Чтение 17–й страницы книги ~Отель "Империал": выход в WINDOWS~

наконечниками, красивых сочных тонов или темные, они стояли в ее прихожей,
как коллекция рапир у фехтовальщика.

-- Что у вас с Княжицким? Почему вы устроили сегодня утром скандал в
машине?

-- Я думал, мы все выяснили, -- сказал Братченко, явно не желая
предъявлять обвинения в адрес отсутствующего Княжицкого.

-- Садитесь на скамью, не люблю курить на ходу. Вам сколько лет, Витя?

-- Сороковник, а что?

-- Никогда так не переспрашивайте. Это некрасиво. По-ребячьи. Вот что,
Витенька, мне секретарь Финка сказала, что он в день убийства до конца не
доработал, позвонила ему некая Катя, тон у нее был спокойный, но после ее
звонка Финк быстро ушел, сказал, чтобы Галя его не ждала. Кстати, как она
вам? Очень мила, прямо рокотовская барышня, взгляд такой кроткий.

-- Хорошая женщина, -- согласился Витя, -- выходит, к этой своей Кате
помчался... А как же тогда он с Похваловой оказался в такой ситуации?

Скамью окружили голуби, почти заглушая разговор своим гульканьем. Из
театра повалил народ. Нет, очевидно, это только антракт, вышли покурить
зрители, хотя некоторые действительно побежали в сторону метро.

-- У меня два соображения. Мы пока еще не знаем точно результатов
анализа грунта на туфельках Похваловой, на ботинках Финка и на ботинках
убийцы, следы которых остались на ковре, но у меня сложилось такое ощущение,
что очень похожий грунт на следах убийцы и на туфлях Похваловой. Вы помните,
какие черные грязные следы вели от прихожей к кровати? А ботинки Финка под
кроватью стояли чистенькие, на машинке ехал, по асфальту ходил. Вы помните,
в понедельник и вторник дождя не было, да и сегодня погода хорошая, тепло,
сухо, солнечно, я же говорю, завтра зазеленеет. Я носом чую. Так вот...

-- Стойте, пожалуйста. Дайте, я скажу, -- перебил ее Витя, смекнув
кое-что, прямо озарение нашло, -- земля такая влажная за городом, и у
Похваловой, которая жила на даче, и у ее мужа могло быть столько грязи на
обуви, точно?

-- Точно, Витенька, -- улыбнулась Серафимова. -- И Похвалов исчез. Тоже
-- факт.

Она выпустила дым, оглянулась на театр, откуда послышался звонок ко
второму действию.

-- Вы в театре последний раз когда были?

Витя Братченко в театр не ходил, потому что он в нем засыпал. Однажды
заставил себя купить билет на спектакль, но захрапел во втором ряду партера.
Ну, не захрапел, а засопел, да ведь так истово, в полной-то тишине, на самом
трагическом месте, что в зале раздался смех, а маститые театралы решили, что
это критик сидит и нарочно так эпатажно свое мнение о спектакле выказывает.
А Братченко очень тогда расстроился за артистов, ведь подумают, что плохо
играли, что таланта нету, а на самом деле на Витю темнота, как сигнал отхода
ко сну, действует. Не объяснишь же подсознанию, что в театре спать нельзя.

-- Да я и в Москве-то еще недавно, -- виновато оправдывался он. -- Но
главное, я осознаю, что в театр не ходить стыдно, и мне стыдно.

-- Ерунда, -- вдруг сказала Серафимова, -- я пересмотрела здесь весь
репертуар, а жить все равно не научилась.

-- Упадочное у вас настроение, Нонна Богдановна, может, вина выпьем?

-- Не-ет, Витенька, к вам идти уже поздно, а у меня нет!

Витя вытащил из кармана куртки "Саперави" и два бумажных стаканчика.

-- Угощайтесь.

Серафимова непристойно просияла, прямо-таки возликовала.

-- Ну, надо же! Все тридцать три удовольствия, а я вас недооценивала!

-- Рассказывайте, Нонна Богдановна, что вас гложет?

-- Катя.

-- Не понял.

-- Витенька, у вашей жены папа кто?

-- У моей -- механик. Автослесарь. Только у меня нет жены.

-- А у финковских жен все папы, дяди, отчимы и крестные -- э-ли-та.
Обидно не принадлежать к элите? Э-э, обидно. Но грустить я закончила совсем
не этим. Ведь насчет этой Кати он, видимо, серьезные планы строил.
Посмотрела я те листы, которые вы из урны вытряхнули, там и билеты
театральные, аж три пары: в Большой, в Ленком и вот сюда, использованные. И
чек за серьги. И листики исписаны ее именем и изрисованы жен-скими
головками. Сомневаюсь, что ее портреты точны, но, судя по его прежним
бракам...

-- Тоже не бесприданница, -- подсказал Витя.

-- Вот именно. Но и это не повергло меня в то состояние, в котором вы
меня видите. А то, что дали мне фамилию и адрес этой Кати, установили по
номеру телефона. Перед моим уходом домой дали.

-- Как же ее фамилия?

-- Мошонко.

-- ?!

-- Вот так-то, Витенька, а она Мошонко Екатерина Семеновна, быть может
-- не очень благозвучно для юной дамы, но -- факт. Впрочем --
неблагозвучность имени прощается личностям. Что значит по-вашему: Суворов --
не более как "застигнутый на месте воровства", а ведь -- гений войны. А
Пушкин? Да человек с такой фамилией... А в Штатах -- Проктор -- дамскую
косметику делает, а что значит, знаете?

-- Догадываюсь, -- сказал Братченко, осторожно похлопав себя по заднему
карману брюк.

Потом он долго ворочал мозгами, уставившись на противоположный берег
пруда, где за деревьями и дорогой горели огни ресторана.

-- Семен Мошонко? Главный государственный распорядитель России -- почти
что вице-премьер?

-- Угу, -- ответила Серафимова, -- налейте мне еще, Витя.

-- Так он же, у него же...

-- У него, у него, Витя, у него работает референтом наш Похвалов.
Никакой он не депутат, а референт Мошонки. Теперь рисуйте кружок: у Финка
друг -- директор универмага Овечкин. У друга референт или секретарь Наталья
Похвалова. У Похваловой муж -- помощник Семена Филимоновича Мошонко. У
Мошонко дочь Катя. У Кати друг сердца и кошелька Адольф Зиновьевич Финк.
Замкнутый круг? Замкнутый. А в середине этого круга нас с вами замкнули и
за-мыкание это почище электрического. Как бы политическим не оказалось. А вы
Похвалова вчера испугались, в депутаты записали.

-- Ну, это я для краткости вчера сказал, да и силен мужик, правда же?

-- Витя, вы понимаете, куда мы заехали?

-- А чего такого? Допросим эту Катю, поймаем этого референта, всех
посадим...

-- У-у-у, как все запущено-то, -- пошутила Серафимова, глядя на быстро
опьяневшего Братченко, -- вы пока меня воспринимать в силах? Тогда завтра --
прямиком к Галочке, в Госком-имущество, выяснить, где у самого Финка дача,
еще раз про командировку, про его прежние поездки в Карлсбад, и опросить
всех, кто с ним работал. И водителя, водителя, водителя...

-- Я только одного не пойму, -- пожаловался Братченко, -- он вроде
сваливать собрался, и вещей нету, и деньги все снял, и паспорт, и билеты, он
что -- с мошонковской дочерью сбежать решил? Или любовь побоку?

-- Да какая любовь! Витя! Ну, какая любовь! Тут другое не вяжется:
зачем ему сбегать, если у него роман с таким дочерью, то есть с такой папой,
тьфу...

Опять Витя забыл передать Серафимовой устное предварительное заключение
Княжицкого: Похвалову-то убили днем, за семь часов до расправы над Финком.

Ему приснилась улыбка Гали, ее губы, мягкие, тонкие, произносящие
беззвучные слова, которые все-таки каким-то чудом долетали до его слуха:
...а папа... у меня... э-ли-та.

ПСИХИАТР

-- Нонночка, ты прекрасно выглядишь сегодня, -- сказал Михаил Иванович
Буянов Серафимовой ранним утром следующего дня.

-- Ты как это по телефону определил, Мишенька? Научи, я тоже попробую.

-- Все психиатры немножечко экстрасенсы, Нон-ночка.

-- Все следователи тоже, -- улыбнулась она.

-- Ну, не все, только единицы. Такие выдающиеся умы, как ты!

-- Льстишь. А если правда, что ты экстрасенс, почему мне преступников
не ищешь по карте, по фото? Знаешь, мы бы тебе гонорар выписали.

-- Как эксперту?

-- Как служебной овчарке, -- улыбнулась Серафимова. -- Миш, не
обижайся, но ставки для экстрасенса у нас еще нет. Помогай внештатно. Вот у
меня такое ощущение, что меня скоро уволят за превышение полномочий. Ты
что-нибудь на этот счет можешь предсказать?

-- Думаю, королева, что ты расследуешь политическое дело и
мандражируешь, как та служебная овчарка, которая не взяла след на убийстве
приватизатора.

Серафимова потеряла дар речи. Откуда он знает это?..

-- Откуда?

-- Да не пугайся, Нонночка. А то весь мой труд пойдет насмарку. Об этой
собаке мне рассказал твой Княжицкий, мы были в одной компании... Он,
кажется, влюблен в тебя и питает надежды...

-- Иллюзии, -- уточнила Серафимова.

-- Смотри, Нонночка. Он мне немножко рассказал о твоем новом деле,
берегись журналистов. Очень растленные люди. А насчет "лифтера" тоже не
беспокойся, все образуется. Поймаешь ты его. Кстати, ты прочитала стихи его
любовницы о старухе, которая ей подсыпает в туфельки землю с могилы, оттого
у нее больные ноги? Как видишь, очень поэтично, но для меня как для
профессио-нала понятно: наличествует патология и, следовательно, круг
сужается... Целую.

ФИНК

Братченко с бригадой криминалистов провел в Госкомимуществе весь