Чтение 17–й страницы книги ~Буря столетий~

Нам в лицо глядят оскаленные окровавленные зубы и глаза, как у
волка-призрака при ударе молнии. Затемнение.

Майк стоит секунду, беря себя в руки. Кладет в карман последнюю
фотографию, отрывает еще кусок ленты и лепит на трость. На ленте пишет:
"ВЕЩ. ДОК И ВОЗМ. ОРУДИЕ УБИЙСТВА".

Майк в темноте переходит встоловую дома. Снимает с середины стола
украшение в виде свечи и сосновой шишки, потом берет белую скатерть.

Выходит в холл и подходит к силуэту тела Марты. Подойдя, замечает
что-то на стене возле двери. Направив туда луч фонаря, Майк видит, что это
вешалка для ключей в форме ключа. Посветив фонарем, Майк находит набор
ключей, который ему нужен. Снимает их с крючка.

Рука Майка вставляет ключ в дверь. На бирке старушечьей вязью Марты
Кларендон написано: ВХОДНАЯ ДВЕРЬ.

Майк прячет ключив карман и ставит камеру и кейс рядом на ступени.

-- Простите, миссис Кларендон, -- говорит он.

Укрывает Марту скатертью, подбирает свои вещи. Потом открывает дверь на
террасу ровно настолько, чтобы протиснуться, и выходит в ревущую бурю. Уже
ночь.

Ключом Марты Майкзапирает дверь. Пробует ее, проверяя, что она
заперлась. Потом поворачивается и идет по дорожке к своему вездеходу.

Камера показывает чей-то дом на Мэйн-стрит, но через почти сплошной
снег он елевиден.

У Карверов на кухне сидят Джек, Анджела и Бастер. Генератора уних нет.
Кухня освещена двумя керосиновыми лампами, и по углам лежат густые тени.
Семья ужинает бутербродами и газированной водой. При каждом порывеветра, от
которого трещит дом, Анджела нервно оглядывается. Джек - ловец омаров, ион
меньше всего волнуется насчет погоды (а чего волноваться, когда сидишь на
твердой земле? ). Он с Бастером играет всамолетик. Самолетиком служит
бутерброд с копченой колбасой, а ангаром для него - открытый рот Бастера.
Джек подлетает (издавая все соответствующие самолетные звуки) и улетает
вновь. Бастер от души смеется. Папа такой смешной!

Снаружи рвущийся, хрустящий треск. Анджела хватает Джека за руку.

-- Что это?

-- Дерево, -- отвечает Джек. -- Судя по звуку, на заднем дворе у
Робишо. Даст Бог, им террасу не разбило.

Он снова начинает играть всамолет, на этот раз тот приземляется в
ротБастеру. Бастер откусывает кусок, с наслаждением жует.

-- Джек, -- спрашивает Анджела, -- тебе обязательно возвращаться в
магазин?

-- Ага.

-- Папа будет сторожить плохого дядю! -- кричит Бастер. -- Чтобы он не
убежал. Я самолетик!

-- Что да, то да, большой парень, -- говорит Джек.

И снова заходит бутербродом в пике в рот Бастера и ерошит ему волосы,
глядя на Анджелу серьезным взглядом.

-- Детка, это тяжелая ситуация, и каждый должен принять участие. Акроме
того, я буду с Кирком. На дежурство ставят парыдрузей.

-- А у меня друг - Дон Биллз! -- объявляет Бастер. -- Он умеет быть
обезьяной!

-- Ага, -- говорит Джек. -- Он наверняка этому научился у своего папы.

Энджи прыскает, прикрывая рот. Бастер начинает издавать обезьяньи звуки
и почесываться. Типичное поведение этого пятилетнего мальчика за обедом.
Родители относятся к нему с безоглядной любовью.

-- Услышишь сирену - бери Бастера и езжай, -- говорит Джек. -- Знаешь
что? Если будешь беспокоиться, не жди сирены - езжай сразу. Возьми снегоход.

-- Ты уверен?

-- Ага. Тем более что чем раньше ты с Бастером там окажешься, тем лучше
ночлег у вас будет. Туда уже едут люди. Я видел огни.

Джек кивает подбородком на окно.

-- Ну в общем, когда моя вахта кончится, будь здесь или там. Я тебя
найду.

Он улыбается ей, и она, успокоенная, улыбается в ответ. Ветер завывает,
и у них улыбки сползают с лиц. Еле уловимо, но слышен грохот прибоя. Джек
говорит:

-- Подвал мэрии будет наверняка самым безопасным местом на всем острове
ближайшие двое суток. Я тебе скажу, сегодня прибой будет черт знает какой.

-- Почему из всех дней этот человек должен былпоявиться именносегодня?
-- спрашивает Анджела, не ожидая, конечно, ответа.

-- Мам, а что сделал этот плохой человек?

Вот опять - маленький кувшин с большими ушами. Анджеланаклоняется и
целует его.

-- Украл луну и принес ветер. Хочешь еще бутерброд, большой мальчик?

-- Ага! И пусть он тоже у папылетает.

В темноте возле "Рыбы и омаров" Годсо волны взлетают выше, чем
когда-либо.

"x x x"

Маяк в темноте шторма видет неясным силуэтом, и вспышки его освещают
только снежный хаос.

На перекрестке Мэйн-стрит и Атлантик-стрит - тьма. Ветер срывает с
подвески погасшую мигалку, и она летит на конце своей проволоки, как
закрученная катушка на нитке. Падает в глубокий наметенный на улице снег.

Темно и вофисе констебля., где за решеткой Линож сидит все в той же
позе, с голодным лицом в раме чуть расставленных коленей. Он собран и
сосредоточен, но на лице все таже тень улыбки.

Хэтч в другом углу открыл переносной компьютер, и на его экране мерцает
программа кроссворда, которой Хэтч поглощен. Он не замечает Питера, который
сидит под доской объявлений с обвисшим лицом и смотрит на Линожа
расширенными пустыми глазами. Он загипнотизирован.

Мы видим лицо Линожа крупным планом, и его улыбка становится шире.
Глаза темнеют до черноты, и в них снова вертятся все те же красные змеи.

Питер, не отрывая взгляда от Линожа, протягивает руки за спину и
снимает с доски старое объявление Департмента рыболовства. Переворачивает
другой стороной. В нагрудном кармане у него ручка. Сейчас он щелкает ею и
прикладывает перо к бумаге. И ни разу не глядит на то, что делает, - его
взгляд прикован к Линожу.

-- Слушай, Пит, -- спрашивает Хэтч, -- что бы это могло быть: "Насест
йодлера". Четыре буквы

Крупный план: на улыбающемся лице Линожа губы шевельнулись, будто
глотательным движением.

-- Альп, -- говорит Питер.

-- Да, конечно, -- соглашается Хэтч и вписывает буквы в сетку. --
Классная программа. Дам тебе тоже попробовать, если хочешь.

-- Конечно, -- говорит Питер голосом вполне нормальным, ноглаз от
Линожа не отрывает. И перо его тоже не останавливается. Даже не замедляется.

И на обратной стороне объявления видны написанные неровными печатными
буквами снова и снова слова:

"ДАЙТЕ МНЕДАЙТЕ МНЕ ДАЙТЕ МНЕ"

ТО ЧТО Я ХОЧУ ДАЙТЕ МНЕ ТО ЧТО Я ХОЧУ

ДАЙТЕ МНЕТО ЧТО ЯХОЧУ

А вокруг слов, как украшения вокруг рукописи монаха, много тех же
фигур, что мы видели над дверью гостиной Марты. Трости.

И снова крупным планом лицо Линожа. Черные звериные глаза полны
вертящейся красной мути. И видны самые кончики клыкообразных зубов.

"x x x"

На мысе Литтл-Толл-Айлендазавывает ветер, гнутся под вьюгой деревья,
стукаются и трещат ветви.

С птичьего полета- накрытый ночью ибурей остров; обе улицы забиты
снегом. Огней совсем мало. Это город, отрезанный от внешнего мира.
Полностью.

Камера ждет, чтобыдо нас это дошло, и -

Затемнение. Конец акта шестого.

"Акт седьмой"

Прав был Джек Карвер - островитяне, у кого нет очагов для тепла, или
кто живет там, где может достатьштормовой прибойна приливе, уже стягиваются
к мэрии. Кто на вездеходах, кто на аэросанях или снегоходах. Некоторые даже
на лыжах или снегоступах. И даже сквозь вой ветра слышен гул городской
сирены.

По тротуару приближаются Джонас Стенхоуп и жена его Джоанна. Они не
юнцы, но вид у них здоровый, даже спортивный - как у актеров из рекламы.
Идут они на снегоступах, и каждый тянет веревку. За ними - кресло,
установленное на детских санках, превращенных таким образом в одноместную
повозку. В кресле, облаченная в просторные одежды и неимоверной величины
меховую шапку, сидит Кора Стенхоуп, мать Джонаса. Ей около восьмидесяти, ипо