -
крупного красивого хищника, убийцу даманов, котрый в Израиль очень редко
залетает с соседнего Синая (я сам не заметил, как немного заразился
birdwatching'ом.) Правда, на той же свалке сидела парочка беркутов - а это
значило, что скоро начнется перелет северных орлов, и свободного места в
притоне не останется.
въезде в город и увидел впереди знакомую компанию: Леву с друзьями в
военной форме и Аню с подружкой. Ребята стреляли из "узи" по консервным
банкам.
наблюдал за ними. Служба раз в неделю не пошла парням на пользу: стреляли
они хуже нашего стройбата.
протянул мне "узи".
уверен, что это называется "огневой режим", но Лева этого точно не знал.
похлопал Леву по плечу, подарил Анке серебряные сережки стоимостью в мою
месячную зарплату (я всегда носил их в кармане, ведь Эйлат - маленький
город, и на встречу можно надеяться в любой момент), сел на велосипед и
умчался, чувствуя, что закончил первый бой нокдауном.
заперта дверь на крышу. Это была высшая точка города, я затащил сюда
матрас и целыми днями загорал, наслаждаясь открывавшимся видом. Черные
отроги гор сбегали по обе стороны Эйлата к темно-синему языку залива, за
которым тянулись красные хребты Иордании. На юге в синей дымке таяли
вершины Хиджаза, на север уходила желтая долина Аравы в блестках соленых
озер, а под ногами гудел утопающий в зелени Эйлат. Если Эли приходило в
голову нанести мне визит, я издалека видел его машину, спускался во двор и
принимался размахивать метлой.
это время из одного особняка выходила гулять пожилая леди с двумя
пиренейскими овчарками. Собаки были настолько красивы, что я не упускал
случая на них полюбоваться.
обворожительная девушка и тоже с интересом смотрит на белоснежных овчарок.
Тут же забыв про собак, я подошел к ней с метлой на плече и спросил,
говорит ли она по-английски.
знакомиться. Незнакомка удивленно взмахнула ресницами и, улыбнувшись,
ответила:
и обязан знать все, что здесь происходит. В частности, я должен знать, как
зовут самую красивую в Верхнем Эйлате девушку.
два-три, не больше. Огромные бархатные глаза газели, тончайшие черты,
бесконечная нежность в каждой детали, от маленького, идеально правильного
носика до совсем детских ушек, густые волосы, словно поток черной смолы. И
фигурка соответствующая - само изящество и женственность. Добавьте к этому
мягкую улыбку, веселые искорки в глазах, волшебное обаяние... не
удивительно, что в голове у меня все шестеренки закрутились на полную
мощность: только бы продолжать разговор, только бы не порвалась эта
неожиданно возникшая ниточка!
казалось, рада была возможности поговорить - с кем? с дворником? на этой
улице не живут люди с доходом меньше десяти тысяч долларов в месяц, почему
же она не уходит, не возвращается в свой мир роскоши и комфорта? Мы
проговорили минут двадцать, но я понимал, что это не может долго
продолжаться, и пошел ва-банк:
смелые и любопытные девушки мне более симпатичны? Не раздумывая ни минуты,
Мириам (так звали мою фею) последовала за мной к высотному дому и дальше,
на самую крышу.
незнакомым человеком. Но Израиль, несмотря на арабский терроризм, гораздо
более безопасная страна, а Эйлат - вообще "город без происшествий".
глазами глядела на город, казавшийся отсюда огромной клумбой, разбитой
среди разноцветного мира. Но высота и простор располагают к откровенности,
и понемногу мы все рассказали друг другу.
- из итальянских. Когда она выходила за него замуж, он казался вполне
современным человеком, но вскоре после свадьбы бедняжке пришлось
столкнуться со всеми прелестями патриархального уклада. Мало того, что муж
относился к ней, как старослужащий к новобранцу, он еще и дико ревновал.
Особенно напряженными стали отношения после года совместной жизни - бедная
девочка никак не могла забеременеть. Запинаясь от смущения, бедняжка
призналась мне, что муж несколько раз избивал ее.
бракоразводному процессу, но откладывала неизбежный шаг, надеясь наконец
забеременеть - в этом случае муж, совладелец Эйлатского автомобильного
терминала, вынужден был бы обеспечить ее на всю жизнь.
расплакалась.
высушить слезы, потом... Нет, я не срывал с нее платье в судорожном
припадке страсти и не тискал насильно в грубых объятиях - мне почти
приходилось заставлять себя делать то, что я делал. Все мое эстетическое
чувство - или совесть, называйте как хотите - протестовало: нельзя было
касаться немытыми руками этого чуда, немыслимо было опускаться с ней на
голый матрас, недостоин я был вообще дотрагиваться до такого совершенства,
да еще едва переставшего плакать. Во мне не было желания, только нежность
и боязнь нечаянно причинить боль движением или словом.
восстановить душевное здоровье после года жизни с гнусной сволочью-мужем.
Кроме того, я знал, что в восточных семьях в отсутствии детей всегда винят
женщину - но знал и медицинскую статистику на этот счет. Может быть, мне
удастся помочь ей вытрясти часть золота из жирного мерзавца, да к тому же
на безбедную жизнь для нашего с ней крошки? Если бы ребенок унаследовал
красоту матери и оптимизм отца...