она приколола его к платью. Она сказала тете Рене, что медальон стоит кучу
денег и с твоей стороны было гадко его покупать, но это показывает, как ты
ее любишь.
положишь в столовой мой . А что ты привез остальным?
первую страницу. Я смутно вспомнил, что, в отличие от взрослых, дети читают,
лежа животом на полу, рисуют стоя, а есть предпочитают на ходу. Я вдруг
подумал, что надо бы подняться наверх, узнать, как чувствует себя графиня, и
сказал Мари- Ноэль:
не поднимая головы и не отрывая глаз от книжки, сказала: . Однако я пошел наверх со странной уверенностью, что я
делаю все, как надо.
к двери в его конце. Я постучал, но не получил ответа, не слышно было даже
лая. Я осторожно приоткрыл дверь; в комнате было темно, ставни закрыты,
портьеры задернуты. Я с трудом разглядел на кровати фигуру графини,
прикрытую одеялом. Я подошел и посмотрел на нее. Она лежала на спине,
подтянув простыню к подбородку, и тяжело дышала, на бледном лице --
серовато-грязный отлив. В комнате было душно, пахло чем-то затхлым. Хотел бы
я знать, насколько серьезно она больна, подумал я, и как это нехорошо со
стороны Шарлотты оставить мать без присмотра. Я не мог сказать,
действительно ли она спит или лежит с закрытыми глазами, и шепнул: -- но она не ответила. Тяжелое дыхание казалось жестким,
мучительным. Я вышел из комнаты, тихонько прикрыв дверь, и в конце коридора
столкнулся нос к носу с Шарлоттой.
ней, но она меня не услышала.
она.
графиню не беспокоили.
оплошности, и я понял, что совершил ошибку, поднявшись сюда, чтобы
осведомиться о здоровье ее пациентки, которая и больной-то не была, а просто
спала.
показалось, он говорил, будто она заболела.
которыми намеревался оделить своих ничего не подозревавших родственников.
Мари-Ноэль все еще была здесь, ее так захватило чтение, что она заметила
меня только тогда, когда я тронул ее носком туфли.
обыкновенным ребенком, вроде меня. В детстве в ней не замечали ничего
особенного. Иногда она плохо себя вела и причиняла горе родителям. А затем
Бог избрал ее своим орудием, чтобы принести утешение сотням и тысячам людей.
встретишь.
воздух здесь такой, что делает из человека святого, или человек сам должен
для этого что-то сделать?
недостаточно, но если ты действительно смиренен и чист сердцем, на тебя
может вдруг, без предупреждения, снизойти божья благодать. Я чиста сердцем,
папа?
высунула голову.
подарок. Не хотела бы я быть на его месте. Но мужчины умеют скрывать свои
чувства.
длинная узкая комната налево от входа с окнами на террасу, -- и я, схитрив,
попросил девочку разложить подарки, что она сделала с явным удовольствием,
забыв прежние сомнения. Во главе стола было, очевидно, мое место, так как
оно осталось без подарка, а напротив, к моему удивлению, оказалось место
Бланш, а не Франсуазы, как я думал; подарок Рене девочка положила рядом со
мной, сверточек, предназначенный Полю, -- рядом с Бланш, а свою книжку -- с
другой стороны от меня. Я пытался разгадать эту головоломку, но тут в
столовую вошел Гастон, уже не в полосатой куртке, а во фраке, за ним --
розовощекая Жермен и еще одна горничная, которую я раньше не видел, но, судя
по полноте и кудрявым, как у барашка, волосам, она была дочерью женщины,
стиравшей белье у рва.
привез всем подарки, даже тете Бланш. Это не потому, что у нас какой-нибудь
праздник, просто в знак того, что папа ценит нас всех по заслугам.
в этом необычного -- привезти из поездки подарки. Может быть, ему пришло в
голову, что, покупая их, я был пьян? Спустя минуту он распахнул двойные
двери в конце столовой, ведущие, как оказалось, в библиотеку, и объявил:
. Небольшая группа, открывшаяся моим глазам, могла
сойти с жанровой картины, написанной в чопорной манере XVIII века. Франсуаза
и Рене сидели поодаль друг от друга в высоких жестких креслах, одна -- с
книгой, другая -- с вышиванием. Поль облокотился на спинку кресла своей
жены, высокая темная фигура Бланш вырисовывалась на фоне задней двери. Все
подняли головы, когда в комнату вошли мы с Мари-Ноэль.
какой.
увидеть их моими глазами или родственная связь -- ведь это была его семья,
он составлял с нею единое целое -- притупила бы остроту восприятия, и их
красноречивые позы ни о чем не говорили бы ему, казались бы естественными,
проистекали бы из их прошлого и настоящего, известного ему, как никому
иному. Я, чужак, был зрителем в театре, но в каком-то смысле я был также и
режиссер: обстоятельства вынуждали их подчиняться мне, их поступки зависели
от моих. Я был Мерлин, Просперо, а Мари-Ноэль -- Ариэль, исполняющий мои
приказания, посредник между двумя различными мирами. Я сразу же увидел страх
на лицах Франсуазы и Рене, но выраженный в разной степени и, безусловно,
вызванный разными причинами. На первом отразились неуверенность, боязнь, как
бы ей не причинили боль. На втором, настороженном и подозрительном, было
видно не столько опасение, сколько недоверие. Поль, не скрывая неприязни,
кинул на меня косой, враждебный взгляд. Бланш, стоявшая у двери, не проявила
вообще никакого интереса. Но я заметил, что она вся напряглась и посмотрела
мимо меня на Мари-Ноэль.
тайной. Просто я привез вам по подарочку, и мы с ней положили их в столовой
у ваших приборов.
Франсуаза улыбнулась, дотронувшись до медальона, приколотого к кофточке.
Если ты и дальше будешь дарить мне такие подарки, у нас ничего не останется.
шнурок, чтобы все остальные сели и я мог убедиться, что мое место
действительно во главе стола. Так оно и оказалось, и я тоже сел. Наступила
тишина в то время, как Бланш читала молитву, а мы сидели, склонив головы над
тарелками. Я заметил, что Мари- Ноэль, как зачарованная, смотрит в конец
комнаты на Бланш, а та не сводит взгляда со свертка возле салфетки. На ее
обычно неподвижном лице изумление боролось с гадливостью и ужасом, словно
перед ней была живая змея. Затем губы ее сжались, она овладела собой и, не
глядя больше на подарок, взяла салфетку и положила себе на колени.
тут я увидел, что все остальные глядят на меня так, точно произошло нечто
небывалое. Может быть, что-нибудь -- то, как я сел за стол, как держался,
какой-нибудь невольный жест -- наконец выдало меня и они догадались, что я
обманщик?
вспомнив слова Жана де Ге в бистро в Ле-Мане и подумав о том, как тщательно
он выбирал подарки, чтобы они пришлись по вкусу тем, кому он их купил,
добавил: -- Надеюсь, я привез каждому то, в чем он больше всего нуждается.
Это входит в мою систему.
больше всего на свете. Навряд ли папа подарил тете Бланш житие святой Терезы
из Авила. Я щупала пакет, там не книга, он не той формы.
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Бажанов Олег
Распопов Дмитрий