как весенний день, был полон энергии.
приседая.
обнимал, виснул на Борьке.
поражает не красота молодого козла, а настоящая любовь, которой связаны эти
три существа, живущие в ветхом зимовье, на краю старого бора. Мне делается
страшно при одной мысли, что я мог убить Борьку.
отворачивает его голову, но козел вырывается. В дальний угол кувырком летит
Петька и, стиснув от боли пухлые губы, молчит, а слезы вот-вот брызнут из
глаз.
поднимая сына.
и, ловко работая языком, собирает их в рот. А Марфа что-то ворожит в углу,
нагнувшись над деревянной чашкой. Борька слышит, как там булькает вода, это
его раздражает, он начинает торопиться и нервно стучит крошечными копытцами
о пол. Петька подбегает к матери, явно намереваясь преградить Борьке путь к
чашке. Мальчишка разбрасывает ручонки, упирается ножонками в пол, надувая
покрасневшие щеки. Но Борька смело налетает на него, отталкивает грудью и
лезет к чашке, а Петька доволен, хохочет, заражая смехом и меня.
брызгами мальчишку.
за что. Мать то и дело кричит сыну: "Петька, не приставай, не висни!" Но
какой мальчишка утерпит не дотронуться до такой замечательной живой игрушки?
безразличие.
одевает в меховую дошку и выталкивает за дверь.
дров.
полу копытцами, отгребает ногами воображаемый снег и падает. Ему кажется,
что он лег в лунку, сделанную им на земле.
появилось солнце, и тотчас словно брызнул кто-то алмазным блеском на вершины
сосен.
голосом. -- Слышу, кто-то кричит, совсем как ребенок. Потом увидела, бежит
ко мне козленок, маленький, только что родившийся, мать зовет. Проклятые
волки тут на увале ее разорвали. Поймала я козленка и оставила у себя. Так
он и прижился. А вот теперь, если не придет утром из тайги, сердце болит,
нехорошие мысли в голову лезут. Борька ласковый, мимо человека не пройдет, а
не понимает, что опасность, -- могут по ошибке, а то и со зла убить... Люди
разные, иной хуже зверя, так и норовит нашкодить.
встречу с ним.
уходит в лес и там живет с дикими козами, кормится, играет, а утром
обязательно прибежит. Хороший он у нас, даром что зверь. Смотри сюда.
Видишь, дыра в обшивке двери, это он копытом пробил, когда стучался. Утром
постоянно ждешь этот стук, Петька ревет, и сама думаю: придет ли?
Марфа.
мужик! Где твой Борька? Убежал?
Петькой, и мы уехали.
стояла старая тайга, принарядившаяся, посвежевшая.
А вы, значит, того? Дедушка промажет, начинает хитрить, дескать, мелкая
дробь попалась или веточка не дала выцелить... -- говорил Пашка, явно
вызывая меня на разговор.
запечатлелся козел, ласкающийся к Марфе, с повисшим на нем Петькой...
ледоход. Забурела тайга. Молодые березки, тальнички, осинник стоят еще
голые, но почки уже набухли, и какой-то нежный, едва уловимый, розоватый
налет, -- след пробудившейся жизни, -- растекается по веткам. Чувствуется,
что вот-вот, как только по-настоящему пригреет солнце, все доверчиво
раскроется, зазеленеет, расцветет яркими красками, и могучая тайга зашумит
по-весеннему. И тогда в лесу все станет понятным, доступным, прекрасным.
Только птицы не ждут, торопятся. День и ночь в воздухе шелест упругих
крыльев и радостный крик возвращения. Он выворачивает всю мою душу. Ах, если
бы они взяли меня с собою на север!
по реке Зее и обследовать Становой к западу от Ивакского перевала. Эти горы
не посещались людьми, никто не знает, что встретит там путешественник. В
прошлом году, когда искали перевал, мы с Улукитканом видели их издали с
вершины, и теперь они представляются мне в виде беспорядочного нагромождения
хребтов, изъеденных ущельями, покрытых курумами, с глубокими цирками,
врезанными в каменные корпуса. Мы, вероятно, попадем туда раньше других. Нам
придется сказать первое слово об этих горах и там пережить то, что
невозможно даже заранее представить.
на плечах старые натертости от лямок тяжелой котомки или вдруг послышится
грохот камней под ногами удирающего стада снежных баранов. Невольно
вздрогнешь и с болью поймешь, что ты еще далеко от гор, от заманчивых мест.
Трофим поправляется и дней через десять будет выписан из больницы. Я оформил
приказ о предоставлении ему двухмесячного отпуска, и мы стали собираться в
путь. Как-то вдруг полегчало на душе. Трофим уедет к Нине, отдохнет, и оба
вернутся к нам. Я рад за них, они достойны счастья.
Закончив с делами в штабе, я еще засветло пришел домой и только разделся,
как послышался стук в дверь.
в унт. Затем показались два косача, заткнутые за пояс головами. Я сразу
догадался, кто это пожаловал.
мальчишеский голос, но сам Пашка не показывается, трясет косачами, явно
дразнит. Я хотел было втащить его, но парень опередил меня, уже стоял на
пороге в позе гордого охотника: дескать, взгляни, каков я и на что способен!
завистью рассматривая птиц и заранее зная, что этого-то от меня и добивается
парнишка.
комнаты, стащил с головы ушанку и вытер ею грязный пот на лице.
Иной такие фигуры выписывать начнет, -- и, склонив набок голову, растопырив
полудугою руки, он задергал плечами, пытаясь изобразить разыгравшегося на
току косача. -- В которых местах много слетится, как зачуфыкают да
замурлыкают, аж дух забирает. Другие обзарятся -- по-кошачьему кричат... Эх,
и хорошо сейчас в тайге!
с ноги на ногу, Пашка выдернул из-за пояса косачей и равнодушно бросил к
порогу.
отворачивая голову. -- Думал, поедете, заночевали бы у костра, похлебку
сварили из косача -- ну и вкусная же!
вас чашечки маленькие, из них не напьешься.
рассердится, а мне обижать его неохота. Можно мне в экспедицию поступить
работать? -- И, не дожидаясь ответа, заторопился: -- Я в тайге не хуже
большого, любую птицу поймаю. А рыбу на обманку -- за мое почтение! Петли на
зайцев умею ставить. В прошлое воскресенье водил в тайгу городских ребят.
Смешно, -- они, как телята, след глухариный с беличьим путают, ель от пихты
отличить не могут. Я даже дедушку на днях пикулькой подманул вместо рябчика.
Ох, уж он обиделся! Говорит, ежели ты, Пашка, кому-нибудь об этом
расскажешь, портки спущу и по-праздничному высеку!
-- перебил я его, раззадоривая.