имели прямого отношения к занимавшей его задаче. - Планет у нас сколько?
Коли не изменяет память - девять. Верно?
по Месяцу, значит, когда чего собирать. Одно - в полнолуние, другое - в
первую четверть. Если не соблюсти, силы такой не будет. У всякого зелья
своя пора. Когда на заре собирают, когда в полдень, а то и вовсе к вечеру.
Соображать надо. А как же? Ведь кажинная травиночка, сама заваляща, от
чего-нибудь да излечит. Без надобности ничего не растет на земле. Вот и
старайся понять, что на какую лихоманку подействует, срок верный
определить да правильно высушить.
Веронику взять, таку синеньку, так ее лучше всего вечером, часов в шесть,
собирать, а то до дому не донесешь - облетит.
и есть шесть часов. По-старому шесть, пять - ноне. Всяка тварь свою
планиду чует.
трав-то, Аглая Степановна, тыщи! На всех и планид не хватит.
уклонился от защиты естественнонаучной картины мира. Ему вспомнился
манускрипт из дела с ларцом Марии Медичи. Вещие, исполненные потаенного
смысла слова: "Сим заклинаем Семерых". - И по чьему ведомству жеруха твоя
проходит, к примеру? - спросил он, возвращаясь к вещам практическим.
подорожник. Потому сок сразу пить полагается. В свежем виде, как выжмешь.
Он любой камень выгоняет. Хошь из почек, хошь из печенки. Из пузыря тож.
своей чернокнижной уверенности, комичной и, пожалуй, трогательной, Аглая
Степановна напомнила ему покойницу Чарскую. - Все за Птолемея цепляешься,
а жизнь идет, - пошутил он. Но шутка его едва ли была понята.
он тоже зелейник?
Зелейник! Великомученик! Не знаю я никакого Птолемея. Сболтнул - и весь
сказ.
сушишь. Очень уж буквица твоя за живое задела. Первый раз про такую слышу.
слазай, взгляни.
друг на друга низкие ящики, скорее даже рамы, затянутые проволочной
сеткой. Рассыпанные тонким слоем сухие листья и стебельки источали крепкий
сенной аромат, от которого сладостно перехватывало дыхание. В памяти
полыхнуло полузабытым ласковым светом и стало так хорошо и прозрачно,
словно никогда не было ни горестей, ни забот. В теплом косом луче
струились пылинки и стояла такая тишь, что было слышно, как скручивается,
высыхая, самый малый из лепестков.
звонок. Больно чиркнув макушкой о какую-то балку, осыпавшуюся сухой
паутиной, Люсин бросился к лестнице.
потрескивание мембраны дальний голос.
Нужно срочно проверить личный счет Солитова. Есть подозрение...
Мартынович снял со своего счета полторы тысячи рублей. Расходный ордер
заполнен и подписан собственноручно. Он у меня в руках... Так что
считайте, что мы с вами встретились.
Какого числа, Борис Платонович?
это интересует... Я же знаю, откуда вы говорите... Чего молчите? Алло! Вы
еще здесь?
сомнительнее представляется мне алиби нашей любезной знахарки. Второпях
сработано. Топорно.
ей мы сумели сделать первый шаг. Сопоставить, так сказать, даты.
отталкивался от сберкнижки, наиобъективнейшего регистратора бытия. Судите
сами, чей путь оказался короче. Так что будут у меня вопросики к
Солдатенковой, будут, да и с товарищами химиками найдется о чем
побеседовать.
нутру ему была такая резвость, амбициозная эта прыть. А ничего не
попишешь: успех налицо. Да и с формальной стороны придраться нельзя: Гуров
скрупулезно отрабатывал любые возможные версии. Оперативно, четко, без
всяких сантиментов. Последнее, пожалуй, и настораживало. Внутренне Люсин
не принимал стопроцентного рационализма. Живую реальность не уложишь в
прокрустово ложе модели. Волей-неволей приходится резать по живому, а вот
этого он совершенно не выносил.
подмечающим глазом. - Чего надулся, как мышь на крупу? Али не по-твоему
выходит?
Орляк, папоротник, опять же раскручиваться пошел. Аккурат к непогоде.
энтузиазма. Ни уютный особнячок на Новокузнецкой, обставленный
казеннейшего вида мебелью, ни сам следователь отрадного впечатления на нее
не произвели. Вначале Наталья Андриановна держалась, как всякий нормальный
человек, заботящийся о сохранении собственного достоинства, по-деловому
лаконично и сухо. Мало ли каких формальностей, часто обременительных и не
слишком приятных, требует от нас жизнь? Останемся же на высоте при любых
обстоятельствах.
номер телефона, и приехала точно к указанному часу. Да и зачем суетиться,
когда все ясно?
ясно понять, что, если товарищ Гуров ее немедленно не примет, она уйдет и
вряд ли сумеет найти для него время в следующий раз.
не слишком привык.
выпроваживая посетительницу, в которой Гротто узнала лаборантку Леру. - Не
рассчитал малость... Вы, конечно, догадываетесь, зачем вас пригласили?
она села с замкнуто-выжидательным выражением. - Похоже, у вас вся наша
кафедра перебывала?
"Красива, умна, с норовом, - подвел итог. - Такие из нашего брата веревки
вьют".
людей? - положила конец затянувшейся паузе Наталья Андриановна. - Вы не
находите?
непростое, Наталья Андриановна.
У меня же, простите, горе.
особую смысловую окраску своему "так".
по-своему.