блекнуть, сливаться с другими блекнущими впечатлениями? Но мы хотим писать
тебе письма, пусть даже ты и не можешь ответить. Попустим ли мы, чтобы
медленные валкие каракули (мы осилили наше имя и два-три слова привета)
торили свой совестливый и бессмысленный путь по просторам почтовой открытки,
которой не суждено увидеть почты? Не оттого ли так тяжелы для меня эти
проблемы, что мой мозг еще не поладил с твоею смертью? Мой разум еще не
принял трансформации физического непостоянства в неизменное постоянство
нефизического элемента, ускользающее от очевидных законов, как не принял и
бессмыслицы накопления неисчислимых сокровищ мысли и чувства и мысли,
скрытой за мыслью, и чувства -- за чувством, -- и лишь для того, чтобы
утратить их все, разом и навсегда, в припадке черной тошноты, за которым
следует нескончаемое ничто. Кавычки закрыть.
сумеешь.
(забытого каким-то беспечным глетчером). Коньяк оказался дрянной, но службу
свою сослужил. Он вспомнил вдруг летний день, когда он гулял по этому самому
лугу с высокой черноволосой девушкой с полными губами и пушистыми руками, за
которой он ухаживал прежде, чем встретиться с Ольгой.
Это малое тело. Они посидели немного на гранитном барашке, глядя на
бесконечный товарный состав, пыхтевший в полях на пути к приозерной станции.
Тяжело прохлопала мимо ворона, шлепки ее крыльев делали это гниющее пастбище
и гнетущее небо еще печальнее, чем они были на деле.
рядом. Прошли опушкой леса и свернули на грязный проселок, который привел их
к их недолгому дому.
через плечо. На ступеньках крыльца сидели рядком двое: крестьянин, что жил
на холме, и его жена, прислуга Максимовых.
Давид, зайди, вымой руки.
полицейской машине.
солдаты выводят пожилую чету. Она напугалась и ближе не подошла. А
жалованье-то с октября не плачено. Она заберет все банки с вареньем, сказала
она.
игрушку, если, конечно, папа ее не потерял. На кухонном столе лежал кусок
сырого мяса.
полиция.
честный и щепетильный крестьянин.
своем. Мальчик устал, а я не собираюсь тащить и его, и чемодан.
с полной невозмутимостью, но предложил прежде поесть. Добрая женщина нашла
для него немного печенья и яблоко. Пошел легкий дождик. Шляпа Давида не
отыскалась, и Круг отдал ему свою, широкополую, черную, но Давид все время
снимал ее, потому что она налезала на уши, а ему хотелось слышать шлепки
копыт и скрип колес.
заборе мужчина в густых усах и с бегающими глазами, Круг увидал, что теперь
на месте мужчины сидит лишь парочка rudobrustkov, или ruddockov [птички
вроде малиновок], а к самому забору прибит квадратный картон. Корявая
надпись чернилами (уже поплывшими от дождя) гласила:
заметил, что в наши дни (эвфемическое обозначение "нового порядка")
случается много чего необъяснимого и что лучше не вглядываться слишком
пристально в мимотекущие феномены. Давид потянул отца за рукав, желая
узнать, о чем речь. Круг пояснил, что речь идет о странных причудах людей,
затевающих пикники в унылом ноябре.
не поспеете, -- сказал на пробу крестьянин, но Круг заставил его придержать
у кирпичного дома -- местной штаб-квартиры полиции. Круг вылез из тележки и
вошел в участок, где усатый старик в расстегнутом на горле мундире
прихлебывал из синего блюдца чай и отдувался между глотками. Ничего он об
этом деле не знает, сказал он. Арест, сказал он, произвела Стража Столицы, а
не его участок. Он может только предполагать, что их увезли в какую-нибудь
городскую тюрьму, -- как политических лиходеев. Кругу же он предложил
перестать соваться в чужие дела и благодарить небеса за то, что во время
ареста его не было в доме. Круг отвечал, что, напротив, он намерен сделать
все посильное, чтобы выяснить, почему двух пожилых и почтенных людей,
которые много лет мирно жили в деревне и ни с кем не были связаны...
Начальник прервал его, указав, что лучшее, что может сделать профессор (если
он взаправду профессор), -- это заткнуться и уматывать из деревни. Блюдце
опять понеслось к бородатым губам. Двое молоденьких полицейских топтались
тут же, глазея на Круга.
положение состарившихся полицейских, на календарь (в безобразном соитии с
барометром); поразмыслил о взятке; решил, что они тут и впрямь ничего не
знают; и пожав тяжелыми плечами, -- вышел.
мальчонка, знать, пошел за Кругом в присутствие. Круг вернулся туда. Шеф с
раздражением его обозрел и сказал, что он с самого начала видел тележку в
окно и что в ней не было никакого мальчишки. Круг попытался открыть другую
дверь в коридор, она была заперта.
арестуем за нарушение порядка.
искаженный спазмой в горле и уханьем в сердце).
ясли, тут детей нету.
отпихнул его и снова вышел наружу. Он откашлялся и завопил, призывая Давида.
Двое селян в средневековых kappen, стоявших рядом с тележкой, глянули на
него, потом друг на дружку, потом один поворотился и стал глядеть куда-то
вбок. "Вы не?.." -- спросил Круг. Но они не ответили, а только еще раз
переглянулись.
последовательных Кругов: один поворачивался туда-сюда, словно сбитый с толку
игрок в "жмурки"; другой в клочья разносил воображаемыми кулаками картонный
полицейский участок; третий бежал по кошмарным туннелям; четвертый
выглядывал с Ольгой из-за ствола, чтобы увидеть, как Давид на цыпочках
обходит другое дерево и все его тельце готово затрепетать от восторга; пятый
обыскивал хитро запутанную подземную тюрьму, в которой опытные руки где-то
пытали воющего ребенка; шестой обнимал сапоги обмундиренной твари; седьмой
душил эту тварь среди хаоса перевернутой мебели; восьмой находил в темном
подвале скелетик.
носил детское эмалевое колечко.
окаймленный сохлой крапивой и идущий вдоль кирпичной стены участка (двое
селян давно уж смотрели в том направлении), и своротил в него, больно
запнувшись при этом о бревно.
крестьянин.
рубахе крутил кубаря, и Давид стоял, наблюдая, сложив за спиною руки.
исчезать. Ну, успокойся. Да, держу. Влезай. Влезай.
его покивал. Молодой полицейский в открытом окне прицелился Кругу в спину
огрызком яблока, но его удержал степенный товарищ.
ладонью еще дрожащей руки.
когда тележка выбралась на шоссе, что бежало берегом к станции, прохладный
ветер приподнял незримыми пальцами (указательным и большим) серебристую
редкую гриву старой кобылы.
Черепнин Владимир
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Конюшевский Владислав
Херберт Фрэнк
Лукин Евгений