Чтение 17–й страницы книги ~Любимец женщин~

Коридор - тот, что вел от входной двери, - был выложен черными и белыми
плитками и напоминал шахматную доску. Почти рядом с парадной дверью,
напротив кабинета директора, был закуток - о нем всегда говорили шепотом:
карцер. Туда-то около пяти вечера, когда остальные гоняли мяч во дворе,
заталкивала меня учительница, шепча на ухо:
- Ну что, нравится тебе глядеть мне под юбку? Нравится?
И перед тем как захлопнуть за мной дверь, она - уже всего лишь зловещая
тень на фоне светлого дня - грозила:
- Ладно, утром посмотрим - может, разонравится.
Карцер был совсем маленький, метр на метр, похожий на ваш ни слухового
окошка, ни лампочки, ничего - одна тьма, - рассказывал дальше парень, с
грустью доев тартинку. - Я никогда не плакал, не просил, чтобы выпустили:
гордость не позволяла доставить Ляжке такое удовольствие. Вспоминаю - а
кроме плохого, мне вспомнить нечего, - как скорчившись сидел в углу,
стараясь думать о хорошем: о маме, о бабушке и о папаше-варваре, который
меня бросил, но, знай он о моей беде, он, конечно же, вернулся бы и
вызволил меня из плена. Пробовал я утешать себя и по-другому: всю ночь я
буду расти, расти и, став великаном, всем на удивление разрушу эти стены и
сам себя вызволю из тюрьмы. Ведь бывают же чудеса: например, волосы за
ночь седеют. А чтобы стать выше дверной ручки, нужно много дней и ночей -
это каждому известно.

БЕЛИНДА (6)

Вот так он и заработал эту чертову - как там ее? - клаустрофобию. Я
жалела его всей душою, которую он разбередил еще больше, прибавив:
- И ведь она каждый день наказывала кого-нибудь Она же нарочно сверкала
ляжками.
- А еще учительница! - возмутилась я. - Бедненький ты мой! Сокровище
мое!
И я, помнится, прижала его к себе, гладила по голове - как ласкала бы
ребенка. "Но ведь ему уже за тридцать, да и мне двадцать четыре", -
твердила я себе, но напрасно. Может, это и странно, что убаюкивать его
стала я, однако мне такое занятие понравилось - так бы и просидела все
утро.
Немного погодя я заметила, что он задремал я осторожненько подсунула
ему под голову подушку и погасила светильник около нашего ложа. В
синеватом свете, пробивавшемся сквозь жалюзи, он протянул мне руку -
возьми, мол, - прошептав:
- Как вы добры ко мне, Белинда.
Привыкнув к полумраку, я разглядела его глаза и в них - волнение Не
особо взвешивая все "за" и "против" - к чему мелочиться? - я ответила на
молчаливый вопрос просто:
- Раз Красавчик передал меня тебе, я твоя.
Этим мы на тот раз и ограничились. Он, не отпуская моей руки, почти
сразу же заснул сном сильно уставшего человека. А я долго смотрела на
него, спящего. Во внешности дружка я при случившейся замене ничего не
потеряла - да и возможна ли была замена на худшее? Что касается
остального, то я вообще знала о нем только, что он родился в Марселе, не
любит помидоры и носит на левой руке обручальное кольцо, широкое и
плоское, однако оно не мешает ему засиживаться в ресторанчиках в
одиночестве до самого утра и подслушивать исповеди подставных рыболовов. В
отличие от Красавчика он не вертелся как заведенный, но напасти явно не
оставляли его и во сне - судя по судорожным вздохам и гримасам. Я откинула
одеяло, чтобы чмокнуть его в грудь, прямо над повязкой. Кожа у него была
гладкая, запах приятный. Я провела рукой ниже, к талии. Честно говоря, мне
хотелось опустить ее еще ниже и пощупать там осторожно, чтобы не разбудить
его, а может, и не только пощупать, но чтобы он ничего не понял, - а потом
я бы, глядя на его лицо, посмотрела, что ему снится. Но нет ничего хуже
колебаний - можете себе представить, что со мной творилось я заставила
себя подняться. Укрыла его одеялом, старательно поправила постель и
отправилась спать на софу.
Но тем не менее с того дня, как я уже говорила, я стала его подругой.
В два часа пополудни, когда он и не думал просыпаться, я спустилась в
кухню, где все уже были в сборе. Мадам еще не отошла от ночных событий и
бесновалась при одной только мысли, что этакое стадо побывало в ее
заведении. Но когда я дрожащим голосом заявила ей, что Красавчика нельзя
выгнать на улицу - вмиг схватят, она, глядя мне прямо в глаза, ответила:
- Хоть Красавчик, хоть еще кто - всякий скрывающийся от полиции в моем
заведении неприкосновенен, как в храме. Ты за кого меня принимаешь?
Надо сказать, что и вправду до самого конца не только Мадам, но и все
остальные - девять обитательниц дома, не говоря уже о Джитсу, - держали
язык за зубами.
Вечером того же дня, перед тем как спуститься в гостиные к первым
посетителям, африканка Зозо, Мишу, Магали и двойняшки пришли посмотреть
сцену ужина раненого на ложе с балдахином: все расфуфыренные и трещат как
сороки - для них ведь наступил наконец волнительный момент знакомства с
тем, кто доставил мне столько страданий. Я ему по этому случаю нашла
пижаму из черного шелка - с пуговицами, украшенную серебряными шнурами.
Побрила его, причесала, подстригла ему ногти - и он восседал прямо как
князь среди своих придворных. Без отрыва от ужина, который мой подопечный
поглощал с такой жадностью, что сердце щемило от жалости, он отвечал на
все вопросы с неподкупной искренностью в голосе: рассказывал о тюрьмах, в
которых никогда не сидел, так, словно и впрямь побывал там. Меня прямо
распирало от гордости: как голубь-дутыш стала, только еще и разрумянилась.
Одно беспокоило: на обращение "Красавчик" он кривился, и они могли
заметить неладное.
Когда все ушли - каждая, конечно, с прощальными кривляньями и
выпендрежем, - я поинтересовалась, как его настоящее имя.
- Антуан, - ответил он и, проглотив кусок, добавил: - Но мне больше
нравится Тони - это как-то колоритнее.
Сейчас самое время задать ему вопрос, который мучит меня с самого утра,
решила я и спросила:
- Так ты женат?
Он взглянул на свое кольцо:
- А-а, нет. Это обручальное кольцо моего деда. После его смерти бабка
отдала кольцо мне.
Я возликовала, не скрою.
- Предупрежу всех, чтобы впредь не называли тебя Красавчиком - якобы из
осторожности, - сказала я ему.
Когда постель была приведена в порядок после трапезы, я, усевшись с ним
рядом, обняла и поцеловала его уже по-настоящему. И мне тут же захотелось,
чтобы он довел меня до кайфа. Но я была уже одета для выхода, а снизу уже
доносилась музыка к тому же я вовсе не собиралась доконать Мадам новыми
причудами.
- Мой дорогой, милый мой, Тони, любовь моя, будь умницей, не губи меня,
ты помнешь мне платье, ну прошу тебя, подожди, пока я вернусь, сжалься же
надо мной, - выдала я тираду.
Ну и кривляка - такую даже на все согласный герой какого-нибудь романа
Делли давно бы бросил. Кончилось тем, что я вырвалась из его объятий и
побежала вниз по ступенькам парадной лестницы - не знаю только, чьи ноги
несли меня, потому что своих я под собой не чуяла.
Той ночью я не работала: не успела оборудовать для себя новое место
работы - моя-то комната была занята. Впрочем, после скандала накануне я не
одна протирала стены в гостиной. Несмотря на радушный прием, наши гости
решились вновь посетить нас лишь через несколько недель. Я потанцевала
раза три, послушала советы по части биржи - их дал мне банкир, что отдыхал
в Сен-Трожане на острове Олерон, - выкурила пачку турецких сигарет,
поглядывая на большую стрелку часов над стойкой бара, - короче говоря,
всеми силами ждала и жаждала продолжения своего праздника. В полночь -
такого, по наблюдениям Мадам, не случалось ни в одном из наших заведений
со времен матча между командами "Карпентьер" и "Демпси" - лавочку закрыли,
даже не окупив расходов.
Я пошла в ванную, разделась, освежилась и проскользнула под одеяло на
своем брачном ложе, не потревожив сна суженого. Осторожно расстегнув одну
за другой пуговицы на куртке и брюках его пижамы, я отдалась своему
заветному желанию. Не знаю, притворялся ли он спящим из уважения к моим
слабостям или же впрямь крепко спал и там, во сне, почувствовал
прикосновение моей руки и губ, но не успел он открыть глаза и
пошевельнуться, как я уже билась в любовных муках. А потом он сжал меня в
своих объятиях, перевернувшись на спину: и, когда первые лучи пробились
сквозь жалюзи, я не раз сгорала от него в сладком изнеможении - и даже
обессиленная все еще кайфовала. Хотите верьте мне, проститутке, хотите
нет, но, когда немного погодя мы пили вместе кофе, сидя друг напротив
друга за столиком у окна, я смущалась и стеснялась при ярком солнечном
свете, словно расставшаяся со своей невинностью скромница. А когда он
повернул меня лицом к себе, чтобы я смотрела только на него, я увидела его
сияющие глаза, его улыбку и поняла: это у меня не шуры-муры, не блажь, не
заскок, это та самая штука, о которой знают только понаслышке: тетя
золовки одной из моих подружек верила, что повстречала ее, - верила, пока
не встретила новую. И вот эта штука случилась со мной, видавшей виды
Жожей. Да, с этими шлюзами надо быть начеку: как откроют, так - кап, кап -
Ниагарский водопад получается. Ей-же-ей. Мой суженый, разволновавшись не
меньше меня, не догадался отодвинуть чашки, и кофе мы пили соленый.
А потом я целых три недели летала как на крыльях. Доктор Лозе снял с
него бинты. Джитсу свозил меня в Руайан - чтобы приобрести для идущего на
поправку одежду и обувь. Я битком набила покупками багажник и заднее
сиденье "шенара". Смокинг черный и смокинг белый: оба ему необходимы, а