Чтение 17–й страницы книги ~Заказ~

Позже Антон Григорьевич сформулировал свои тогдашние чувства точно и коротко: зов предков. Его предки были казаками, не мыслившими себе жизни без стремени и седла. И вот теперь он, далекий потомок, ни разу не прикасавшийся к живому коню, сидел на трибуне в большом северном городе. И, забыв обо всем, пытался решить, который конь ему нравится больше всего. Вороной? Серый в яблоках? Белоногий рыжий Рейсфедр?..

То есть под конец перепрыжки Аня и Сергей казались Панаме гораздо менее свихнутыми, чем поначалу. Или, может, их сумасшествие оказалось заразным?..

В оргкомитете секретарша без промедления отвела их в маленькую комнатку - временный офис директора-распорядителя. Александр Владимирович был уже на месте и разговаривал с кем-то по телефону. Прикрыв трубку рукой, он кивнул на стулья возле стены:

- Присаживайтесь. Я сейчас... - И оперативно, в несколько фраз, свернул разговор. - Слушаю.

- Александр Владимирович, в Сайской городской прокуратуре возбуждено уголовное дело по факту кражи лошади с ипподрома... - начал официальным тоном Панаморев.

- А я тут при чем? - поднял брови директор. Нападение есть лучшая защита; матерого администратора этому не требовалось учить.

- Дело в том, что, по свидетельству очевидцев, в том числе и его непосредственного жокея... - Антон кивнул на Сережу.- Вы, между прочим, знакомы?

Александр Владимирович нейтрально-вежливо улыбнулся:

- Весьма косвенно.

- Сергей Путятин, мастер-жокей международной категории.

- О-о, премного наслышан!.. - Улыбка директора стала искренней, он явно был рад, что не ошибся и вручил VIP-карточку тому, кому надо. - Очень рад официальному знакомству!

- Так вот, - неумолимо продолжал Панаморев, - по утверждению очевидцев, этот конь находится сейчас здесь. У вас во дворце. В команде шведов под кличкой "Сирокко"...

Судя по лицу Александра Владимировича, поверить в это ему было не легче, чем в сообщение о внезапном захвате "Юбилейного" марсианами. Сергей приготовился яростно отстаивать свою правоту... и вспомнил, как сам точно так же не верил меньше суток назад, когда Аня брякнула очевидную, с его точки зрения, дикость. Директор даже аргументы привел те же самые, что и он в том разговоре:

- Исключено! - Александр Владимирович поднял перед собой обе ладони, словно отгораживаясь от Панамы. - Вы, как мне кажется, не вполне понимаете, о чем говорите. Лошади, которых привозят сюда, имеют международные ветпаспорта. С цветными фотографиями. Плюс разные сертификаты, ветеринарные документы! Наконец, сразу после мандатной комиссии они проходят выводку, где все сверяется... Нет, нет! - Директор даже рассмеялся.- Полный абсурд!

- И тем не менее, - голос Антона Григорьевича остался спокойным и скучноватым, и Аня поняла, что он имел в виду, говоря об эмоциях, на которых далеко не уедешь, - тем не менее, - продолжал Панама, - есть факты, позволяющие предположить, что дело обстоит именно так.

Люди, облеченные полномочиями следователей-важняков, редко отправляются в дальние командировки просто затем, чтобы отмочить дурацкую шуточку и уехать обратно. Директор перестал смеяться и заподозрил, что по крыше "Юбилейного" действительно разгуливали марсиане. Он положил руки на стол:

- Какие факты?

- Простите за избитую фразу, но я не имею права их разглашать. Тайна следствия. Просто подумайте, послали бы меня за тыщу верст киселя хлебать без веских причин?

- Ну, не знаю...- Директор потер рукой лоб.- В наше время всяко бывает...

Панама был все так же бесстрастен:

- Если возникают какие-либо сомнения относительно моих полномочий, свяжитесь с областной прокуратурой. Там вам подтвердят, что я не самозванец. А в горпрокуратуре Санкт-Петербурга лежит факс, где написано, что я - начальник следственной бригады, следователь по особо важным делам. Позвоните прямо сейчас, чтобы легче было разговаривать. Прошу. Телефон перед вами...

Александр Владимирович закачался на стуле.

- Ну... зачем уж так... Я вас понимаю. Но и вы поймите меня... Я за эти соревнования отвечаю. Вы представляете, какой разразится скандал?.. Это крупные международные!.. Петербург только-только рейтинг начинает набирать как европейская конноспортивная... Устроим скандал - и кто к нам после этого поедет? Да никаким калачом...

- Понимаю. Очень хорошо понимаю. - Панаморев пристально смотрел на директора. - Мне тут, - он впервые позволил себе слегка улыбнуться, - господа конники уже кое-что объяснили. Так что давайте без конфронтации. Лучше вместе подумаем, как бы и соревнованиям вашим репутацию не испортить, и следственные мероприятия должным образом произвести...

Директор-распорядитель ответил важняку столь же пристальным взглядом. "Остановить следствие я не имею права, - вот что на самом деле сказал ему Панаморев. - И вам, милейший Александр Владимирович, не позволю..."

- Хорошо. Чего вы хотите?

- Нужно подтвердить или опровергнуть факт наличия у шведов чужой лошади. Для этого - первое: никто не должен знать о наших подозрениях. Повторяю - никто! Второе: необходима кровь лошади по кличке "Сирокко". Для генетической экспертизы.

- Так он же сегодня не выступал, - удивился директор.

- Вот именно. А как вы думаете, почему?

Александр Владимирович забарабанил пальцами по пачке "Мальборо", лежавшей перед ним на столе.

- Понятно...

- Имейте в виду, эта кровь нам нужна совершенно официально. Взятие должно быть произведено с согласия владельца. И оформлено протоколом за подписями самого шведа и свидетелей... Надеюсь, Александр Владимирович, вам вполне по силам это организовать. Чтобы без международных скандалов...

- Да... - Директор потянулся за сигаретой. - Задали вы мне задачку... Курите, прошу...

Пододвинул гостям пачку и пепельницу и крепко задумался...

Конь шел и шел...

Середина лесной дороги заросла тонкой реденькой травкой, но в колеях лежал плотно сбитый песок, и копыта оставляли на нем четкую вереницу следов. Ночью будет дождь. Он смоет следы.

Паффи плелся вперед, вяло перебирая ногами и низко опустив сухую, точеную голову, словно уставшую держаться на некогда гордой шее.

Куда он шел? А Бог знает... Ему было все равно. Люди его не искали. Люди не хотели любить его, не хотели помочь. Но дорога оставалась местом, где их присутствие все-таки ощущалось. И к тому же по ней было легче идти... Неизвестно куда...

Ну почему?.. Почему люди в машине не взяли его с собой?.. Неужели так испугались? Конечно, лошадь, одиноко бродящая посреди леса, выглядит тревожно ц странно. Паффи понимал это. Ему был понятен и строх матери, испугавшейся за детей. Но... он ведь так примерно себя вел... Не подходил близко, не лез... Всячески старался не напугать... И все равно... чем-то им не понравился...

Конь шагал и шагал. Дорога вела его.

Сегодня дул сильный ветер, и в лесу было нежарко. Над головой шумели деревья, заглушая все прочие звуки, которые конь, возможно, хотел бы услышать. Иногда ему начинало казаться, будто вблизи рокочет мотором вернувшаяся машина... Но каждый раз выяснялось, что он ошибался.

Возможно ли, чтобы люди так испугались его?..

Там, где конь последнее время жил, его не боялся никто. Ни дети, ни взрослые. На хутор приезжали красивые разноцветные автомобили, и навстречу родителям с ребятишками выходил старый финн - содержатель приюта для престарелых коней.

- Херра Сиптусталми, - говорили приезжие, и карманы у них оттопыривались от сахара и морковки, - вы знаете, мы всю неделю мечтали покататься на Паффи. Поверите ли, маленький Райво просто ночей не спал...

Старик улыбался в бороду и неторопливо шел в стойло к коню. Хлопал по шее, смахивал щеткой пыль и опилки и, ласково приговаривая, седлал стареньким, хорошо обмятым ковбойским седлом: из такого не выпадешь, сзади и спереди у него высокие луки, даже в самом крайнем случае есть за что ухватиться. А как удобно оно лежало на спине у Паффи!.. Старый конь любил, когда его седлали этим крошечным седлышком. Он выгибал шею и важно расхаживал, либо не спеша бегал туда-сюда по леваде, а на его высокой и сильной спине весело смеялся ребенок...

Его не всегда звали вот так - просто Паффи, "Пыхтун". Раньше, когда он был молодым, стремительным и могучим, его величали "Файерпафф Дрэгон"[34]. Ах, годы, годы... Мало-помалу они погасили бешеное пламя в крови, и строгий, темпераментный, норовистый Огнедышащий Дракон превратился в кроткого Паффи. Любимца детей и своего последнего хозяина, заботливого старого финна. Когда его выпускали в леваду, бывший Змей Горыныч уже не носился, выделывая замысловатые кренделя, а все больше любил постоять, просто греясь на солнышке. Прикрыв глаза, он спокойно дремал или, глядя куда-то в поля, вспоминал свои светлые и черные дни... и грустил, как, наверное, все старики, о незаметно промелькнувших годах. Промелькнувших, словно один миг... Не успел обернуться-а все уже позади... вся жизнь. И ничего не вернешь...

А ведь были деньки, когда он летал над скаковой дорожкой, словно гнедой снаряд, запущенный невидимой катапультой. Ревели трибуны, кто-то плакал, смеялся и целовал его морду, а круп холодили расшитые призовые попоны... Потом его в самый первый раз продали. У того, кто купил, была своя прихоть. И Файерпаффа навсегда увезли с ипподрома. Его погрузили на пароход, и тот долго и плавно качал жеребца на морских волнах. Чтобы наконец выгрузить в новой, незнакомой стране.

Здесь все было совсем по-другому.

Его стали учить прыгать через препятствия. И... безуспешно. Не то чтобы Файерпафф не любил прыгать, он просто слишком горячился при виде барьеров. Нервничал, суетился, рвался вперед - и сбивал жерди, получая шишки и синяки, отчего нервничал еще больше. У лошадей синяков не бывает, вернее, сквозь шерсть их просто не видно... Зато синяки появлялись у новых хозяев, так и не сумевших ничему его научить. Люди редко признают свою неудачу: гораздо чаще в ней обвиняют коня. Файерпаффа продали снова.

Сколько раз он переходил из рук в руки? Он уже и сам не знал. У него, как у всех лошадей, была отменная память, просто кони не умеют считать. Да и вспоминать некоторых людей, с которыми его сводила жизнь, Паффи не хотел.

Чаще всего в памяти всплывала его жизнь у предпоследней хозяйки...

Паффи купили, когда ей было тринадцать, а ему десять. Это случилось на ярмарке. Ярмарка - такое место, где собирается вместе много лошадей и людей, и отдельно разложены уздечки и седла, и случается так, что приводят туда лошадей одни люди, а уводят - совершенно другие. Поэтому все очень волнуются и разговаривают громкими голосами, и спорят, и уходят, ругаясь, и возвращаются, и бьют по рукам. А лошади принюхиваются друг к дружке и к людям, и ржут, и тоже очень волнуются, и стараются других посмотреть и себя показать... Длинноногая худенькая девочка подошла к коновязи, где стоял Файерпафф, и долго смотрела на огромного гнедого коня. Файерпафф тоже посмотрел на нее, а потом потянулся навстречу, сколько позволила привязь...

Их взгляды встретились. Девочка пристально, чуть исподлобья, редко-редко моргая и не отводя взгляда, всматривалась в его глаза - недоверчивые, таящие в агатовой глубине настороженный холодок. Смотрела долго... И неожиданно глаза коня потеплели. Будто душа оттаяла... Файерпафф сразу застеснялся чего-то, отвел взгляд. А девочка повернулась к отцу, стоявшему неподалеку с бутылочкой пива:

- Папа, иди сюда... Посмотри...

Это неважно, что лошадиные годы считаются один к трем человеческим. Паффи, уже умудренный к тому времени жизненным опытом, рядом с юной хозяйкой снова почувствовал себя резвым двухлеткой. По людским меркам - подростком.

Как ему тогда было хорошо! Как его любили!..

Девочка ездила очень прилично. Не дергала, не рвала ему рот, за что Паффи был ей чрезвычайно признателен. И не требовала от него дурацких рекордов - просто ездила в свое удовольствие по полям и пустынным лесным дорогам.

Паффи возил ее аккуратно... Всегда чувствовал ее настроение и заботливо удерживал маленькую всадницу на своей по-прежнему могучей спине.

Даже когда ему страшно хотелось порезвиться и он "подыгрывал" - взбрыкивал, выгибал дугой спину в замысловатых прыжках, - делалось это так, чтобы все "козлы" были плавными, мягкими и ни в коем случае не опасными. Паффи взмывал и нырял... и совсем не по-лошадиному взвизгивал от восторга. А девочка, понимая, что ее любимец вовсе не желает учинить ей обиду, от души хохотала и притворялась отважным ковбоем, укротителем диких коней. Давай, Паффи, давай, свирепый мустанг!..

Такие вот у них были игрушки.

Потом "дикий конь" снова превращался в домашнего, и девочка хлопала его ладошкой по шее. Сильно и ужасно приятно! Как он любил эту чуть грубоватую ласку!..

Жили они на хуторе. Девочка с утра уезжала в школу, а вернувшись, седлала Паффи, и они вместе странствовали по лесам и полям. Как им было хорошо! Сколько они всего повидали! Какие игры придумывали!

Эх, до чего быстро пролетели те семь лет... До чего быстро девочка выросла и уехала учиться в большой и далекий город...

Паффи скучал без нее. Его почти совсем не седлали. Теперь к нему заходили только для того, чтобы напоить, накормить... иногда - выпустить погулять... И все!

Паффи бегал по загону и заливисто ржал.

"Смотрите, какой я красивый! Я могу так... и вот так... и еще так... НУ ПОСМОТРИТЕ ЖЕ! Видите, как я быстро бегу-у-у..." - и изо всех сил мчался из угла в угол большого загона. А потом останавливался и долго не мог отдышаться.

Люди смотрели на него... и видели совсем не то, что он им хотел показать.

- Надо же, совсем одряхлел...

- Да нет, он еще молодцом. Подумаешь, семнадцать лет. Не возраст.

- И что нам с ним делать? Еще пару лет, и он...

- Может, на бойню сдадим? Все равно нашей девочке на нем больше не ездить. Закончит учебу, в городе будет работать. Потом замуж выйдет... Куда ей лошадь, да еще старую? И нам обуза одна...

- Эхе-хе... Надо думать... На бойню?.. Какие-никакие, а деньги... Нет... Сколько он у нас прожил?

- Скоро восемь...

- Родным стал. И никогда ничего, только радость... Ну как можно под нож?

Паффи чувствовал, что говорили о нем. Он подходил в угол загона и пристально всматривался в человеческое жилье, в то окошко, где, глядя на него сквозь стекло, разговаривали мужчина и женщина. Всматривался... и снова ржал, словно улавливая флюиды их мыслей.

Мужчина выходил из дома, брал Паффи за недоуздок и уводил в большой, просторный хлев. Там по соседству с конем жили пять угрюмых, вечно что-то жевавших коров, несколько лохматых овечек и толстые свиньи, бродившие в загородках из простых неотесанных жердей. Еще в хлеву целый день напролет кудахтали неугомонные куры. Как же они Паффи надоедали...

- Пошли, старик, - говорил мужчина. Заводил его в стойло, подкидывал охапку вкусного сена и, уходя, хлопал ладонью по крупу: - Отдыхай, парень.

Отдыхать - от чего? Разве он так сильно устал?.. А впрочем, Паффи действительно устал. Он устал ждать. Ждать, когда приедет маленькая длинноногая девочка. Он мечтал о том, как они опять будут вместе. Снова зазвучит ее смех. Они вновь отправятся на прогулку... по их любимым... ТОЛЬКО ИМ принадлежавшим местам. Навестят самые укромные, ИМ ОДНИМ известные уголки. А потом промчатся галопом по отлогим холмам, что волнами спускаются к озеру. И будут долго-предолго шагать по знакомой дороге домой, и над ними с криками закружится чибис...

Что ж, девочка иногда приезжала. Но каждый раз так ненадолго, что конь уже не был уверен, на самом деле она к нему приходила - или приснилась во сне.

Постепенно Паффи привык ждать. Можно, оказывается, привыкнуть и к этому. Он прикрывал глаза, и в ушах снова раздавался ее смех:

- Ну-ка, Паффи! Давай!..- И песчаная лента дороги летела назад из-под ног, и раздувались ноздри, и копыта мелькали стремительно и четко, отбивая безукоризненный ритм... И слышался ее голос...

Ее голос!!! Он прозвучал наяву!..

С Паффи мгновенно слетела дремота. Голос раздавался все ближе... совсем взрослый, энергичный и женственный. Но все равно это был Е‚ ГОЛОС!!!

Паффи вскинул голову, повернул ее к двери и заржал. Призывно и как только мог громко - во всю силу легких, на пределе дыхания. Его тело трепетало в отчаянном возбуждении, тонкая кожа сейчас же покрылась рельефными жилками, которые так любят изображать на скульптурах. Паффи был чистокровным, а чистокровные лошади если уж на что-нибудь реагируют, то до последней клеточки тела!

Он сразу понял, что его крик услышали. Голос за дверью прозвучал громче, приблизился... Новая волна возбуждения прокатилось по телу. Конь заплясал, вскинул шею... набрал полные легкие воздуха, резко фыркнул и снова заржал. Он звал Е‚, и ОНА шла к нему, ОНА должна была вот-вот войти!..

И вот дверь распахнулась... На пороге стояла взрослая молодая женщина в светлом платье с короткими рукавами, и солнце, совсем как когда-то, играло у нее в волосах. Она пристально, чуть исподлобья глянула в горящие огнем глаза старого коня... и неожиданно тихо спросила:

- Паффи, малыш, ты меня узнаешь?

Что конь мог ответить?

О-о, он ответил. Еще как ответил!.. Он фыркал а перебирал тонкими ногами, силясь развернуться в узеньком стойле. Как бы он бросился к ней, если бы не держал недоуздок...

Она подошла вплотную и робко, словно извиняясь за что-то, стала гладить его ладонью по храпу, между ноздрей, по лбу между глаз... за ушами, под челкой...

А потом обхватила его морду руками, прижалась лицом и стала целовать.

- Паффи...

Конь боялся пошевелиться, хотя все его тело мелко подрагивало. Наконец дрожь прекратилась, и он медленно опустил голову ей на руки...

Это было счастье, равного которому он никогда раньше не знал...

Счастье продолжалось месяц. Целый месяц все было как прежде. Но однажды девушка пришла к нему не в бриджах и сапогах, как обычно, а опять в платье. Конь встретил ее коротким, радостным ржанием... И сразу что-то почувствовал - погрустнел, потускнел и притих. Этот месяц, что они провели вместе, он был молодым. А сейчас опять стало видно, сколько ему на самом деле лет.

Паффи понял - ОНА пришла попрощаться перед новой разлукой. Что ж... Годы научили коня смирению. Он подождет... Только вот раньше она с ним никогда не прощалась так, как теперь. Девушка гладила его по морде, по шее... Угощала какими-то лакомствами... Но старый Паффи не чувствовал их вкуса, а ласки казались лишними и пустыми... Девушка обняла коня за шею и вдруг заплакала...

Паффи окончательно понял -больше он ее никогда не увидит.

Он на нее не сердился... Он все понимал... Но вместо прежней тоски, ожидания и надежды внутри разверзалась сосущая пустота. Что-то умерло. Девушка вышла, тихонько прикрыв за собой дверь... Паффи даже не обернулся ей вслед. Зачем?

Через два дня пришел коневоз. Старый немногословный финн молча оглядел коня, кивнул головой - и так же молча завел его в кузов машины. Дверь захлопнулась, коневоз тронулся... Поплыл назад двор знакомого дома, скрылись за поворотом озеро и холмы...

Приют для старых лошадей не очень-то процветал. Господин Сиптусталми работал не покладая рук, чтобы его подопечные не голодали. Если не хватало денег, сам косил и возил на конюшню траву, сам заготавливал на зиму сено. И никогда не отказывал посетителям, которые приезжали на чистеньких красивых машинах и привозили детей. Потому что родители маленьких Райво, Олави, Матти жертвовали для детских любимцев кто сколько мог. С того и кормились...

Кроме Паффи, в конюшне обитало еще семь ветеранов. Вместе им было не скучно. Они гуляли в загоне, катали детей, в положенные часы шли к кормушке, изредка неторопливо играли... В общем, тихо-мирно доживали свой век.

Прошел год. И однажды все опять изменилось. У ворот хутора остановился большой черный джип. Паффи, гулявший в леваде, с любопытством посмотрел на приехавшего: новый человек! Не иначе, покататься решил ?

Из машины вышел плотный мужчина в очках и заговорил о чем-то с хозяином. Тот лишь молча кивал. А затем повернулся... и указал на Паффи рукой. Мужчина тоже кивнул и быстрым шагом направился к ограде левады. Подошел - и украдкой, таясь от неторопливого хозяина, вытащил из бумажника какую-то фотографию. Бегло сравнил...

"Я понравился ему! Я ему нужен!.." - приосанился Паффи и на радостях даже стал рыть землю копытом, чего, правду молвить, не делал уже давным-давно.

Старый финн и мужчина в очках пожали друг другу руки, о чем-то договорившись... И через неделю на хутор вновь прикатил тот самый джип, но уже с двухместным прицепом. Паффи вывели... трап уже был откинут, и он увидел внутри крупную рыжую кобылу, укрытую легкой попоной. В самом коневозе пахло дорогим снаряжением.

"Соревнования... неужели снова на ипподром?" - размечтался бывший скакун. Что-что, а запах хорошего снаряжения он помнил прекрасно...

Действительно, его завели вовнутрь, привязали - и прицеп тронулся... Кобыла косилась на незнакомого коня. Паффи с доброжелательным любопытством поглядывал на могучую соседку...

Путешествие было долгим. Очень долгим. А потом коневоз свернул с асфальта на тряскую проселочную дорогу...

Первый день соревнований благополучно подошел к финишу. В боксах и проходах временной конюшни шла обычная вечерняя суета. Кормили лошадей. Кто-то возился с четвероногими героями сегодняшних состязаний. Одним массировали мышцы и сухожилия, растирали согревающей жидкостью. Другим, наоборот, из шлангов лили на ноги воду...

К деннику Сирокко направлялась целая делегация. Впереди поблескивал очками херр Нильхеден, спортивный агент Бенгта Йоханссона и его официальный представитель на "Серебряной подкове". За ним со стерилизатором в руках - толстая Марина в крахмальном белом халате. Рядом с нею - мужчина в официальном костюме, при карточке, гласившей:

"Главный ветеринарный врач соревнований". Завершал процессию Панама с неизменным своим портфелем в руках.

Полчаса назад все они собрались в кабинете директора-распорядителя. Не мудрствуя лукаво, Александр Владимирович представил их друг другу, причем Панаму, находившегося, понятное дело, на этом импровизированном совещании не из праздного любопытства, назвал представителем ветеринарного комитета мэрии, отвечающим за эпидемиологическую безопасность города. Далее директор участливо посетовал на плохое самочувствие шведской лошади после длительной транспортировки - и убедительно попросил шведа разрешить ветврачам выполнить свои непосредственные обязанности в вопросах контроля. То бишь как можно скорее взять у Сирокко кровь для исследования.

Херру Нильхедену следовало понять справедливость требований ветврачей и оказать им содействие. А то не дай Бог произойдут осложнения с администрацией города. Или с представителями других команд. Здесь у всех ценные, очень ценные лошади.

Кто же допустит, чтобы рядом с его спортивной надеждой стоял больной жеребец?.. Херр Нильхеден и сам наверняка понимает, что необходимо срочно устранить возможный источник конфликтов. То есть, конечно, никто и не сомневается в отсутствии у Сирокко каких-либо инфекционных заболеваний, но лучше, если это будет официально подтверждено. Квалифицированные доктора готовы произвести забор крови хоть прямо сейчас. А представитель ветеринарного комитета (тут директор указал на Панаму) обеспечит наискорейшую постановку необходимых реакций в центральной лаборатории...

Швед согласился. Весьма неохотно. Сквозь зубы... Но все-таки согласился:

- Что ж, господа... если это так нужно... И вот делегация двигалась к боксам. Гуннар Нильхеден сам распахнул перед докторами дверь денника:

- Please do whatever you think is necessary[35]. Хотя, смею заверить, животное абсолютно здорово. Просто небольшие колики по дороге. Потеря, увы, спортивной формы... вот мы и решили не выставлять его сегодня на старты. Если он завтра будет чувствовать себя лучше, возможно, в последний день вы, господа, все-таки увидите его на манеже.

Директорская красавица секретарша синхронно переводила. Панаму насторожило обещание шведа, и он переспросил:

- Господин Нильхеден уверен? Девушка тут же перевела вопрос. Швед расцвел голливудской улыбкой.

- Сэр, - прозвучало в ответ, - разве в этой жизни можно быть до конца в чем-нибудь уверенным? Особенно когда дело касается лошадей... Я хотел сказать - мы с Бенгтом очень надеемся! Очень хотим надеяться... Но только время покажет...

Марина раскрыла стерилизатор. В электрическом свете блеснули три пробирки, закрытые ватными катышками. Главный ветврач взял стерилизатор и протянул Марине тампон. В воздухе резко запахло спиртом.

Панама поморщился.

- Конь спокойный или нужно фиксировать? - осведомилась Марина.

Красавица тут же переспросила у шведа. Тот закивал:

- Yes, yes! Лошадь очень серьезная! Я бы обязательно наложил закрутку. Хотя сейчас Сирокко несколько угнетен... Честно говоря... я даже не знаю...

Марина оглянулась на главврача:

- Я так попробую?

- Конечно, чего зря коня мучить. Не даст - тогда и закрутим губу. Приступай! - И он снова протянул ей закрытый стерилизатор.- Мистер...- и, забыв шведскую фамилию, обратился к переводчице: - Скажите ему, пусть подержит за недоуздок. В конце концов, его конь...

Швед выслушал и с некоторым нежеланием шагнул внутрь денника.

Рослый гнедой жеребец, стоявший в дальнем углу, выглядел ко всему безучастным. Он вяло повернул голову навстречу вошедшим - и больше не шевелился.

- Странный какой-то,- задумчиво произнесла Марина. - Может, мне его все-таки осмотреть? Сердечко послушать?..

Швед и без переводчицы понял, о чем идет речь, и забеспокоился:

- No, no! Конь абсолютно здоров! No problems, мы просто ему успокаивающие даем...

- А помнит ли господин... владелец про допинг-контроль? - поинтересовался главный ветврач.- Позволю себе напомнить, что допингом признаются не только возбуждающие, но и некоторые тормозящие препараты... Надеюсь, ваш препарат в "черный список" не входит? Иначе, если вы решите выставить коня, а при этом окажется...

- Нет, нет! Препарат полностью безобиден. Мы все понимаем. Огромное спасибо за предупреждение, сэр, но насчет допинга с нашей стороны вы можете не волноваться...

- Странно, - готовя иглу, проворчала себе под нос Марина. - Зачем его транквилизаторами пичкать?.. И так, бедняга, совсем никакой...

Конь стоял по-прежнему неподвижно и безучастно. Марина распечатала гигантскую разовую иглу ("Вот что значит - лошадиная доза", - с содроганием подумал Антон), подошла к коню и энергично протерла тампоном участок на шее - место будущего укола.

- Целых три пробирки? - вдруг усомнился швед. - Простите, но для чего так много крови?

Марина не ожидала вопроса и невольно оглянулась на Панаму.

Антон Григорьевич не растерялся ни на секунду.

- Первые две - для проведения необходимых реакций, - ответил он очень солидно. - А третья - для повторного исследования в случае сомнительности первоначального результата. Сами понимаете - зачем животное лишний раз беспокоить. Да и вас тоже... сэр.

Красавица перевела.

Швед пожал плечами - крыть было нечем. Марина пережала пальцами яремную вену на шее коня, чуть-чуть похлопала по ней пальцами, проверяя наполнение... и мягким, но уверенным движением вдвинула иглу в вену. Наружу тотчас брызнула толстая струя крови.

"Очень серьезный жеребец" даже не шелохнулся... Марина вытянула зубами ватную пробку из первой пробирки и быстро подставила ее под иглу. Густая красная жидкость потекла по стеклу, быстро заполняя маленький сосуд. Марина тут же подставила следующую пробирку...

"Да, - философски подумал Панама. - Кровь - она и есть кровь. Простая ли, золотая... У всех одинаковая. Красная..."

Ему опять вспомнился убитый пенсионер. "Эх, Заказ... одна кровь из-за тебя точно уже пролилась, а ты и не знаешь... Теперь вот твоя...

Дай Бог, чтобы эта, в пробирке, последней была... Дай Бог..."

Марина выдернула иглу, вновь потерла тампоном - и пошла к выходу из денника. Дело сделано!..

Заказ медленно повернул голову, посмотрел ей вслед. Потом на стоявших в проходе... Его глаза - тусклые, тоскливые - встретились с глазами Панамы.

"Люди, люди... За что?.."