Чтение 17–й страницы книги ~Возлюби ближнего своего~

- Великолепный прямой! - похвалил кто-то.

Это был все тот же высокий светловолосый студент. он только что столкнул головами двух нападающих.

- Не повредил ничего благородного, - сказал он и отпустил их.

Они упали на мостовую, словно сырые мешки; студент схватил двух других.

Керн получил удар тростью по руке. В ярости он бросился в красный туман и начал наносить удары во все стороны. Одному он разбил очки, другого повалил на землю. Затем все вокруг страшно задрожало, и красный туман превратился в черный.

Он очнулся в полиции. Воротник был разорван, распухшая щека кровоточила, а в голове все еще шумело. Он приподнялся и сел.

- Сервус! - произнес кто-то рядом с ним. Это был все тот же высокий светловолосый студент.

- Черт возьми! - выругался Керн. - Где мы?

Тот рассмеялся.

- Под арестом, мой дорогой. Посидим денек-два, потом нас отпустят.

- Меня не выпустят. - Керн огляделся. В камере их было восемь человек. Кроме блондина, все евреи. Рут среди них не было.

Студент снова засмеялся.

- Что вы так смотрите? Думаете, арестовали не тех, кого надо? Ошибаетесь, дорогой! Зачинщики не бывают виноватыми, виноватыми бывают только те, на кого нападают. Именно они-то и есть причина скандала! Самая современная психология.

- Вы не заметили, что случилось с той девушкой, которая была вместе со мной? - спросил Керн.

- С девушкой? - Блондин задумался. - Кажется, ничего не случилось. Что с ней может случиться? Ведь во время драк девушек не трогают.

- Вы уверены в этом?

- Да. Относительно. Кроме того, сразу подоспела полиция.

Керн безучастно уставился на стену. Полиция. В том-то все и дело. Правда, паспорт Рут еще был действительным. Слишком много неприятностей причинить ей не могли. И уже это значило многое.

- Еще кого-нибудь арестовали, кроме нас? - спросил он.

Блондин покачал головой.

- Не думаю. Я был последним. Они колебались, брать меня или нет.

- Это вы наверняка знаете?

- Наверняка. Иначе они тоже были бы здесь. Мы же еще только в дежурной комнате.

Керн вздохнул с облегчением. Вполне возможно, что Рут ничего не угрожает.

Блондин с иронией посмотрел на Керна.

- Чертовски обидно, правда? У человека всегда такое чувство, когда он не виновен. Когда человек знает, за что его наказывают, у него не так тяжело на душе. Единственный, кто сидит здесь по старому доброму закону, - это я. Поэтому я и доволен. Ведь я вмешался добровольно.

- Это было благородно с вашей стороны.

- А-а, благородно... - Блондин пренебрежительно махнул рукой. - Я старый антисемит. Но, видя такую драку, нельзя остаться безучастным. Кстати, у вас чудесный прямой удар. Чистый и молниеносный. Когда-нибудь учились боксу?

- Нет.

- Тогда вы должны учиться. У вас хорошие данные. Только слишком сильно возбуждаетесь. Если бы я был царем иудейским, я бы каждый день заставлял вас брать уроки бокса. Вот увидите, какое уважение будут питать к вам ребятки.

Керн осторожно ощупал себе голову.

- Сейчас мне не до бокса.

- Резиновая дубинка, - деловито объяснил студент. - Наша бравая полиция. Всегда на стороне победителей. К вечеру ваша голова пройдет. И мы начнем тренировку. Ведь вы должны чем-нибудь заняться. - Он вытянул на нарах свои длинные ноги и огляделся. - Чертовски скучная-каморка. Хоть бы в карты сыграть! В дурака или еще во что-нибудь может, конечно, играть каждый. - Он с презрением посмотрел на студентов евреев.

- У меня есть с собой карты. - Керн полез в карман. Штайнер подарил ему колоду карманника. С тех пор он носил ее с собой, словно амулет.

Студент с одобрением посмотрел на него.

- Браво! Но только не говорите мне теперь, что играете только в бридж. Все евреи играют в бридж, больше ни во что.

- Я - полуеврей. Я играю в скат, тарокк, ясс и покер, - ответил Керн с приливом гордости.

- Первоклассно! Тогда вы меня перещеголяли. В ясс я не умею.

- Это швейцарская игра. Если хотите, я вас научу.

- Хорошо. За это я вам дам урок бокса. Обмен духовными ценностями.

Они играли до вечера. В это время студенты евреи спорили о политике и справедливости. Они не пришли ни к какому результату. Сначала Керн и блондин играли в ясс, потом - в покер. Керн выиграл в покер семь шиллингов. Он стал достойным учеником Штайнера. Его голова постепенно прояснялась. Он старался не думать о Рут. Он все равно не мог для нее ничего сделать, а мысли о ней сделали бы его только менее стойким. Он хотел сохранить свои нервы для судьи, который будет его допрашивать.

Блондин бросил колоду на стол и расплатился с Керном.

- Теперь перейдем ко второй части, - сказал он. - Приготовиться! Быстро! И вы будете вторым Демпси...

Керн поднялся. Он был еще очень слаб.

- Думаю, что из этого ничего не выйдет, - сказал он, - Моя голова не вынесет второго удара.

- Ваша голова оказалась достаточно ясной, чтобы выиграть у меня семь шиллингов, - сказал блондин, ухмыляясь. - Вперед! Преодолейте вашу внутреннюю трусость! Дайте заговорить в себе задорной арийской крови! Нанесите удар вашей гуманной еврейской половине!

- Я занимаюсь этим уже в течение целого года.

- Отлично! Ну, на первый раз мы пощадим голову. Начнем с ног. Главным в боксе является легкость в ногах. Они должны танцевать. И вот так, пританцовывая, вы выбиваете противнику зубы. Как по Ницше.

Блондин встал в позицию, согнул немного ноги в коленях и сделал несколько шагов взад и вперед, все время меняя темп.

- Попробуйте сделать то же самое.

Керн попробовал.

Студенты евреи прекратили дискуссию. Один из них, в очках, поднялся.

- А меня вы возьметесь потренировать? - спросил он.

- Конечно! Снять очки - и за дело! - Блондин похлопал его по плечу. - Заговорила старая маккавейская [Маккавеи (библ.) - династия, правившая иудеями с 143 по 37 г. до н.э.] кровь?

Объявились еще два ученика. Остальные участвовать не захотели, но с любопытством наблюдали за происходящим, сидя на нарах.

- Два - направо, два - налево! - дирижировал блондин. - Ну, а теперь - к молниеносному курсу! Вы должны снова воспитать в себе жестокость, которую вы не взращиваете уже тысячи лет. Бьет не рука - бьет все тело...

Он снял куртку. Другие последовали его примеру. Затем он дал краткое объяснение, как нужно работать телом, и они начали отрабатывать эти движения. Все четверо запрыгали по полутемной комнате.

Блондин отечески посматривал на своих потных учеников.

- Хорошо! - объявил он спустя некоторое время. - С этим вы познакомились. У вас еще будет время закрепить эти азы в те восемь дней, которые вам придется отсидеть за то, что подстрекали честных арийцев к драке и пытались возбудить в них расовую ненависть. А теперь несколько минут глубоко дышите! Передохните! А я пока покажу вам, как наносить короткий прямой удар - гибкую основу бокса.

Он показал прямой удар. Затем взял свою куртку, скатал ее, поднял на уровень лица и заставил их бить по ней. Когда тренировка достигла своего апогея, дверь в комнату открылась. Кальфактор принес миски, от которых шел пар.

- Да ведь это... Он быстро поставил миски и закричал в дверь: - Дежурный! Быстрее! Банда продолжает драку даже в полиции!

В каморку ворвались двое дежурных. Светловолосый студент спокойно отложил свою куртку в сторону. Четверо учеников быстро спрятались по углам.

- Болван! - авторитетным тоном заявил блондин кальфактору. - Глупец! Паршивый тюремный лизоблюд! - Затем он повернулся к дежурным. - То, что вы сейчас видели, - это урок современной гуманности. Ваше появление, господа резиновых дубинок, здесь излишне, понятно?

- Нет, - сказал один из дежурных.

Блондин с состраданием посмотрел на него.

- Физкультура. Гимнастика! Вольные упражнения! Ну, понятно? А это что? Наверно, наш ужин?

- Конечно, - подтвердил кальфактор. Блондин наклонился над мисками и с отвращением скривился. - Выкиньте это вон! - набросился он вдруг на кальфактора. Как вы осмелились принести сюда такое дерьмо! Помои - для сына сенатора? Вы что, хотите, чтобы вас понизили в звании? - Он посмотрел на караульных. - Я буду жаловаться! Я хочу немедленно говорить с начальником округа! Сейчас же отведите меня к начальнику полиции! Отец завтра же даст взбучку министру юстиции из-за вашего хамства.

Оба караульных уставились на него. Они не знали, как им себя вести, - грубо или осторожно. Блондин смерил их взглядом.

- Господин, - промолвил, наконец, старший осторожно, - это обычная тюремная пища.

- А разве я - в тюрьме! - Блондин был поистине оскорблен. - Я - под арестом. Разве вы не знаете различия?

- Знаем, знаем! - Теперь караульный был явно напуган. - Конечно, вы можете питаться за свой счет. Это ваше право. Если вы дадите деньги, кальфактор может вам привести гуляш.

- Наконец-то я слышу разумные слова! - Блондин немного смягчился.

- И можно еще пива...

Блондин посмотрел на караульного.

- Вы мне нравитесь! Я буду ходатайствовать за вас! Как вас зовут?

- Рудольф Еггер.

- Так держать, Рудольф Еггер! - Блондин достал из кармана деньги и дал их кальфактору. - Две порции гуляша из говядины с картофелем. Бутылку сливянки.

Караульный Рудольф Еггер раскрыл рот:

- Алкогольные напитки...

- ...разрешаются, - закончил блондин. - И две бутылки пива: одну - для караульных, другую - нам.

- Большое спасибо. Целую руку, - поблагодарил Рудольф Еггер.

- Если пиво будет не свежее и не холодное, как лед, я отпилю тебе ногу, - сказал кальфактору сын сенатора. Если оно будет хорошим, сдачу оставишь себе.

Кальфактор скривился в улыбке.

- Будьте спокойны, господин граф. - Его лицо сияло. - Это же самый настоящий золотой, венский юмор!

Появилась еда. Студент пригласил Керна. Тот сначала отказывался. Он видел, как евреи с серьезным видом ели похлебку.

- Будьте предателем! Это сейчас модно, - ободрял его студент. - И, кроме того, это еда для картежников.

Керн уселся. Гуляш был отличный, а он, в конце концов, не имел паспорта и был к тому же не чистокровным евреем.

- Ваш отец знает, что вы здесь? - спросил он.

- О, боже! - студент рассмеялся. - Мой отец! У моего отца - магазин хлопчатобумажных тканей в Линце.

Керн с удивлением, посмотрел на него.

- Мой дорогой, - спокойно сказал студент. - Вы, кажется, еще не знаете, что мы живем в век обмана. Демократия сменилась демагогией. И вот - естественное следствие! Прозит!

Он откупорил сливянку и предложил стаканчик студенту в очках.

- Спасибо, я не пью, - ответил тот смущенно.

- Ну, конечно, не пьете! Мне бы следовало это знать! - Блондин выпил сам. - Вас будут вечно преследовать уже только из-за того, что вы не пьете. Ну, а как мы, Керн? Опустошим бутылку?

- Опустошим.

Они выпили сливянку и улеглись на нары. Керн думал, что ему удастся поспать, но каждую минуту просыпался. "Черт возьми, что они сделали с Рут, - думал он. - И сколько они меня здесь продержат?"

Он получил два месяца тюрьмы. Его обвинили в нанесении увечий, подстрекательстве, сопротивлении государственной власти, повторном нелегальном пребывании в стране, - он был удивлен, что ему не дали лет десять.

Он распрощался с блондином, которого в тот же день выпустили на свободу. Потом его повели вниз. Он должен был сдать свои вещи и получить тюремную одежду. Стоя под душем, он вспомнил, как был угнетен, когда ему впервые надевали наручники. Ему показалось, что это было бесконечно давно. Сейчас он решил, что тюремная одежда практичнее: она позволит ему сохранить свои вещи.

Вместе с Керном в камере сидели вор, мелкий растратчик и русский профессор из Казани, которого посадили за бродяжничество. Все четверо работали в портновской мастерской тюрьмы.

Первый вечер был тяжелым. Керн вспомнил слова Штайнера, что человек ко всему привыкает. Но, тем не менее, Керн продолжал сидеть на нарах, уставившись на стену...

- Вы говорите по-французски? - спросил вдруг профессор со своих нар.

Керн вздрогнул.

- Нет.

- Хотите учиться?

- Да. Хоть сейчас.

Профессор поднялся.

- Ведь нужно чем-нибудь заняться, правда? Иначе тебя сожрут мысли.

- Да. - Керн кивнул. - Кроме того, я найду языку хорошее применение. По выходе из тюрьмы мне, наверно, придется податься во Францию.

Они уселись рядом друг с другом в углу нижних нар. Над ними орудовал растратчик. Он держал в руках огрызок карандаша и разрисовывал стены порнографическими рисунками. Профессор был очень тощим, и тюремная одежда висела на нем, как мешок. У него была дикая рыжая бородка и детское лицо с голубыми глазами.

- Мы начнем с самого прекрасного и самого бесполезного слова в мире, - сказал он с чудесной улыбкой, но без всякой иронии. - Со слова "свобода" - "la liberte".

Керн многому научился за это время. Через три дня он уже мог разговаривать, не шевеля губами, с другими заключенными, которые шли во время прогулки впереди и позади него. В портновской мастерской он таким же образом усердно заучивал с профессором французские глаголы. По вечерам, когда он уставал от французского, он получал уроки от вора, который учил его делать отмычки из проволоки и обращаться с цепными собаками. Он сообщил ему также, когда созревают все дикие фрукты, и научил незаметно проникать в стога сена, чтобы переспать ночь. Растратчик принес в тюрьму контрабандой несколько журналов "Светского мира". Кроме библии, это было единственное, что они могли читать, и они почерпнули оттуда, как одеваются во время дипломатических приемов и когда следует прикалывать к фраку красную или белую гвоздику. К сожалению, вор никак не соглашался с одним: он утверждал, что к фраку нужен черный галстук, - такое сочетание он часто видел у официантов в ресторанах.

Когда наутро пятого дня их выводили на прогулку, кальфактор с такой силой толкнул Керна, что тот ударился о стену.

- Будь внимательнее, ты, осел! - закричал он.

Керн хотел сделать вид, будто не мог удержаться на ногах. Проделав такой трюк, он смог бы ударить кальфактора по голени, и это выглядело бы как случайность. Но прежде чем он успел это сделать, кальфактор схватил его за рукав и шепнул:

- Заяви через час, что хочешь выйти. Скажи, что болит живот. Вперед! - закричал он потом. - Ты думаешь, тебя будут ждать?

Во время прогулки Керн размышлял: может, кальфактор собирается спровоцировать его. Они оба не выносили друг друга. Потом, беззвучно перешептываясь в портновской мастерской, он обсудил этот вопрос с вором, который считался специалистом по тюрьмам.

- Выйти ты всегда можешь, - пояснил вор. - Это твое человеческое право. За это он тебе ничего не сделает. Одни выходят реже, другие - чаще, зависит от организма. Но когда выйдешь, будь начеку!

- Хорошо. Посмотрим, что он хочет. Во всяком случае, это хоть какое-то разнообразие.

Керн заявил, что у него болит живот, и кальфактор его вывел. Он привел его к нужнику и огляделся.

- Хочешь сигарету? - спросил он.

Курить было запрещено. Керн засмеялся.

- Вот в чем дело! Нет, мой милый, этим ты меня не купишь.

- А-а, помолчи! Ты думаешь, я хочу сделать тебе гадость? Знаешь Штайнера?

Керн уставился на кальфактора.

- Нет, - сказал он потом. Он предположил, что это ловушка для Штайнера.

- Ты не знаешь Штайнера?

- Нет.

- Хорошо. Тогда слушай внимательно. Штайнер просил передать тебе, что Рут - в безопасности. Можешь не беспокоиться. Будешь освобождаться, попроси, чтоб тебя отправили в Чехословакию, а потом вернешься обратно. Ну, как, теперь знаешь его?

Керн внезапно почувствовал дрожь.

- Дать сигарету? - спросил кальфактор.

Керн кивнул. Кальфактор достал из кармана пачку "Мемфиса" и коробку спичек.

- Вот возьми! От Штайнера. Если засыплешься с ними, я тебе их не давал. Ну, а теперь садись туда и покури. Дым выпускай под стульчак. Я покараулю снаружи.

Керн уселся на стульчак. Он вынул из пачки сигарету, разломил ее пополам и закурил. Он курил медленно, глубоко затягиваясь. Рут в безопасности. Штайнер - начеку, Он уставился на грязную стену с непристойными рисунками, и уборная показалась ему самым прекрасным местом в мире.

- Почему ты мне не сказал, что знаешь Штайнера? - спросил кальфактор, когда тот вышел.

- Хочешь сигарету? - спросил Керн.

Кальфактор покачал головой. - Нет. Это исключается.

- А ты его откуда знаешь?

- Он спас меня однажды от беды. От страшной беды. Ну, пошли!

Они пошли в мастерскую. Профессор и вор взглянули на Керна. Тот кивнул и сел на свое место.

- Все в порядке? - беззвучно спросил профессор.

Керн снова кивнул.

- Тогда продолжим, - зашептал профессор в свою рыжую бородку. - Aller. Неправильный глагол. Je vais, tu vas, il...

- Нет, - возразил Керн. - Давайте возьмем сегодня другой глагол. Как будет - любить?

- Любить? "Aimer". Но это правильный глагол...

- Вот поэтому мы и возьмем его, - ответил Керн.

Профессора выпустили через четыре недели. Вора - через шесть недель; растратчика - на несколько дней позже. В последние дни он попытался склонить Керна к педерастии, но Керн был достаточно силен, чтобы держать его на расстоянии. В конце концов ему пришлось нокаутировать его прямым коротким ударом, которому научил его светловолосый студент.

Несколько дней он сидел один. Потом в камеру поместили двух новых. Он сразу признал в них эмигрантов. Одному из них было лет тридцать; другой - пожилой, молчаливый, сразу улегся на нары. Оба были в поношенных костюмах, которые - это было заметно - лишь с трудом содержались в чистоте.