"Как тебе не стыдно... Ты ж большой уж мальчик... Ну, протяни тете ручку",
- но Вовка старательно наматывал бретельку на палец, потом сорвался с
места в угол, где лежали грузовики и мишки.
Москве. - И тут же очень оживленно, точно боясь, что ее перебьют,
заговорила о том, что пора уже и честь знать, что приехала на две-три
недели, а вот второй месяц уже пошел, что в середине сентября ожидается
распределение заказов на оформление стадиона в Лужниках, и вообще хватит
уже загорать, надо за работу браться.
проволочку. Ему было не совсем понятно, почему все эти разумные и трезвые
мысли возникли у Киры столь стремительно и не тогда, когда он был в
Яреськах, почему надо было сваливаться как снег на голову, не предупредив,
не позвонив, не сообщив телеграммой. Впрочем, Кира не знала адреса. И все
же...
чашку чая.
Несколько раз он шептал отцу что-то на ухо. Вадим говорил: "Ладно,
перестань", - и всовывал ему в рот ложку с манной кашей.
он Киру.
вывесить.
с колен и слегка шлепнул его. - Наелся? Валяй теперь в свой угол. Папе
надо штаны натянуть.
матери, уткнулся лицом ей в колени и разревелся: "Пусть тетя уйдет...
Пусть тетя уйдет..."
возрасте мальчики уже не плачут, а тетя хорошая и принесет ему сейчас
конфетку, он ревел и все повторял: "Не хочу конфетку... Пусть тетя
уйдет... Пусть тетя уйдет..."
затараторила, уселась чай пить... Пила и все боялась, что Вадим и Мария
заметят, как она волнуется. Заметили или нет? Мария - нет, или делала вид,
что не видит. Какая у нее выдержка! Как спокойно, с каким достоинством она
держится! Вадим говорит, что она наотрез отказалась от киевской комнаты.
Будет жить у матери. Единственное, что она сказала, когда Вадим ей все
рассказал: "Надеюсь, ты Вовку не собираешься у меня отнимать?" Кира будто
слышала, как это было сказано. Не вопрос, не просьба, а короткий ответ на
все сказанное Вадимом - тихий, спокойный, уверенный. И вся она такая -
тихая, спокойная, уверенная. Вероятно, она хороший врач. Больные любят
таких - немногословных, внимательных и, вероятно, решительных. И глаза у
нее хорошие - чуть усталые, с нависшими сверху веками, но в них... Черт
его знает, что в них. Прощаясь, Кира почему-то отвела свой взгляд. Почему?
расстались с Вадимом, - он вскочил в троллейбус и уехал на студию, а она
все еще сидела в скверике, на том месте, где когда-то стояло здание
обкома, а по-старому - Думы. Рядом сидела совсем молоденькая мать,
очевидно студентка, - одной рукой равномерно качала коляску со спящим
младенцем, в другой держала учебник по статике. Один раз он упал на землю:
девушка заснула. Кира подняла учебник, и обе они друг другу улыбнулись.
восемнадцать-девятнадцать, не больше. Миловидная, но очень уж худенькая.
Родители были, вероятно, против замужества. Потом смирились и только
просили не торопиться с ребенком. А они взяли вот и преподнесли
подарок..."
смотрели друг другу в глаза. Впрочем, когда идешь рядом, в глаза обычно не
смотришь. О главном оба не говорили. Он спросил, сколько она думает
пробыть в Киеве, где остановится. Остановится у Лиды, проживет дня два и
поедет в Москву - чего тянуть? Вадим стал расспрашивать о Лиде, потом, не
дослушав, сообщил, что приехал его режиссер и вечером они должны
встретиться. Поговорили о сценарии, о режиссере, и, только подойдя к
троллейбусной остановке, Вадим, как бы между прочим, спросил:
на студию.
часы.
мирно посапывал.
весной сдать, приходится отдуваться теперь. - Она опять весело улыбнулась,
кивнула головой и покатила коляску по асфальтовой дорожке.
лавируя среди машин. И впервые в жизни Кира с какой-то невероятной,
неожиданной вдруг остротой почувствовала, как ей жаль, что у нее нет
такого вот Вовочки. Или такого, как тот, что прогнал ее совсем недавно.
Нет и не будет. Никогда не будет...
Кира обернулась. Били часы на Почтамте.
есть..."
кудряшках девушка из "До востребования" и протянула повестку. -
Распишитесь вот тут.
Николая Ивановича инфаркт, положение тяжелое.
16
минут двадцать, если не больше, на пустынной окраинной остановке, пока его
не подхватил задрипанный "Москвичек". Развалившись на заднем сиденье, стал
размышлять о судьбах человеческих.
доволен, весел, сомнений никаких.
провоевал всю войну разведчиком: сначала рядовым, потом командиром взвода,
а к концу войны - командиром разведроты. Грудь его сверкала орденами и
медалями, начальство любило, и все было бы хорошо, если б не дернул его
черт присвоить чужую корову. К тому же из-за этой же проклятой коровы
("нужна она мне была, я тебя спрашиваю?") влепил оплеуху какому-то
штабному офицеру. В результате показательный суд и "десятка". С Вадимом
встретились они на Колыме в пятьдесят третьем году, незадолго до того, как
Ромку амнистировали. Вместе прожили в одном бараке что-то около трех
месяцев.
разбитной, красивый, этакий украинский парубок, стройный, "кучерявый", с
ослепительно белозубой улыбкой. К тому же играл на гармошке и хорошо пел.
В лагере таких любят. На фронте, вероятно, тоже...
фамилию, против которой стояло таинственное: 3 ч. - N_14 - 1 к. - 18 м. -
6 Чок (это значило, что Кудрявцев В.П. получает на трех человек одну
восемнадцатиметровую комнату в квартире N_14, корпус 6, на Чоколовском
массиве), Вадим вместе с другими счастливцами зашел в магазин "Вино"
против Бессарабки. Там-то и застукал его Ромка. Вихрем налетел.
Он обнимал и тискал Вадима так, что кости затрещали. - Двинули ко мне? Как
раз получку получил. Жинку увидишь. Таких еще не видал. А малосольные
огурчики делает - закачаешься! Отпустите его, хлопцы, шесть лет ведь не
Конюшевский Владислав
Ильин Андрей
Сертаков Виталий
Майер Стефани
Шилова Юлия
Шилова Юлия