- Хорошо, Филипп Але...
- Живо, я сказал!
Стас еще в студенческие годы привык к непредсказуемым выходкам друга, и
буря эмоций в кабинете его ничуть не смутила.
- Слушай, давай еще раз и по порядку, - он без риска для жизни оборвал
скачущего по помещению Филиппа на полуслове.
- Я повторю действия отца! Полностью, досконально повторю, и посмотрю, что
получится.
- Ты хочешь использовать чип вслепую?
- Да!
- Это на тебя не похоже, Фил. Слушай, давай не будем кидаться головой в
омут. Вспомни, что вышло с твоим... - он едва не брякнул "сыном", но
вовремя одумался, - мальчишкой. По-моему, Аза тебе этого не простит.
- Плевать на нее. В конце концов, она сама согласилась, - Филипп
отмахнулся. - С чипом терять нечего. Я его скопировал. Мне нужны
компоненты для капсулы. Я сам сделаю саркофаг! И из него возродится новый
Осирис!
- Подожди ты со своим Осирисом. Ты знаешь, куда всунуть камушек? Если мне
не изменяет память, следов такой штуки никто не нашел.
- Плохо искали, - огрызнулся Филипп, усаживаясь в кресло.
- А что мы будем делать с родившимся индивидом? Это же не ребенок, а
взрослый разумный человек! Древнеегипетские сказки ему не помогут. Ты
подумал, что его ожидает? Кем он станет среди нас?
- Заткнись! Мне во где твое нытье! - доктор Жулавский с чувством чиркнул
ребром ладони по горлу. - Ты в науке - ноль. А знаешь почему? Потому что
наука любит смелых! Иди и занимайся своим делом. Мне нужно сырье для
капсулы. Вс".
Стас в три шага пересек кабинет и рванул ручку двери. Филипп сверлил
взглядом его спину.
- Хочешь совет? - внезапно обернулся Стас.
- Какой? - доктор Жулавский вздрогнул.
- Соблюдай стерильность.
- Чего?
- Я начинаю думать, что твой отец играл в господа бога и создавал человека
из глины. Сдается мне, во времена Адама микробы еще не родились.
- Иди ты! Играл в господа бога...
Стас смачно захлопнул дверь. Филиппа он пугнул, без сомнения. Пусть
раскинет мозгами на досуге. Вдруг случится чудо, и непревзойденный гений
осознает, где кончаются его права ученого и начинается ответственность
творца.
Земля
Нехотя уходили снега. Гигантский лес шумно дышал весенними ветрами и
приветствовал первых отважных птиц, сквозь холода и непогоды
возвращающихся в родные гнезда.
- В полынью не провались ненароком. У нас тут с апреля по ноябрь -
сплошное болото. За мной давай, след в след.
Глеб осторожно перенес вес тела на левую ногу. В самодельных снегоступах
на обманчивых рыхлых сугробах он чувствовал себя как стреноженный. Борис
Сергеевич напротив, ловко перебирался через валежник и кусты, помогая себе
палкой, и вдобавок нес на плече видавшее виды ружье.
- Работа лесника, парень, дело тонкое, - продолжал он. - Дозволено многое,
а вот делать можно не вс".
- Почему? - Глеб перевел дух. На лбу рассыпались бисеринки пота:
сознательно контролировать физиологические процессы не удавалось.
- Чтоб лес не обиделся. Пока ты с ним душа в душу живешь, все в порядке.
Он и прокормит, и вылечит, коли чего. Вон Кожемятовы, к примеру: ради
старшего пацана сюда пришли. Лесом лечили. А Димка уже у нас родился -
чудо-малец, здоровехонький! Но не моги лишнее дерево срубить! Рассердится
матушка-земля.
- А как угадаешь, какое рубить, какое нет?
- А-а, тут-то собака и зарыта! - Борис Сергеевич закряхтел: так он
изображал тихий смех. - Поди сюда. Руку к стволу приложи... Вот так. Что
чуешь?
Глеб погладил шершавую кору.
- Что-то... не понимаю.
- А ты не рассуждай. Теперь это тронь. Сечешь?
Другое дерево вызвало чувство, похожее на падение в пустоту. Оно доживало
свой век, о чем свидетельствовали прерывистые слабые импульсы энергии.
Известных рецепторов, способных уловить подобное, в доступной части разума
не нашлось. И Глеб, как повелось, слепо поверил таинственному спутнику
рассудка, стремительно растущему в глубинах своего существа.
- Умирает, - проронил он.
- Точно! - Борис Сергеевич широко улыбнулся. - Вот его-то мы с тобой и
отметим... Ты, парень, сам себя еще плохо знаешь. Ты будто от самой земли
возрос, из самого ее чрева родился. Ты ее, матушку, сердцем слушай.
Плохому не научит!
Деревня просыпалась вместе с природой. Монотонные вечера и долгие ночи
сжимались и таяли, уступая место серым рассветам и наполненным весенними
заботами дням. По улице потекли робкие ручьи, и неказистый бумажный
кораблик отправился в плавание, подгоняемый восторженными криками
десятилетнего Димки Кожемятова. Под крыльцом у Бориса Сергеевича каждое
утро теперь слышался настойчивый писк. Облезлая полосатая Мурка исчезала в
щели с очередной придушенной мышью в зубах и, накормив детенышей, деловито
отправлялась в сарай на новую охоту. Вот и самый смелый котенок выполз
вслед за матерью и, покачиваясь на тощих слабеньких лапах, встретил яркий
апрельский полдень.
Тамара и тетя Вера раскладывали консервы и пакеты с продуктами в шесть
аккуратных кучек. Самая большая для семейства Кожемятовых, три поменьше -
для стариков Воеводиных, бывшего адвоката Карпова с женой и Семеновых -
матери и дочери. Две маленькие корзины предназначались бобылю Бабаеву и
Вовке по прозвищу "урка".
- Борис, не маловато ты привез? - ворчливо окликнула жена. - Дорогу-то не
сегодня - завтра совсем развезет. Когда ж ты теперь в село поедешь?
- Сколько дали, столько и привез, - буркнул тот из недр задурившего
мотора. - Глеб! Вылазь сюда. Я эту хреновину больше видеть не могу!
Парень выполз из-под железного брюха грузовика.
- Нижний кран радиатора протек, Борис Сергеевич. Я вам еще на дороге
говорил. Хорошо хоть до дома дотянули.
- Тьфу, ядрена-вошь!.. Ну оживи ты его, сынок. Ты в его потрохах лучше
всех сечешь!
Глеб вздохнул. Нелегко быть последней надеждой. А именно в этой роли ему
приходилось сейчас выступать, не имея под рукой ни одной запасной детали
для починки потрепанной машины. Без старого грузовика деревня была
обречена на полную изоляцию от цивилизации. Затерянное в самом сердце
лесов и болот это селение не значилось ни в одном реестре населенных
пунктов. В лучшем случае о нем изредка вспоминали в районном центре. И то
лишь во время дежурных губернских проверок.
Непоседа Димка висел на заборе и наблюдал за неравной борьбой людей с
капризной техникой. Когда Глеб остался один на один со строптивым
грузовиком, пацан деловито посоветовал:
- А ты подвеску с трактора сними.
Это было единственное, что он запомнил из разговоров отца о машинах.
- Иди гуляй, умник!
Димка как будто не расслышал.
- Ты мне книжки привез?.. Глеб, ты обещал!
- В сумке на верстаке. Возьми сам, у меня руки, - он продемонстрировал
перемазанные мазутом ладони.
Мальчишка присвистнул и сиганул через калитку. Восторженное "о!", "вот это
класс!", "здорово!" немедленно донеслось из сарая. Глеб улыбнулся,
прогоняя накатившую тоску. Глядя на беспечного мальца, он невольно
вспоминал Ивара. Было нечто общее у этих разных во всех отношениях людей.
Куда бы привела дорога, успей он тогда скрыться вместе с юношей от
Северянина и его подручных? Но колея, круто повернув однажды, не допускала
возврата, а память не имела ни единого шанса изменить минувшее.
- Дима, захвати маме продукты, - окликнула с крыльца тетя Вера. - Томочка,
а ты Семеновым корзинку занеси.
Тамара, в высоких резиновых сапогах не по размеру и в накидке до пят,
остановилась в палисаднике.
- Я к ним не хочу. Они на небо смотрят. Я не люблю, когда они говорят с
небом.
- Я сам к Семеновым зайду, - поспешил выручить девочку Глеб. - Через
полчаса. Ладно?
Тетя Вера пожала плечами.
Дом Семеновых стоял на окраине деревни в компании двух заброшенных изб.
Его окружал сгнивший до основания забор и густая сетка голого кустарника.
Навстречу Глебу вышла молодая деваха в розовом платочке.
- Привет, - она застенчиво опустила глаза.
- Пригласи человека в дом! - раздался из курятника строгий голос матери.
- Проходи, Глеб, - девушка посторонилась, не отрывая взгляд от сломанной
ступеньки.
- Спасибо, - он сделал несколько шагов в сенях. - Борис Сергеевич привез