детей принимался. Войне конца не было, потому что отцы, что утратили
детей, хотели, чтоб другие отцы тоже потеряли своих детей, по-иному не
представляли себе справедливости. Война была словно непрерывное, вечное
отмщение неведомо кого, неведомо кому.
Григория. Прервалось дыхание человека, изгнанного из Рима, потерявшего
власть и влияние, попавшего в плен к Роже Сицилийскому, бывшего германца
Гильдебранда, ставшего римским понтификатом(*), главой римско-католической
церкви, человека, в течение десятилетия потрясавшего королевствами и
империями и положившего начало, чуть не на тысячелетие вперед, раскол
Европы, - сей человек оставил бренный мир, и Генриху можно было
успокоиться на некоторое время, отдохнуть от трудов великих. Император
решил-таки покинуть юг, никто не знал, где он появится раньше: в Госларе,
любимой столице его отца, который построил этот город на месте водяной
мельницы, или в Вормсе, или в Майнце, или в старинной столице германской
Бамберге, а может, и в Кведлинбурге, где не нужно будет восседать в
неуютном императорском дворце, где можно спрятаться от трудов и забот в
тихом аббатстве сестры Адельгейды.
перепелок, потому что <перепелки по-кведлинбургски> было любимое блюдо
Генриха; все в городе жило ожиданием высокой минуты, когда раскроются
ворота, загремят мостовые цепи, ударят в котлы, заиграют на лютнях,
зазвенит оружие, засверкает золото, завеют стяги императорские.
жалобу(*). Во всем черном стала еще тоньше, еще стройней, годов,
проведенных в аббатстве, незаметно по ней - все такая же девочка, хотя уж
и вдова, и в жалобе, хотя и... Сравнялась судьбой с Янкой, сестрой в
Киеве. Янке отец возвел монастырь, она собрала туда девчат из богатых
семей, хотела обучать разным наукам, наверное, все о боге. А Евпраксия?
Что ж ей делать-то теперь? Навеки оставаться в монастыре? Рядом с ней
Журина, отец Севериан-исповедник, несколько дружинников с Кирпой.
Возвратилось ее богатое приданое киевское: возы, кони, верблюды, колеса. А
ни земли своей, ни убежища.
Всеволоду. По значению? А для нее-то что значит чье-то значение? От
великого князя из Киева ничего: ни вестей, ни советов, ни соболезнования.
Император не знал ее, она не знала императора. Одни слухи - и все. Среди
них такой: у императора умерла жена Берта; оставила Генриху двух сыновей:
Конрад - молоденький, как Евпраксия, другой - Генрих, еще моложе, ребенок.
было. Еще семнадцатилетним он в бесчинствах зашел так далеко, что
подговорил своего злого, ближайшего своего в любой мерзости напарника
Заубуша (до сих пор не могла вспомнить об этом без ужаса и отвращения)
изнасиловать ее, Адельгейду, не простушку - какую-нибудь девственницу, не
чужую жену, а ее, императорскую дочь, аббатису Кведлинбургскую. Как-то
летней ночью, возле четырехугольного пруда... заманили, напали вдвоем...
император заломил сестре руки, а тот, Заубуш, торопливо рвал с нее одежды,
мял нетронутое тело; из страха уже не за себя, а за императорское имя она
не кричала, лишь стонала глухо, а Генрих насмехался и над ней, и над
насильником:
женщин не для обороны. Они созданы природой для покорности и для мужского
наслаждения.
поводов для войны против императора, дважды собирались, обсуждали позорное
насилие над родной сестрой. Адельгейда отказалась обвинить брата.
Чувствовала: падает туда, где кишат дьяволы и где для такой, какова она,
теперь найдется место, однако святость императорского имени была для нее
превыше всего. Жертвовала собой не для Генриха - для самой идеи
императорства и, следовательно, в какой-то мере и для себя.
Заубуша к себе в Гарцбург. Тот отправился из Гослара даже без оруженосца,
решив, что речь идет о тайном совете у императора, и гордясь его высоким
доверием к себе. По дороге в одном лесу Заубуш заметил засаду и, хотя не
подумал, что это против него, на всякий случай спрятался в ближней церкви.
Бургграф Мейссенский Бургхард поехал за ним, дал слово чести, что с
Заубушем ничего не случится, если тот выйдет из церкви. Заубуш не поверил.
Но, понимая, что святость церкви не остановит нападающих, если они
действуют по воле самого императора, вышел и отдал себя в руки Бургхарду.
Его загнали в чащобу и посекли мечами. Император сообщил сестре, что она
отмщена, а потом узнал, что Заубуш выжил, потерял ногу, весь в рубцах -
однако живой! Некие высшие силы, видно, сохранили этого в конец
испорченного, но тем, может, и дорогого императору человека.
правда, без земли и без подданных, приблизил к себе еще больше - с тех пор
сей человек стал довереннейшим слугой Генриха. Бежать не мог, потому как
одноногий, изменить тоже не мог, ибо для кого же? Покинуть? Без имущества
не покинешь, все попытки что-нибудь получить уже давно оставил, - в ответ
каждый раз император смеялся:
После императора ты - могущественнейший человек в империи!
Заубушем. Он любил, когда люди ненавидели друг друга. Привозил Заубуша,
чтобы тот укреплялся в ненависти к Адельгейде вблизи. Адельгейда
ненавидела Заубуша добровольно, без принуждения. А влекутся друг к другу
люди незаметно, и с течением времени ни она, ни Заубуш не могли различить,
что же между ними - вражда или любовь? И ждала Адельгейда приездов
императора в Кведлинбург с испугом, с ненавистью, а одновременно с
затаенным нетерпением: вместе с Генрихом неминуемо должен был приехать и
Заубуш.
Евпраксии. Времена года - медленные, одинаково печальные, будто плакучие
ивы, не приносили ей ничего, даже весть о смерти маркграфа не удивила,
потому что умер он для нее в ту, в первую и последнюю, ночь, когда
боролась с ним, а потом в отчаянии хотела покончить с собой (да Журина не
дала).
отца Бодо, сдержанными разговорами с Адельгейдой, тоской,
раздражительностью, когда не хотела видеть никого, прогоняла прочь даже
Журину, не читала книг - новые для себя языки словно забывала в такую
пору, язык детства не вспоминала: тяжело было вспоминать, от слов осталась
лишь летучая тень, ничего больше.
Евпраксия нетерпеливо ждала снов, своего единственного богатства. Ее сны
брели через реки, проскальзывали под зелеными ветвями деревьев в пущах,
пролетали долины, искали Киев, потаенный в золотой грусти церквей.
золотистым огнем. От радости Евпраксия пробудилась и увидела Журину со
свечой в руке.
ведь княжна.
знали уже давно: одна от Адельгейды и баронских дочерей, другая - от
монахинь. Да и ожидали все эти годы в Кведлинбурге то ли императора, то
ли, может, еще больше - Заубуша. Адельгейда - с давней ненавистью вместе с
позднее возникшим и стойким вожделением, женщины в монастыре - с ленивым
любопытством. Будет ходить Адельгейда нагая возле прудов? В особенности
возле того, четырехугольного.
жену, въехал в Кведлинбург тихо, заперся во дворце, сестре не дал о себе
знать, хотя, казалось бы, должен был делить траур совместно, да и для
скорби душевной аббатство больше подходит, чем большой пустынный дворец,
холодный, темный, чужой.
императорского приезда? Журина проходила через двор аббатства; в темноте
тускло белели каменные аркады; она неслышно ступала по плитам; осталось
пройти еще немного под аркадами и свернуть на половину Евпраксии, но ее
Пехов Алексей
Зыков Виталий
Гюго Виктор
Скальци Джон
Белов Вольф
Шилова Юлия