особой склонности к "трудным детям"; но склонность эта отвечала его
тайной, тщательно скрываемой даже от себя самого слабости к юным
созданиям, которых уже коснулась рука жизни или угрожала коснуться,
которым было все равно, пропадут ли они, спасутся ли, и за которых он
отвечал перед отцом небесным. Дело тут было не в добродетели, а в
пристрастии, в природных наклонностях.
детство, любил юность. Но у всех детей, которые ему попадались до сих пор,
преходящее очарование юного возраста прикрывало собой прочную, неизменную
основу вульгарности, глупости и хамства. Мимолетная прелесть молодости
украшала своим фейерверочным огнем маленького бесчувственного мещанина,
созданного по общему образцу и подобию. А с Жаном де Мирбелем аббат Калю
впервые получил то, чего ждал от господа бога: ему было послано дитя,
имеющее душу живую.
принадлежал к тому сорту людей, которым смолоду присуще бескорыстие,
обычно приходящее лишь с годами, и сердце их не просит ничего в обмен на
щедрый свой дар. Хуже было другое: Жан не из тех, кто позволял себя любить
или себе покровительствовать. Аббат не способен был даже предотвратить
опасность этого ночного свидания матери с сыном, Жан находился в
зависимости от своего наставника, и можно было ограничиться прямым
запретом. Что будет, когда мальчик покинет дом священника и перед ним
откроются все дороги мира? (Ибо аббат не мог себе даже представить, что
Жан навсегда осядет в арманьякском замке и будет прозябать там.) И однако
даже в эти минуты кюре из Балюзака не считал, что с него сняты
обязанности, которые он взял на себя в отношении этого мальчугана...
Где-то он сейчас? Где его искать? Где его настичь? Ясно, на заре он
возвратится домой; будь иначе, аббат бросился бы на розыски. А пока что
ничего сделать нельзя, разве сварить кофе и позаботиться, чтобы он не
остыл. Он вошел в кухню, распахнул ставни, чтобы впустить свет луны,
подбросил в печку лучинок и разжег огонь; потом сел на низенький стульчик
Марии, вынул из кармана четки из оливковых косточек и застыл в
неподвижности. Лунный свет падал на его неухоженные волосы, а так как
сидел он, упершись локтями в колена, огромные кисти рук, чуть выставленные
вперед, казалось, жили какой-то своей непонятной, странной жизнью.
8
него донесется сонное дыхание аббата. Часы еще не пробили одиннадцать, а
он уже катил по залитой луной дороге. Ветер дул ему в спину, ехать поэтому
было совсем легко, и он нажимал на педали без усилия, в состоянии
какого-то спокойного опьянения; в душе зрела уверенность, что никакие силы
никогда не смогут помешать ему, раз он что-нибудь задумал. Он увидится с
мамой нынче ночью, просидит у изголовья ее постели до самой зари; он был в
этом так же твердо уверен, как и в том, что настанет такой день, когда он
заключит в свои объятия Мишель. Никогда еще он не ездил ночью на
велосипеде один, в сиянии идущего с небес света, подгоняемый ветром в этом
пустынном мире. Его не мучили дурные предчувствия, он не думал о том, что
может произойти из его встречи с матерью: при посторонних она взяла верх,
но наедине с ним она непременно сдастся.
Сирона там, где дорога идет под гору, неподалеку от первых домиков
Валландро. И тут он вдруг разом пал духом. Он сообразил, что двери
гостиницы уже заперты. Что он скажет, как объяснит свой приезд, как велит
разбудить маму? Какой бы предлог изобрести? Ну и ладно, просто скажет ей,
что ему стало совсем худо при мысли, что он ее больше не увидит, и что сам
господин Калю посоветовал ему попытать счастья. Не будет же мама среди
ночи, да еще в гостинице, подымать историю, наверняка побоится скандала, а
он сумеет ее растрогать, он непременно ее растрогает, во всяком случае,
беситься он больше не станет, уткнется лицом в ее юбку и будет реветь,
будет целовать ей руки.
кверху оглоблями падали на землю тени, похожие на рогатых зверей. Свет
ущербной луны бил прямо в облупившийся фасад постоялого двора "Ларрю", а
также в черные буквы вывески: "Постой для пеших и конных". В кабачке еще
горел огонь, оттуда доносился стук биллиардных шаров. Жан прислонил
велосипед к стене и спросил у толстой сонной девки, дремавшей на стуле
перед пустой стойкой, бутылку лимонада. Девка нелюбезно буркнула в ответ,
что уже слишком поздно, что буфет уже закрыт, что после одиннадцати
посетителей не обслуживают. Тогда он задал ей давно приготовленный вопрос:
остановилась ли у них графиня де Мирбель, он должен сообщить ей нечто
важное.
заявила, что ей и без того дел хватает, некогда ей слушать разные басни, а
ему лучше вернуться домой, чем в таком возрасте шляться по кабакам.
возможно, мать не назвала своего имени, - белокурая, в соломенной шляпке,
в сером костюме...
еще такой красивый чемодан, она оставляла его у нас на хранение...
заехала... Она в Балозе будет ночевать, - твердила служанка. - Я сама
нынче утром носила на почту телеграмму, чтобы ей оставили номер в
гостинице "Гарбе".
очевидно, решила, что в гостинице "Гарбе" больше удобств, чем в здешней.
Но зачем же тогда она уверяла его, что будет ночевать в Валландро? Он
осведомился, далеко ли до Балоза. Двенадцать километров... Всего час езды
на велосипеде.
заговорила служанка (и в голосе ее прозвучала неприязнь к этой даме,
которая, видите ли, брезгует их гостиницей). - Хорошо еще, если в
придорожной канаве ей ночевать не придется...
ходит, приезжала. Весь Валландро на улицу высыпал! А уж грохоту было, все
вокруг керосином и маслом провоняло, а пылища!.. Да еще курицу у мадам
Гафэн задавили... Ничего не скажешь, за нее, за курицу, честно говоря,
хорошо заплатили... А если бы вы только видели господина, что за ней
приезжал! Очки огромные, лица из-под них не видно, будто в маске, даже
страх берет! А плащ на нем серый, до самых пят... Господи, чего только
люди не навыдумывают...
вы точно знаете?
свернул направо. Ветер дул теперь ему в лицо, и приходилось бороться
против этой невидимой силы, против этой враждебной, а может, и милосердной
силы, не пускавшей его в Балоз. Будь здесь маленькие Пианы, он, конечно,
не решился бы при них показать свою слабость, но сейчас он был один и
поэтому на первом же подъеме слез с велосипеда. Хотя дул холодный ночной
ветер, по лицу его струился пот, и ужасно ныли икры. И думал-то он сейчас
только о том, что устал: он был уже мужчиной, но во всем, что касалось его
матери, оставался настоящим ребенком. Он даже вообразить себе не мог, что
она причастна к человеческим страстям и человеческим преступлениям, к
тому, что он знал или предчувствовал. В его глазах и отец и дядя были
самыми настоящими палачами. Из первых лет жизни в Ла-Девизе память его
удержала пронзительный голос отца, который, словно злобный голенастый
петух, кружил вокруг его мамы, этой безмолвной мученицы. Правда, дядя
Адемар - у него был такой же крикливый голос - вел себя с невесткой
повежливее, но ни разу Жана не коснулась мысль, что, быть может, она
заслужила ненависть с их стороны.
- чтобы мать не разрушала представления, какое он себе о ней создал; и
всякий раз он убеждался в ее черствости, а главное, в неискренности.
Поэтому-то ложь матери о ночевке в Валландро не должна бы была так уж его
удивить, ибо в Ла-Девизе, а особенно в Париже, где она провела у своих
родителей, Ла Мирандьезов, целых пять месяцев - с января по июнь, - Жан во
время пасхальных каникул десятки раз ловил графиню на противоречиях;
говоря неправду, она даже не давала себе труда сводить концы с концами.
Если, к примеру, она твердила, что ей ужасно хочется побывать на такой-то
и такой-то пьесе, о которой много говорили, она забывала, что на
предыдущей неделе уходила вечером из дому под предлогом посмотреть именно
эту самую пьесу, а на следующее утро давала о спектакле восторженный, но
довольно туманный отзыв. Сколько раз Жан со своей бескомпромиссной детской
логикой и с абсолютной верой в любое материнское слово выводил графиню из
себя вечным припевом: "Мама, да ведь вы сами говорили..." А то, что она
говорила раньше, слишком часто, пожалуй, даже никогда, не вязалось с тем,
что она говорила в каждый следующий момент. Однако она даже не пыталась
вывернуться: "Неужели я так сказала? По-моему, ты что-то выдумываешь,
маленький..." Но если в душу Жана закрадывались порой смутные подозрения,
Буркатовский Сергей
Прозоров Александр
Каменистый Артем
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Посняков Андрей