разыскивать яйца и марципановых зайчиков в огромном крегеровском саду! А
до чего хорошо отдыхать летом у моря - жить в кургаузе, обедать за
табльдотом, купаться и ездить на ослике. В годы, когда дела у консула шли
хорошо, Будденброки предпринимали путешествия и более дальние. А рождество
с подарками, которые получаешь в трех местах - дома, у деда с бабкой и у
Зеземи, где в этот вечер бишоф льется рекой!.. Но, что ни говори, всего
великолепнее сочельник дома! Консул любит, чтобы этот вечер протекал
благолепно, роскошно, подлинно празднично: все семейство торжественно
собиралось в ландшафтной, а в ротонде уже толпились прислуга и разный
пришлый люд, городская беднота, какие-то старики и старушки, - консул всем
пожимал их сизо-красные руки - и за дверью вдруг раздавалось
четырехголосное пение, хорал, исполняемый певчими из Мариенкирхе, такой
ликующий, что сердце начинало сильнее биться в груди, а из-за высоких
белых дверей в это время уже пробивался запах елки. Затем консульша
медленно прочитывала из фамильной Библии с непомерно большими буквами
главу о рождестве Христовом; когда она кончала, за стенами комнаты снова
раздавалось церковное пение, а едва успевало оно отзвучать, как все уже
затягивали: "О, елочка! О, елочка!" - и торжественным шествием
направлялись в большую столовую со статуями на шпалерах, где вся в белых
лилиях и в дрожащих блестках, ароматная, сверкающая, к потолку вздымалась
елка и стол с рождественскими дарами тянулся от окон до самых дверей.
итальянцы-шарманщики, и с рыночной площади доносился гул рождественской
ярмарки. В этот вечер все дети, за исключением маленькой Клары, принимали
участие в позднем праздничном ужине, происходившем в ротонде, за которым в
устрашающем изобилии подавались карпы и фаршированные индейки.
гостила в мекленбургских имениях. Около месяца она пробыла со своей
подругой Армгард в поместье г-на фон Шиллинга, расположенном на берегу
залива, напротив Травемюнде. В другой раз поехала с кузиной Клотильдой в
именье, где г-н Бернгард Будденброк служил управляющим. Оно называлось
"Неблагодатное" и не приносило ни гроша дохода, но летом там жилось очень
неплохо.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
кончала пить кофе в саду перед "порталом", куда консульша распорядилась
принести из беседки легкую, изящной работы бамбуковую мебель. Внутри
беседки, в побеленной комнатке, где на большом стенном зеркале были
нарисованы порхающие птицы, а задние двустворчатые лакированные двери,
если приглядеться, оказывались вовсе не дверьми, - даже ручки были просто
к ним пририсованы, - воздух слишком накалился.
котором поблескивала еще не убранная посуда. Христиан со скорбным
выражением лица учил в сторонке вторую речь Цицерона против Катилины
(*20). Консул курил сигару, углубившись в чтение "Ведомостей". Консульша,
положив на колени вышивание, с улыбкой следила за маленькой Кларой,
которая под присмотром Иды Юнгман искала фиалки, изредка попадавшиеся на
зеленом лужку. Тони, подперев голову обеими руками, с увлечением читала
"Серапионовых братьев" Гофмана, а Том потихоньку щекотал ей затылок
травинкой, чего она благоразумно старалась не замечать. Клотильда, тощая и
старообразная, в неизменном ситцевом платье в цветочках, читая рассказ под
названием "Слеп, глух, нем - и все же счастлив", время от времени сгребала
в кучку бисквитные крошки на скатерти, потом брала их всей пятерней и
бережно препровождала в рот.
начинало бледнеть. Маленький, пестреющий цветами, опрятный сад с клумбами
и симметрично проложенными дорожками покоился в лучах предвечернего
солнца. Легкий ветерок время от времени доносил запах резеды, окаймлявшей
клумбы.
сигару, - дело относительно ржи с "Ван Хейкдомом и компания", о котором я
тебе говорил, видимо, устраивается.
заметила консульша; и Тони, не отрывая глаз от книги, сняла один локоть со
стола.
остается Тони Будденброк. Тильда и Тони бесспорно первые красавицы у нас в
семье.
приходилось считаться, - он ведь опять сумеет ответить так, что все
расхохочутся и примут его сторону. Она только сердито раздула ноздри и
передернула плечами. Но когда консульша заговорила о предстоящем бале у
консула Хунеуса и упомянула что-то о новых лакированных башмачках, Тони
сняла со стола второй локоть и живо подхватила разговор.
адски трудный урок! О, я бы тоже хотел быть коммерсантом!
карточка, и все взоры с любопытством обратились к нему.
человек, наилучшим образом мне рекомендованный; сын пастора. У меня с ним
дела, нам надо кое-что обсудить... Ты не возражаешь, Бетси? Антон, проси
господина Грюнлиха пожаловать сюда.
семенил мужчина среднего роста, лет тридцати двух, в зеленовато-желтом
ворсистом сюртуке и в серых нитяных перчатках. Жидкие белокурые волосы
осеняли его розовое, улыбающееся лицо, на котором около носа гнездилась
большая бородавка. Подбородок и верхняя губа у него были гладко выбриты, а
со щек, на английский манер, свисали длинные бакенбарды золотисто-желтого
цвета. Он еще издали, с видом, выражающим нелицеприятную преданность,
взмахнул своей большой светло-серой шляпой.
верхней частью корпуса такой полукруг, что его поклон мог быть отнесен ко
всем сразу.
- Здесь все заняты чтением интересных книг, беседой... Прошу прощения!
поднялся с места, как и оба его сына, и теперь пожимал руку гостю. - Рад
случаю приветствовать вас у себя вне стен конторы. Бетси, господин
Грюнлих, наш давнишний клиент... Моя дочь Антония... Клотильда, моя
племянница... С Томасом вы уже знакомы... а это мой младший сын. Христиан,
гимназист...
покой. Я пришел по делу, и если мне позволено будет просить господина
консула прогуляться по саду...
разговорам с моим мужем, побудете немного с нами. Садитесь, прошу вас!
опустился на краешек стула, подставленного ему Томасом, положил палку и
шляпу на колени, затем уселся поудобнее, пригладил одну из бакенбард и
легонько кашлянул, издав звук вроде "хэ-эм". Все это выглядело так, словно
он хотел сказать: "Ну, хорошо, это вступление. А что дальше?"
склонив голову набок и по-прежнему держа вышиванье на коленях.
Проживаю я в Гамбурге, но мне приходится много времени проводить в
разъездах, я человек занятой. А дело мое, надо сказать, очень живое...
хэ-эм!
одобрительное: "Ах, вот как!"
Грюнлих, полуобернувшись к консулу, и опять кашлянул, заметив взгляд
фрейлейн Антонии - холодный, испытующий взгляд, каким девушки мерят
незнакомых молодых людей и который, кажется, вот-вот готов изобразить
уничижительное презрение.
что-нибудь сказать.
имел честь быть им представленным. Все члены этой семьи превосходные люди,
люди с большим умом и сердцем, хэ-эм! Право, если бы во всех семьях царила
такая атмосфера, мир был бы много краше. Тут и вера, и отзывчивость, и