никакого внимания.
огромным преимуществом в весе, стряхнул с себя Мускву и кинулся наутек.
Мусква доблестно преследовал противника. Дважды обежали они вокруг
водоема, и Мусква несся за ним по пятам, пока насмерть перепуганный
Пипунескус, зазевавшись на мгновение, не налетел на скалу и не растянулся
во весь рост на земле. Сейчас же Мусква снова оказался на нем и не
перестал бы кусаться и рычать, пока не выбился бы из сил, если бы случайно
не увидел, что Исквау и Тэр не спеша спускаются с горы в долину.
чтобы разорвать медведицу на части, уходит вместе с ней! Медвежонок
опешил. Пипунескус, придя немного в себя, тоже уставился на них. Затем
медвежата посмотрели друг на друга. Мусква облизнулся, как бы выражая этим
противоречивость своих чувств - колебание между соблазном изувечить
Пипунескуса и властным голосом долга, зовущим его следовать за Тэром.
Пипунескус разрешил эти сомнения. С жалобным ревом кинулся он за матерью.
провели в густом ивняке у поймы. Вечером Пипунескус опять было подкрался к
мамаше, но Тэр снова отшвырнул его на середину ручья. Повторное
доказательство неудовольствия Тэра окончательно убедило Мускву в том, что
взрослые медведи не расположены терпеть общество медвежат. Результатом
этого открытия было заключение перемирия между ним и Пипунескусом, которое
длилось всю ночь.
дальше двухсот - трехсот ярдов. Поэтому Мусква воспользовался случаем и
отдохнул. Но поспать по-настоящему так и не пришлось, он по-прежнему
упорно держался своего решения не упускать Тэра из виду. Весь следующий
день Исквау и Тэр не выходили из зарослей.
трава была ему, конечно, по вкусу, но ей одной сыт не будешь. Он видел,
что Пипунескус роется в мягкой земле у самого ручья, и в конце концов не
выдержал и прогнал его от недорытой ямки, взяв дальнейшие поиски в свои
руки. Покопавшись еще немного, он вытащил из земли белую луковицу.
какое сравнение с ним. Это было самое вкусное из того, что ему доводилось
пробовать, если не считать рыбу. Луковица эта - корень клейтонии, и если с
ней можно было хоть что-нибудь сравнить, то, пожалуй, только кандык.
Клейтонии росли здесь в изобилии, и Мусква без устали откапывал их корни,
пока лапы не разболелись не на шутку. Но зато и наелся уж в полное
удовольствие.
Уже к вечеру, когда оба взрослых медведя лежали рядышком в зарослях
кустарника, Тэр вдруг ни с того ни с сего разинул свою огромную пасть и
издал низкий, протяжный, раскатистый рев, очень похожий на тот, который
прозвучал, когда он задрал насмерть черного медведя. Исквау подняла голову
и стала громко вторить ему. Оба они делали это в самом великолепном
расположении духа и испытывали во время этого дуэта полное блаженство.
Почему медведи у себя на свадьбе находят удовольствие в дуэтах, от которых
кровь стынет в жилах, остается тайной, и объяснить ее, пожалуй, могут
только сами медведи.
что пробил славный час - Тэр приканчивает мамашу Пипунескуса. Глаза
медвежонка мгновенно отыскали неженку. На беду себе, Пипунескус в это
время крался по опушке кустарника, и Мусква не дал ему и рта раскрыть.
маленького ребенка. Несколько минут они кусали, колотили и царапали друг
друга. Вернее, все это делал главным образом Мусква, так как Пипунескус
тратил свои силы в основном на вопли. Наконец большой медвежонок вырвался
и опять пустился наутек. А Мусква загнал его в кустарник, выгнал оттуда,
прогнал до ручья и обратно, заставил мчаться вверх по откосу, а потом вниз
и преследовал, пока сам не выбился из сил и не свалился с ног.
Мускву. Он повел носом в одну, а затем в другую сторону, повернулся и
пошел прямо к тем дальним склонам, с которых они спустились сюда вчера
днем.
забраться в чащу кустарника и порычать там, подергать за шкуру медведицу,
которая, без сомнения, лежит там сейчас бездыханная, а заодно добить и
Пипунескуса. Но, поколебавшись немного, Мусква припустился за Тэром.
они бредут на восток, навстречу самой страшной опасности - опасности, от
которой никуда не уйдешь, которая смертельна.
принюхалась к ветру. Затем повернула в, противоположном направлении и не
спеша, уверенно двинулась вверх, навстречу закату. За ней бросился
Пипунескус.
14. ПОЯВЛЕНИЕ СОБАК
повернул на юг, по направлению к тем местам, милях в восемнадцати -
двадцати отсюда, где был убит черный медведь.
его мамашей. Но самом же деле Тэр испытал пока еще только первые радости
медвежьего медового месяца. Теперь он удалялся, чтобы побыть наедине,
поразмыслить и подкормиться. Да и Исквау тоже, хотя она и двинулась прямо
на запад, еще не возвращалась к себе. Скорее всего, послезавтра, если
судьба не вмешается в это дело по-своему, они встретятся снова и на
следующее утро или к вечеру следующего дня опять расстанутся. Так их
встречи будут повторяться в течение двух недель, а то и месяца, пока
Исквау не станет неприветливой и злой. Тогда она отправится к себе до
следующего года, и не исключено, что ее последнее "прости" окажется
увесистой оплеухой, которую она залепит Тэру. Но замыслы живущих на земле
то и дело рушатся самым плачевным образом. Судьба, которой предстояло
стать между ними, в этот момент мчалась на лошадях по долине.
Пипунескусом огромный гризли и медвежонок с рыжей мордочкой пробродили без
сна. Тэр не стал охотиться. Он взобрался по крутому склону вверх, а затем
по глинистому откосу расщелины спустился к подножию горы и вышел на
зеленую лужайку, густо заросшую кандыком. Это четырехлепестковый цветок на
тонком, высоком стебле, с двумя листьями, как у лилии, и сладким
луковицеобразным корнем. Всю ночь Тэр выкапывал и ел эти корни.
как днем он, если не считать драки, только и делал, что отдыхал, то ночь,
сияющие звезды, красавица луна показались ему восхитительными.
медвежонок не видел ее еще ни разу за всю свою недолгую жизнь. Свет ее,
стекая с горных вершин, как лесной пожар, охватил Скалистые горы
таинственным красным пламенем. Вся низина реки была освещена почти как
днем. Небольшое озеро у подножия горы тихо мерцало, а питающие его
ручейки, которые сбегали с гор из-под тающего на высоте тысячи футов
снега, низвергались вниз сверкающими каскадами, в которых лунный свет
дробился и играл, словно это была искрящаяся алмазная россыпь.
здесь. На вершине заросшего зеленью склона горы, невидимое для глаз Тэра и
Мусквы, спало стадо горных баранов.
елей, берег озера. Здесь он обнаружил лужицу жидкой грязи, которая
оказалась просто спасением для его измученных ног. И в течение ночи
медвежонок раз двадцать забирался в нее.
Солнце уже было довольно высоко, а он все блуждал и блуждал по лужайке и
по берегу озера, выкапывая попадающиеся коренья, набивая брюхо мягкой
травой. Мускве, который позавтракал луковичками кандыка, это было по душе.
Он только не понимал, почему Тэр не заберется в озеро и не нашвыряет
оттуда форели. Медвежонок еще не знал, что рыба водится не во всякой воде.
нарвавшись на одетого в твердый панцирь черного водяного жука, который
впился ему в нос своими острыми, как иглы, клешнями, исторгнув из груди
медвежонка отчаянный вопль.
у печки, в его толстой шубе. Тэр бродил меж скал около водопада, пока не
обнаружил прохладное местечко. Он отыскал небольшую пещерку, в которой
было холодно, как в погребе. Все вокруг нее - и шифер, и песчаник - было
темным, холодным, скользким от множества струек талой воды, сбегавшей с
горных вершин. Именно такие уголки выбирал обычно Тэр в жаркие июльские
дни. Но Мускве здесь казалось темно, мрачно и в тысячу раз менее приятно,
чем на солнышке. Часа через два он оставил Тэра в этом холодильнике и
принялся обследовать уступы, не имея ни малейшего представления о том, как
они опасны.
шиферную плиту, по которой тончайшей прозрачной паутинкой стекала вода.
Точно так же бежала она по этой плите уже сотни лет и отполировала ее, как
жемчужину. Плита стала скользкой, точно ее смазали жиром. Мусква и
опомниться не успел, как ноги у него разъехались, и в следующее мгновение
он уже скользил вниз, прямо в озеро, до которого было футов сто.
Громыко Ольга
Каргалов Вадим
Афанасьев Роман
Березин Федор
Рыбаков Вячеслав
Перумов Ник