XIII
- Зайдешь ко мне после развода, - майор Матвейчук встретил Антона на
завтраке в столовой, - разговор есть. Тут Семен Петрович активность решил
проявить, так что инструктаж получишь, что будешь делать и как. Сразу после
развода чтобы был у меня.
Антон с развода отвел взвод в класс, где ждала их политподготовка и
направился к штабу. Кабинет особиста был на третьем этаже, но путь к нему
занял у Антона не минуту, как он предполагал. Поднимаясь на второй этаж по
узкой штабной лестнице, Антон буквально уткнулся носом в шинель командира
части. Ушатников с двумя замами и начальником политотдела спускался на
улицу.
- Младший сержант Байкалов, - рявкнул командир, как показалось Антону,
малость перепугавшись, - почему не на занятиях?
Говорить о том, что идет он к особисту, показалось Антону лишним, потому он
соврал:
- Проверяю уборку штаба, товарищ полковник. - С утра штаб убирал взвод
Царенко, но Балда вряд ли это знал.
- Уборка штаба должна производиться и контролироваться до развода. -
Полковник Ушатников поднял вверх указательный палец правой руки и
внимательно на него посмотрел.
- Я так и сделал, товарищ полковник, но сейчас старшина не досчитался
ведра, а взвод на занятиях, вот он и отправил меня на поиски.
- В этой роте вечно все не так, - командир чуть повернул голову к своим
замам, - солдаты ведра теряют, а младшие командиры уходят в самовольную
отлучку. А вернувшись! - Балда вновь обратился к Антону и голос его гневно
зазвенел в лестничных стеклах, - с помощью милиции! читают командиру части
лекции! Так вот! Сейчас же отправляйтесь к майору Боброву! И готовьтесь!
Вас вызывает на пятнадцать ноль-ноль полковник Луженков! И я! Как командир!
Не уверен! Что Вы вернетесь в часть без конвоя!!!
Серые шинели прошелестели мимо Антона вниз по лестнице.
- Надо же, как задела его вчерашняя моя речь, - удивился Антон, выслушав
истеричный монолог командира части.
Накануне начальник политотдела собрал сержантов части чтобы обсудить, - так
он это назвал, - поведение сержантов Байкалова и Царенко. На обсуждении
присутствовал командир части.
Все шло спокойно, как и должно было идти, и Антону казалось, что у Балды
совсем неплохое настроение. Сержанты выступали по списку и каждый аккуратно
осуждал.
- Может, этим и закончится все, - шепнул ему Царенко. Антону тоже
показалось, что командир больше не настроен настаивать на вмешательстве
прокурора. У части переходящее знамя округа, зачем ей нужны лишние проблемы.
- Теперь послушаем, как же объясняют свои поступки Байкалов и Царенко, -
последними поднял их начальник политотдела. - Да, да, - поддержал его
Ушатников, - мне давно хочется послушать их. Вот, Байкалов, Вы ведь были
студентом университета, сдавали марксистско-ленинскую философию,
политэкономию, сочинение писали при поступлении. Изложите нам, так...
литературно. Объясните нам, что вами двигало.
Почему-то вот это "объясните" зафиксировалось в сознании Антона и, забыв о
том, что никаких объяснений тут от него не ждут, что требуется лишь
покаяние, а лучшим объяснением станет "простите, товарищ командир" и шапка,
мнущаяся в руках и глаза, глядящие на носки сапог, - так вот, забыв об
этом, Антон в непроходимой своей глупости, попробовал объяснить.
- Ты выступал как профессор. Я думал, люди так только в кино говорят, -
сказал ему потом Юрик Кузь, молодой сержант, оставленный из предыдущего
набора.
Может быть так и было, но только к концу своей речи заметил Антон, как
гневно потемнели глаза командира и непроницаемым стало лицо начальника
политотдела.
- Они ничего не поняли, товарищ подполковник, - сказал Балда вставая, как
только Антон замолчал, - закрывай собрание.
- Заходи, заходи, - полушепотом отозвался Матвейчук на его осторожный стук.
Майор быстро оглядел пустой коридор и закрыл за Антоном двойные двери
кабинета.
- Никто не видел, как ты ко мне шел?
Антону стало смешно.
- Этажом ниже встретил командира со всей свитой.
- Ну! - особист даже присел, ожидая ответа.
- Сказал мне, что в три часа надо быть у Луженкова.
- Так. Это я знаю. А куда идешь, спросил?
- Сказал, что уборку штаба проверяю.
- Хорошо. Тут политика своя... - Матвейчук почесал затылок, и на мгновение
Антон увидел перед собой не начальника особого отдела части, а фастовского
дядька, у которого жена с матерью одновременно сказали: "или я, или она". -
Но ты тоже хорош, - перед Антоном снова был особист, - ты что вчера
командиру сказал? Его додавили уже звонить Луженкову и просить все
погасить. Просто, думаешь, было? Тут такие партии сложились. А ты ему что?
"По человечески - объяснимо".
- Я такое сказал?
- Я такое сказал, - передразнил Антона майор. - Бал... он прибежал, у него
пена с губ, как у коня. Эмоции все заслонили, - "Завтра же к Луженкову
отправить". Все, на нем в этом деле - крест. Может, топить и не станет, но
помощи от него теперь не ждать. Вот так. Но ничего. С Семеном Петровичем
сегодня же до обеда переговорят. Хороший знакомый мой поговорит. Не хотел я
канал этот трогать, но для нашего человека тронуть можно и даже нужно.
Верно говорю, Антон?
Антон кивнул и что-то промычал утвердительное, не сразу сообразив, что под
"нашим человеком" майор понимает именно его.
- А раз верно, - Матвейчук прошелся по кабинету, - а раз верно, давай
составим с тобой бумагу.
Он достал два листа чистой бумаги, подумал, достал еще два листа и положил
их перед Антоном.
- На ручку, пиши.
- Что писать?
- Сейчас я тебе продиктую.
В прокуратуре их встретил все тот же жизнерадостный Ступак.
- Сухари с собой?
- Пошел в задницу со своими шутками, - Царенко нервничал и шутить
расположен не был.
- Какие шутки? - продолжал резвиться Димка. - Вон машина со спецконвоем для
вас, - он показал на машину ветеринарной помощи.
- Что она тут делает? - не понял Антон. - У Луженкова приступ водобоязни?
- Много смеемся, - хмуро бросил Царенко, - чтоб потом не заплакать.
Прокурор был по обыкновению своему груб и громогласен. Он заявил, что
мнения своего в отношении этих преступников не переменил и менять не