имели широкого распространения в Японии. Даже система наложниц, процветавшая
в феодальном Китае, не оказалась в числе других привившихся оттуда
заимствований. (Хотя по законам Иеясу наложница допускалась как особая
привилегия высшего сословия, вовсе запрещенная для простолюдинов, -- мораль
в целом смотрела на это отрицательно.)
границы двух областей жизни, которые всегда должны быть изолированы друг от
друга; нанести ущерб главному ради второстепенного; короче говоря, нарушить
заповедь "всему свое место".
Считая их чем-то естественным, она отводит им хотя и второстепенное, но
вполне узаконенное место в жизни. Это никак не вяжется с укоренившимся на
Западе взглядом относительно духа и плоти как враждующих в человеке силах,
первая из которых олицетворяет добро, а вторая -- зло.
считают, что у всякой души есть как бы две стороны: мягкая и жесткая,
подобно тому как одна и та же рука может разить врага и ласкать ребенка.
Нельзя ценить лишь душевную мягкость, порицая жесткость, или наоборот. К
жизни надо всякий раз обращаться именно той стороной души, какой надлежит.
им также не присуще смотреть на жизнь лишь как на столкновение добра и зла.
конце концов всякое добро вознаграждается. Именно из-за отсутствия подобных
концовок многие произведения японской литературы кажутся иностранцам
незавершенными. Японцев же куда больше, чем формула "порок наказан,
добродетель вознаграждена", волнует в искусстве тема человека, который
жертвует чем-то дорогим ради чего-то более важного. Поэтому излюбленный
сюжет у них -- столкновение долга признательности с долгом чести или
верности государству с верностью семье. Счастливые концовки в таких случаях
вовсе не обязательны, а трагические воспринимаются как светлые, ибо
утверждают силу воли людей, которые выполняют свой долг любой ценой.
лет, представители оккупационных властей с удивлением отмечали, что им
никогда не доводилось видеть более явной антивоенной пропаганды. Эти картины
редко заканчивались чествованием победителей. Упор в них делался не на
парадную сторону войны, а на ее тяготы: изнурительность маршей, окопную
грязь, слепой случай, от которого зависит солдатская жизнь в бою. Они куда
чаще показывали семьи, только что получившие с фронта весть о гибели
кормильца, чем выздоровление раненых воинов.
именно фильмы, превозносившие меру солдатского самопожертвования, лучше
всего служили тогда интересам милитаристской клики. Создатели их хорошо
знали это.
что многосерийные бытовые драмы задуманы как протест против закостенелого
семейного уклада, как призыв жить, повинуясь голосу сердца. Японцы же отнюдь
не обязательно воспринимают эти фильмы именно так.
которая пришлась им не по нраву. И сын вынужден сделать это, хотя любит свою
жену. Сила его характера проявляется, на взгляд японцев, не в том, чтобы
воспротивиться родительской воле, а в том, чтобы смириться с нею.
над ним довлеют ограничения; и есть время, когда наступает черед
удовольствий, когда можно свернуть в область послаблений. Но там, где эти
две стороны жизни вступают в противоречие, выбор бывает лишь один: человек
должен поступать не так, как ему хочется, а так, как в его положении
надлежит.
действуют разные законы, объясняет присущую японцам склонность к "зигзагу".
Народ этот на редкость непритязателен ко всему, что касается повседневных,
будничных нужд, но может быть безудержно расточительным, когда речь идет о
каких-то праздниках или торжественных случаях.
требование умеренности касается лишь будней. Быть скаредным, прижимистым,
даже разумно расчетливым в таких случаях, как, например, свадьба или
похороны, так же аморально, как быть невоздержанным в повседневном быту.
народ, даже любят их и часто, по праздникам, напиваются допьяна; но со всем
тем склонность к сему пороку не столь велика между ними, как между многими
европейскими народами; быть пьяным днем почитается у них величайшим
бесчестием даже между простолюдинами; и потому пристрастные к вину
напиваются вечером, после всех работ и занятий, и притом пьют понемногу,
разговаривая между собой дружески, а не так, как у нас простой народ делает:
"тяпнул вдруг, да и с ног долой".
японцами. Хотя они не могут иметь более одной законной жены, но вправе
содержать любовниц, и сим правом все люди с достатком не упускают
пользоваться, часто даже чрез меру.
годах".
они упражняют силу воли умением то целиком распускать, то вновь натягивать
вожжи. В компании японцев иностранец чувствует себя на первых порах слишком
трезвым: ему кажется, что собутыльники вот-вот свалятся под стол. Зато потом
он не может сразу взять себя в руки, как остальные.
парадоксальный из народов. Вместе с их внешним окружением они столь
живописны, театральны и артистичны, что временами кажутся нацией позеров;
весь их мир -- как бы сцена, на которой они играют. Легкомысленный,
поверхностный, фантастичный народ, думающий лишь о том, чтобы понравиться,
произвести эффект. Здесь невозможны обобщения, ибо они столь различны и
противоречивы, столь непохожи на все другие азиатские народы, что всякие
аналогии отпадают. Это натуры самые чуткие, живые, артистичные и в то же
время самые невозмутимые, тупые, примитивные;
поверхностные, безразличные; самые сдержанные, молчаливые, чопорные и самые
эксцентричные, болтливые, игривые. В то время как история объявляет их
агрессивными, жестокими, мстительными, опыт показывает их покладистыми,
добрыми, мягкими. В те самые времена, когда складывалась изысканная
утонченность чайного обряда, проявляли ни с чем не сравнимую жестокость. Те
самые люди, которые провели половину жизни в отрешенном созерцании, в
сочинении стихов и в наслаждении искусством, посвятили другую половину
разрубанию своих врагов на куски и любованию обрядом харакири.
воздействие на человека оказывают в детские и юные годы, а затем ему
предоставляется все больше личной инициативы. Японец же именно в среднем
возрасте меньше всего хозяин сам себе. Но, как ни странно, к этому его
приучают подчеркнутой, даже чрезмерной свободой в ранние годы жизни.
плачут. Кое-кто даже относит это за счет знаменитой японской вежливости,
проявляющейся чуть ли не с младенчества.
есть, когда он испытывает какие-то неудобства или оставлен без присмотра и,
наконец, когда его к чему-то принуждают. Японская система воспитания
стремится избегать всего этого.
целыми днями носит его привязанным за спиной, по ночам кладет его спать
рядом с собой и дает ему грудь в любой момент, как только он этого пожелает.
Даже когда малыш начинает ходить, его почти не спускают с рук, не пытаются
приучать его к какому-то распорядку, как-то ограничивать его порывы. От
матери, бабушки, сестер, которые постоянно возятся с ним, он слышит лишь
предостережения: "опасно", "грязно", "плохо". И эти три слова входят в его
сознание как нечто однозначное.
Можно сказать, им просто стараются не давать повода плакать. Им, особенно
мальчикам, почти никогда ничего не запрещают. До школьных лет ребенок делает
все, что ему заблагорассудится. Прямо-таки с молоком матери впитывает он
уверенность, что его самолюбия не заденут даже родители.
словно бы не замечая его. Пятилетний карапуз, которому наскучило дожидаться
мать в парикмахерской, может раскрыть банки с кремами, вымазать ими зеркало
или собственную физиономию, причем ни мастер, ни сидящие рядом женщины, ни
даже мать не скажут ему ни единого слова.
несколько таких малышей затеяли возню в проходе перед самой сценой, а потом,
надувая щеки, принялись подражать певицам, -- в переполненном зале никто
даже глазом не повел.
назвать угрозой отчуждения. "Если ты будешь вести себя неподобающим образом,
все станут над тобой смеяться, все отвернутся от тебя" -- вот типичный
пример родительских поучений.