одобряется?
разговаривают рабочие, техники?
какую-то свою значительность... Вы что же думаете, все у нас тут такие
ершистые, занозистые, непокорные? Как бы не так! Они просто поняли, что
покорной просьбой от вас ничего не добиться, что вы этого не принимаете.
нравится видеть человека таким, каков он есть. Если он лебезит, значит,
лукавит, хитрит, хочет получить нечто такое, чего ему не положено, и он
знает, что не положено. А расчет какой-поунижаюсь, дескать, зато добьюсь
своего. А мне это противно. Ничего я в жизни не хочу получить унижением,
угодничаньем. Веришь?
слабость? И вообще, в чем сила-в том, чтобы, несмотря ни на что, добиться
своего или в том, чтобы пренебречь?
- Нет рецептов на все случаи жизни. Могу только сказать, что сила не в
том, чтобы поспеть, получить, ухватить... Хотя чаще всего она проявляется
именно в этом. Готовых решений не бывает.
значит, переоценивать собственную персону.
обидевшись, но жест неожиданно получился надменным.
приехала лишь для того, чтобы ублажить наше самолюбие, нашу спесь! - резко
сказал Панюшкин. - Чтобы оставить нас в приятном заблуждении, будто
уволить, снять тебя или меня позволительно только на основании выводов
такой вот Комиссии. Володя! Если дойдет до этого, все можно сделать
гораздо проще!
Научные экспедиции еще не добрались до этих мест, лишь у метеорологов были
самые общие сведения о его режиме, течениях, сменах приливов и отливов.
Наибольшая сложность для строителей состояла в непостоянстве характера
Пролива-все время менялись скорость, направление течения, даже
продолжительность пауз между переменами течении колебалась. Иногда она
длилась не более пяти минут, иногда-полчаса, но зато потом вода шла в
противоположную сторону со скоростью, которая вдвое превышала обычную.
Никогда не оттаивало полностью дно Пролива, даже к концу лета в нем
оставались линзы вечной мерзлоты. Прорыть в такой линзе траншею для трубы
было делом тяжелым и трудоемким. На мелководье приходилось подолгу
скоблить дно ковшом экскаватора, на глубине применяли взрывчатку. Стоило
наткнуться на такую линзу-и останавливалась вся работа. При отличной
погоде строители неделями не могли сдвинуться с места, вынуждены были
оставлять трубу на дне без заглубления, рискуя отдать ее на растерзание
очередному Тайфуну.
проговорил Папюшкин, разглядывая схему трубопровода на стене. - Я смогу
доказать это даже Чернухо, которому вообще трудно доказать что-либо. А уж
ввести его в заблуждение... все равно что... В общем, это невозможно.
Поэтому, Володя, твое стремление в любом случае выйти сухим из воды
говорит только о том, что ты не знаешь Чернухо. В Комиссии он представляет
заказчика. Меня не волнует ни представитель Министерства, ни областная
пресса в лице товарища Ливнева. Даже Мезенов. Об Опульском и не говорю.
Чернухо - вот где опасность.
Званцев. - Ходит, балагурит...
свет не видел. Да-да, старый, толстый и лысый Чернухо при желании всех
заставит признать себя первым красавцем.
прочим, нашим с тобой не чета.
себя, не то за Панюшкина. - В конце концов, все технические познания
ограничены.
кутенка. Обмануть его не удастся.
сдан в срок только из-за этого дурацкого Тайфуна, который поднял весь
Пролив в воздух, перемешал его с прибрежным песком, с катерами, баржами,
трубами, а заодно и с нашими планами. Ты помнишь, Володя, сколько мы
прошли за первое лето?
мы прошли только два с половиной километра... Почему?
встретили ни одной линзы вечной мерзлоты, нам не приходилось взрывать дно.
Кроме того, с.увеличением глубины Пролива возросла скорость течения,
появились мерзлотные участки. Не забывайте, что вначале мы были общими
любимцами. Наши заказы выполнялись в первую очередь, оборудование
присылали почти новое. А снабжение горючим, инструментами, рабочими,
специалистами! Мы почти не знали забот, Николай Петрович! А затем к нам
привыкли, к нашим трудностям тоже, потом мы надоели. Появились другие
стройки, более крупные, более сложные. Если раньше мы требовали, то сейчас
вынуждены клянчить.
обеспечена. Нас перестали снабжать в аварийном порядке, решив, что пора и
ответ держать.
надменно сверкнули.
Потому что Панюшкин слабак. - Он не перебивая кивал, поддакивал и смотрел,
смотрел на начальника сквозь сверкающие стекла очков. И все больше крепло
в нем убеждение, что тот доживает последние дни в своей должности. - Он
слаб не потому, что плох, он уязвим. Слишком много у пего принципов,
слишком уж он держится за них. О принципах хорошо говорить, говорить умно
и значительно. Но держаться за них-дело рисковое. Принципиальность
Панюшкина будет воспринята как нетерпимость, капризность. Нужна гибкость и
податливость, а Панюшкин тверд и хрупок.
стройки? А впрочем, быть начальником здесь для человека его возраста,
опыта... не больно велика честь. Но он не производит впечатление
сосланного. Да он и не считает себя сосланным. Иначе не смог бы работать.
Вот в чем все дело - он уйдет сам, даже если ему всего-навсего объявят
выговор. Для него это будет означать потерю лица. Бедный старик... Боится
потерять лицо. Вот чего он боится по-настоящему. Он даже слова не скажет в
свою защиту, если обнаружится малейшее его упущение. Верит ли он мне?
Верит. Может, в этом его ошибка? Предать его я не смогу. Да в этом и нет
надобности. Если Комиссия решит, что техническое руководство безупречно,
то это хорошо в первую очередь для меня. Панюшкин думает, что для него...
Нет. Виновник им все равно понадобится. А я на эту роль не гожусь.
такую мелочь, как обрыв троса при протягивании.
обрываться. Не имел права.
штормам, тросам, проливам! Распустились они у нас. Слабинку почувствовали.
Нашу слабинку, Володя!
был старым.
чтобы требовать новый! У меня был такой случай лет двадцать назад. Мне
прислали старый трос, и я даже не поехал за ним на станцию. Отправил
обратно. А сейчас не смог этого сделать.
Принимая трос, вы знали, что не имеете права отказаться от него, потому
что была осень и доставить новый попросту невозможно. И вы приняли старый
трос... Все правильно.
натопленного кабинетика словно бы отшатнулись, исчезли, а зима уступила
место лету, странному лету этих мест. Чем выше поднималось солнце, тем
больше оно тускнело, растворяясь в тумане.
размытыми краями. И дома, деревья, берега тоже теряли четкость,
становились расплывчатыми, нерезкими.
берега трубы, на песок. Едва упав, капли впитывались, и поэтому не
возникало привычных на Материке луж, ручьев, поблескивающих под дождем
влажных тропинок. Просто шел дождь и исчезал, едва коснувшись земли.
Солнечный свет едва просачивался вместе с дождем.
капюшоном и, привычно ссутулившись, долго смотрел на Пролив, стараясь
найти в тумане закрепленную на якорях флотилию. С каждым месяцем катера,
баржи, катамараны приближались к островному берегу, и совсем скоро конец
трубы должен был вынырнуть где-то вот здесь. А сейчас он лежал на
двадцатиметровой глубине Пролива, в нескольких километрах отсюда. Набрав
полные легкие воздуха, Панюшч кин задержал дыхание, с силой выдохнул,