Чтение 17–й страницы книги ~Сорок пять~

- На что?

- На то, как вас отшил этот дворянин?

- Что?

- Он вам задал перцу?

- Да ну? Тебе так показалось? - ответил Эсташ, пытаясь обойти Милитора.

Но из маневра этого ничего не вышло: Милитор сам подался влево и снова
загородил Эсташу дорогу.

- Не только мне, но и всем, кто здесь находится. Поглядите, все над нами
смеются.

Кругом действительно смеялись, но по самым разнообразным поводам.

Эсташ побагровел, как раскаленный уголь.

- Ну же, ну, дорогой отчим, куйте железо, пока горячо, - сказал Милитор.

Эсташ весь напыжился и подошел к Карменжу.

- Говорят, милостивый государь, - обратился он к нему, - что вы
разговаривали со мною намеренно недружелюбным тоном.

- Когда же?

- Да вот только что.

- С вами?

- Со мной.

- А кто это утверждает?

- Этот господин, - сказал Эсташ, указывая на Милитора.

- В таком случае этот господин, - ответил Карменж, иронически подчеркивая
почтительное наименование, - в таком случае этот господин просто болтает,
как попугай.

- Вот как! - вскричал взбешенный Милитор.

- И я предложил бы ему убрать свой клювик подальше, - продолжал Карменж,
- не то я вспомню советы господина де Луаньяка.

- Господин де Луаньяк не называл меня попугаем, сударь.

- Нет, он назвал вас ослом. Вам это больше по вкусу? Мне-то безразлично:
если вы осел, я вас хорошенько вздую, а если попугай - выщиплю все ваши
перышки.

- Сударь, - вмешался Эсташ, - это мой пасынок, обращайтесь с ним
повежливее, прошу вас, хотя бы из уважения ко мне.

- Вот как вы защищаете меня, отчим-папенька! - в бешенстве вскричал
Милитор. - Раз так, я за себя постою.

- В школу ребят, - сказал Эрнотон, - в школу!

- В школу! - повторил Милитор, наступая с поднятыми кулаками на г-на де
Карменжа. - Мне семнадцать лет, слышите, милостивый государь?

- Ну, а мне двадцать пять, - ответил Эрнотон, - и потому я тебя проучу,
как ты заслуживаешь.

Он схватил Милитора за шиворот и за пояс, приподнял над полом и выбросил
из окна первого этажа на улицу, словно какой-нибудь сверток, в то время как
стены сотрясались от отчаянных воплей Лардили.

- А теперь, - спокойно добавил Эрнотон, - отчим, мамаша, пасынок и вся на
свете семейка, знайте, что я сделаю из вас фарш для пирогов, если ко мне еще
будут приставать.

- Ей-богу, - сказал Мираду, - я нахожу, что он прав. Зачем было допекать
этого дворянина?

- Ах ты трус, трус, позволяешь бить своего сына! - закричала Лардиль,
наступая на мужа со своими развевающимися во все стороны волосами.

- Ну, ну, ну, - произнес Эсташ, - нечего ерепениться. Ему это принесет
пользу.

- Это еще что такое, кто здесь выбрасывает людей в окна? - спросил, входя
в зал, какой-то офицер. - Черт побери! Раз уж затеваешь такие шуточки, надо
хоть кричать прохожим: берегитесь!

- Господин де Луаньяк! - вырвалось человек у двадцати.

- Господин де Луаньяк! - повторили все сорок пять. При этом имени,
знаменитом в Гаскони, все, умолкнув, встали со своих мест.

Глава 9

ГОСПОДИН ДЕ ЛУАНЬЯК

За г-ном де Луаньяком вошел, в свою очередь, Милитор, несколько помятый
при падении и багровый от ярости.

- Слуга покорный, господа, - сказал Луаньяк, - шумим, кажется,
порядочно... Ага! Юный Милитор опять, видимо, на кого-то тявкал, и нос его
от этого несколько пострадал.

- Мне за это заплатят, - пробурчал Милитор, показывая Карменжу кулак.

- Подавайте на стол, мэтр Фурнишон, - крикнул Луаньяк, - и пусть каждый,
если возможно, поласковей разговаривает с соседом. С этой минуты вы все
должны любить друг друга, как братья.

- Гм... - буркнул Сент-Малин.

- Христианская любовь - вещь редкая, - сказал Шалабр, тщательно закрывая
свой серо-стальной камзол салфеткой так, чтобы с ним не приключилось беды,
сколько бы различных соусов ни подавалось к столу.

- Любить друг друга при таком близком соседстве трудновато, - добавил
Эрнотон, - правда, мы ведь недолго будем вместе.

- Вот видите, - вскричал Пенкорнэ, которого все еще терзали насмешки
Сент-Малина, - надо мной смеются из-за того, что у меня нет шляпы, а никто
слова не скажет господину де Монкрабо, севшему за стол в кирасе времен
императора Пертинакса, от которого он, по всей вероятности, происходит. Вот
что значит оборонительное оружие!

Монкрабо, не желая сдаваться, выпрямился и вскричал фальцетом:

- Господа, я ее снимаю. Это предупреждение тем, кто хотел бы видеть меня
при наступательном, а не оборонительном оружии.

И он стал величественно распускать ремни кирасы, сделав своему лакею,
седоватому толстяку лет пятидесяти, знак подойти поближе.

- Ну, ладно, ладно! - произнес г-н де Луаньяк, - не будем ссориться и
скорее за стол.

- Избавьте меня, пожалуйста, от этой кирасы, - сказал Пертинакс своему
слуге.

Толстяк принял ее из его рук.

- А я, - тихонько шепнул он ему, - я когда буду обедать? Вели мне подать
чего-нибудь, Пертинакс, я помираю с голоду.

Как ни фамильярно было подобное обращение, оно не вызвало никакого
удивления у того, к кому относилось.

- Сделаю все возможное, - сказал он. - Но для большей уверенности вы тоже
похлопочите.

- Гм! - недовольно пробурчал лакей. - Не очень-то это утешительно!

- У нас совсем ничего не осталось? - спросил Пертинакс.

- В Саксе мы проели последний экю.

- Черт возьми! Постарайтесь обратить что-нибудь в деньги.

Не успел он произнести этих слов, как на улице, а потом у самого порога
гостиницы раздался громкий возглас:

- Покупаю старое железо! Кто продает на слом?

Услышав этот крик, г-жа Фурнишон бросилась к дверям. Тем временем сам
хозяин величественно подавал на стол первые блюда.

Судя по приему, оказанному кухне Фурнишона, она была превосходная.

Хозяин, не будучи в состоянии достойным образом отвечать на все
сыпавшиеся на него похвалы, пожелал, чтобы их с ним разделила супруга.

Он принялся искать ее глазами, но тщетно. Она исчезла. Тогда он стал
звать ее.

- Чего она там застряла? - спросил он у поваренка, видя, что жена так и
не является.

- Ах, хозяин, ей такое золотое дельце подвернулось, - ответил тот. - Она
сбывает все ваше старое железо на новенькие денежки.

- Надеюсь, что речь идет не о моей боевой кирасе и каске! - возопил
Фурнишон, устремляясь к выходу.

- Да нет же, нет, - сказал Луаньяк, - королевским указом запрещено
скупать оружие.

- Все равно, - бросил в ответ Фурнишон и побежал к двери.

В зал вошла ликующая г-жа Фурнишон.

- Что это с тобой такое? - спросила она, глядя на взволнованного мужа.

- А то, что говорят, будто ты продаешь мое оружие.

- Ну и что же?

- А я не хочу, чтобы его продавали!

- Да ведь у нас сейчас мир, и лучше две новые кастрюли, чем одна старая
кираса.

- Но с тех пор, как вышел королевский указ, о котором только что говорил
господин де Луаньяк, торговать старым железом стало, наверно, совсем
невыгодно? - заметил Шалабр.

- Напротив, сударь, - сказала г-жа Фурнишон, - этот торговец уже давно
делает мне самые выгодные предложения. Ну вот, сегодня я уже не смогла
устоять и, раз опять представился случай, решила им воспользоваться. Десять
экю, сударь, это десять экю, а старая кираса всегда останется старой
кирасой.

- Как! Десять экю? - изумился Шалабр. - Так дорого? О, черт!

Он задумался.

- Десять экю! - повторил Пертинакс, многозначительно взглянув на своего
лакея. - Вы слышите, господин Самюэль?

Господин Самюэль уже исчез.

- Но помилуйте, - произнес г-н де Луаньяк, - ведь этот торговец рискует
попасть на виселицу!

- О, это славный малый, безобидный и сговорчивый, - продолжала г-жа
Фурнишон.

- А что он делает со всем этим железом?

- Продает на вес.

- На вес! - повторил г-н де Луаньяк. - И вы говорите, что он дал вам
десять экю? За что?