Чтение 17–й страницы книги ~Тайна "Нереиды"~

- Это мальчонка на побегушках, а хозяин поехал в Кельн, и завтра к вечеру вернется. Ганс поехал разузнать, каковы цены на грузовики нынче в Кельне и можно ли купить в кредит новый.

- Так есть свободная комната? - вновь спросил Элий.

- Ага, замечательная, как раз для тебя. Под самою крышею... Устроит?

Элий кивнул, хотя перспектива карабкаться по крутой лестнице в деревенской гостинице его мало вдохновляла. Старичок-ветеран возмутился:

- Ты совсем сдурела, Хильга, тебе лишь бы сдать конуру под крышей, а на людей плевать. Не видишь, человек на войне покалечен...

- Это не война, - Элию не нравилось, когда его раны считали следами военных ранений. - Я был гладиатором, это память об арене.

- Не важно, - не унимался старик. - Куда ему под крышу карабкаться...

- Да будет тебе орать, комната наверху как раз для таких голубков, - не уступала Хильга. - А я не приметила, доминус, что ты хром, клянусь Одином и Геркулесом. У меня есть отличная комната на втором этаже, но вдвое дороже. Сможешь заплатить? - Хильга, как видно, еще не оставила надежды поместить молодую пару под крышей.

- Верно, туда проникают все запахи с кухни,- предположила Летти.

- Да у нас на кухне пахнет получше, чем у других в храме...

Элий, решив прекратить ненужную перепалку, протянул хозяйке аурей, устранив тем самым все ее сомнения.

- Комната просторная, только что стены побелили. И вид из окна изумительный - прямо на Крепость Нереиды.

При этих словах Элий стиснул пальцы Легации так, что она коротко ойкнула.

- А девчонку щипать опосля будешь,- предупредила хозяйка таким тоном, что Летти покраснела до корней волос, да и щеки Элия тронула краска. Хозяйка сорвала с плеч Элия мешок, затем ухватила сумку Летиции и, нагрузившись так, повела гостей за собою. Рыжий парнишка плелся следом и во все глаза таращился на высокие шнурованные сапоги Элия.

- Разве такая обувка теперь в моде в Риме? Я-то думал, что модники носят туфли с загнутыми носами, - выдавил он наконец.

Комната, которую нахваливала хозяйка, в самом деле была отличной. Обшитый дубовыми панелями потолок, украшенные резьбой балки, беленые стены. На подоконнике цветы в горшках, а огромная деревянная кровать могла вместить контубернию легионеров. Был тут и шкаф, высоченный, под потолок. Пока Летти с Хильгой обследовали внутренность шк<фа, Элий стоял у окна, разглядывая лесистый крутой склон. На фоне изумрудного ковра проглядывала белой колонной высокая башня.

- Ну, как тебе наша крепость? - спросила Хильга, на мгновение отрываясь от сортировки простыней и халатов.

- В этой крепости находится Колодец Нереиды?

- Ну да, им теперь многие интересуются. Тут приезжал один чудак, так же как и ты, из Рима, пошел смотреть колодец и исчез. Вместе с проводником.

"Это Вер..." - подумал Элий.

- Я говорила ему, чтоб не ходил, - продолжала болтать Хильга. - К тому же он хворый был, едва плелся. И выглядел как старик. Но не старик. Только худой,

как щепка. Парень упрямый попался, и все равно пошел.

Здоровяк Юний Вер выглядел стариком? Невероятно. Правда, Порция говорила, что гладиатор болен. И все же - он это или нет?

...Тиберий покончил с собой, чтобы не воевать за Рим, - вновь пронзила иглой проклятая мысль. Этого брату Элий никогда не простит.

Цезарь передернулся, не в силах справиться с собою.

- Да ты не бойся! Здесь ты в безопасности! - по-своему истолковала его дрожь Хильга и хлопнула могучей дланью по плечу. - Может, тебе и твоей красотке подать колбасок и пива прямо в комнату? Я пришлю Рике,- предложила Хильга.

- Ну уж нет, - запротестовала Летиция. - Лучше мы спустимся в зал перекусить.

Едва дверь за Хильгой закрылась, Летти рухнула на кровать. От накрахмаленных простыней пахло лавандой.

- Ого, да тут можно порезвиться!

Элий не ответил. Внезапно деревья на крутом холме покрылись серебристым налетом, свинцовое сияние вспыхнуло вокруг башни. Все краски померкли, казалось, и сам дневной свет меркнет... Если бы Элий мог посмотреть на себя со стороны, то увидел бы, как вокруг его тела пульсирует точно такая же свинцовая аура.

- У тебя лихорадка? - спросила Летти с тревогой. Только теперь Элий заметил, что дрожит, хотя в комнате было тепло. Он молча указал на склон горы. Но в башне уже не было ничего необычного, сияние погасло, белый камень выделялся на фоне темной зелени.

- Ты когда-нибудь видела эту башню в своих видениях? - спросил Элий.

Летиция отрицательно мотнула головой.

Он смотрел. Часами смотрел в одну точку. И не моргал. Так же как и не дышал. И не спал. Все "Не", но это даже и НЕ смерть. Он мог размышлять. "Жить значит мыслить",- сказал Цицерон <Цицерон. "Тускуланские беседы".>. Выходило, что он все еще жив. И это доставляло радость. Мыслить. Это даже лучше, чем смотреть. И лучше, чем дышать. Мысли сплетались друг с другом, образуя причудливый бесконечный фриз, на фоне черного небытия фриз сверкал неподдельной позолотой. Можно было думать обо всем одновременно. О прошлом, настоящем и будущем. Они неразрывны. Ничто так не завораживает, как прошлое, ничто не держит так крепко, как настоящее, ничто не манит, как будущее. Его прошлое кончилось, настоящее остановилось, а будущее не наступило.

Прежде он сражался на арене. И ему случалось проигрывать. Теперь он тоже проиграл. В поражении есть своя логика. Побежденный должен встать на колени и просить пощады. Поражение заставляет искать могущественного покровителя и прятать голову под его воняющей потом подмышкой. Побежденный теряет волю. А если нет? Если не теряет? Если напротив, снова рвется в бой, уязвленный, израненный? Значит ли это, что поражения не было?

Бывали мгновения, когда он считал себя богом. Он, бог, был людской игрушкой на арене Колизея. Это не оскорбляло его и не приводило в ярость - он просто констатировал факт. Порой он начинал сомневаться в своей божественной ипостаси. Сейчас он знал многое, но не все. Он знал, что знали люди, но ни на атом больше. Знания, известные хотя бы одному человеку, становились его достоянием. Он знал мощность атомного взрыва, потому что ее вычислил Трион, он знал возможности микрохирургии, потому что подобные операции делались в Эсквилинской больнице. Он мог вспомнить любые стихи, написанные в этом мире. Но те, которые еще не были сочинены, не мог произнесть. И то, что еще не было создано или открыто, также было тайной для него. Но все его знания касались лишь науки и искусства; замыслы людей и их поступки были ему неизвестны точно так же, как и простому смертному.

Может быть, он не бог? Да и хочет ли он быть богом? Быть богом... Эта мысль не приводила его в восторг. Она даже не доставляла радости. Возможно, он просто не понимал всей прелести этой роли. Он хотел быть человеком. Хотел желать, как человек. Как человек, а не как бог. Но все же интересно, чего желают боги. Больше всего на свете боги хотят власти. И поклонения. Люди тоже хотят и власти и поклонения. И бессмертия... недоступного бессмертия...

Вода, окружавшая его, была как лед. Но он не испытывал холода. Он просто знал, что вода ледяная. Самыми тягостными были мгновения, когда являлись стражи. Их было двое - один высоченный и тощий, как жердь, с непропорционально маленькой головой в кожаном шлеме. Второй - широкоплечий коротышка, с уродливыми буграми мышц и лицом, будто высеченным из камня. Они всегда приходили вместе.;

Длинный заглядывал пленнику в лицо и корчил нелепые рожи. Они воображали, что всесильны и умны, Все стражи воображают, что всесильны и умны. Коротышка же не обращал на него внимания. Вернее, делал вид, что не обращает. На самом деле он внимательно следил за пленником. Они не причиняли ему боли. Он даже не слышал, что говорят стражи. Просто они мешали думать. А думать было приятно. Можно было сравнивать... соглашаться или протестовать... бежать и возвращаться... тысячи действий... для мысли. Полет мысли... Полет...

В колодце он был не один. Сквозь толщу воды он видел неподвижные скрюченные тела. Порой ему казалось, что он даже слышит чужие мысли. С каждым днем все яснее. Они рассказывали ему все одно и то же... каждый день одно и то же... день за днем. Они хотели, чтобы он вспомнил. И он вспоминал. Медленно, мучительно. Вспоминал то, что все эти годы старался забыть...

Глава 23

Игры стражей колодца

"Император Руфин лично сообщил радостную весть: его молодая супруга беременна. Если Кри-спина родит сына, его назовут Александром. И вновь восстановится наследование по прямой линии". "Не пора ли вспомнить мудрую мысль Гальбы:

" Человек родится сыном принцепса по чистой случайности, и разум тут ни при чем, но когда государь сам избирает себе преемника, он должен действовать разумно... "<Тацит. История. 1-16.>

Гней Галликан".

"Акта диурна", 3-й день до Календ ноября <30 октября.>

Теперь он помнил все. Даже тот день, когда приехал вместе со старухой проститься с матерью. Приемной матерью Юнией Вер. Назавтра когорта "Не-. рейда" отправлялась на фронт. Легионеры, молодые, полные силы, еще не знали, что такое войиа. Они знали про карточки, нормы, пайки, сами стояли в очередях за хлебом. Запрет выходить на улицу по ночам; "похоронки"; посмертные маски; награды; калеки на костылях; матери, гулящие с чужими мужьями; отсутствие дров зимой и лимонада летом; списки допустимых желаний, что печатались в каждом номере "Акты диурны" сразу вслед за списками погибших, - все это изменило их жизнь, но мало изменило их самих.

Кто-то из этих ребят слышал артиллерийскую канонаду, кто-то видел горящие деревни. Кто-то даже видел трупы убитых. Издалека. И порой вблизи. Но это был лишь дым пожара. А их ожидало самое пекло.

Им разрешили устроить прощальный вечер в старой крепости, много лет назад ставшей музеем. Приехали родственники.

Легионеры дурачились, как дети.

Юноши и девушки целовались, обменивались обручальными кольцами, передавали родным наспех написанные завещания. Легионеры пили разбавленное водой вино, трапезничая в подвале. Они угощали маленького Юния засахаренным миндалем, обещали принять в когорту и даже напялили на малыша настоящий броненагруд-ник. Он не мог в нем передвигаться и поминутно падал. А они хохотали. Девушки целовали его в макушку и просили показать игрушечный деревянный меч. Он вытаскивал меч из кожаных ножен и отчаянно рубил им, и даже ткнул одного из легионеров. Молодой парень со светлым пушком на губах испуганно схватился за живот, закатил глаза и упал на сырой каменный пол. Всем было весело...

- Когда вернусь, - сказал один из них - высокий юноша с чистым, будто чересчур отмытым лицом и ярким тонкогубым ртом, - сделаюсь исполнителем желаний.

- А я стану биологом, - сказал другой. - Чтобы чуть-чуть лучше понять людей.

- Сначала надо разбить виков, - вмешалась в разговор Юния Вер.

- Да это раз плюнуть, - выкрикнули сразу несколько звонких голосов.

Вер вспомнил, как какая-то женщина в платье из белого виссона (теперь-то он знал, что то была его настоящая мать) остановила его в темном закутке и всунула в ладони золотой кувшинчик. От нее пахло дорогими духами, мягкие волосы щекотали кожу.

- Это тебе, мой мальчик, мое сокровище, - голос женщины дрожал. - Здесь пища богов. Ты должен ее отведать.

Он испугался и не хотел брать подарок. Попытался даже бросить кувшинчик, но женщина не дала. Он убежал от странной дарительницы и вновь очутился в пиршественном зале. На столе - огромный серебряный кратер, будущие герои Второго Парфянского легиона наливали, из него разбавленное водой вино. И вдруг явилась странная мысль: поделиться таинственным подарком с этими ребятами. Они такие замечательные. Ему для них ничего не жалко. Даже пищи богов. И маленький Юний вылил содержимое кувшинчика в кратер. Молодые легионеры подходили и наполняли кубки. Пили, задумчиво насупив брови. Все реже слышался смех. Уже никто не шутил и не целовался. И родственники, вдруг чего-то испугавшись, заторопились уходить. Корнелий Икел вызвался проводить гостей в ближайшую гостиницу. В замке ночевать они не могли. Родственники ушли. Один Вер остался: старуха заснула, глотнув лишнее, и ее погрузили в авто. О мальчишке забыли.

- Мы завтра уйдем на фронт, А сказал один.

- Мы будем убивать, - добавил второй.

- Кого? Таких же людей... Простых ребят. Жены и матери будут ждать их домой и не дождутся. Сотни сирот будут проклинать нас в далекой Бирке.

- А мы могли бы построить тысячи домов и посадить тысячи деревьев.

- Могли бы...

- Как можно убить человека? Не могу представить. Смотрю на свои руки и не могу этого представить. Во имя чего я должен лишить другого жизни? В детстве мать целовала его, укладывая спать. Потом он учился, мечтал стать моряком. Сейчас девушка ждет его, уже приготовила платье для свадьбы. А я убью его, и свадьбы не будет. Невеста наденет траур вместо свадебного наряда, а его мать сойдет с ума, получив "похоронку". Его дети никогда не родятся. Я оборву бесконечную нить... Но кто я такой, чтобы сделать такое?

- Вики клялись уничтожить. Рим. Мы будем убивать во имя Рима.

- Ложь! Нас столкнут лбами с такими же молодыми ребятами, и мы будем убивать, спасая свою шкуру. Снова и снова.

- Это ужасно.

- Риму будет стыдно.

- Бедный Рим...

- Мы любим Рим...

- Но если любишь, разве можно убивать? Неужели нельзя ничего сделать, не убивая?! Дайте мне еще выпить, или я сойду с ума!

- Говорят, вйкам нравится убивать... У меня все горит внутри, о боги... боги.. Да что ж такое!.. Еще вина!

- Вранье... Мы поедем в Бирку и спросим: зачем воевать? Разве кому-нибудь из вас нравится по-звериному пить человечью кровь и есть человечье мясо? Они не могут сказать "ДА", никто не может ответить "ДА" на такой вопрос.

- Не говори ерунды. Нас не пропустят к викам. Нас отдадут под суд и приговорят к смерти за дезертирство.

- А может, в самом деле бежать? Мы можем бежать...

- Но куда... Куда убежать от Рима?..

- Нас уже приговорили к смерти! К своей, к чужой - все едино. В чем наша вина? В чем мы виноваты?!

Их речи становились все бессвязней, в голосах проступала неизбывная грусть. Они подходили к кратеру и вновь наполняли кубки. Но каждый глоток лишь усиливал отчаяние. Война казалась еще более бессмысленной. Они кричали от непонимания, как от боли, мысли о будущих смертях сводили их с ума.

Кратер с разбавленным вином опустел, и смолк разговор. Один за другим легионеры стали выходить во двор. И вот уже вся когорта стоит вокруг огромного, отделанного мрамором колодца, глядя на неподвижную изумрудную воду. А потом они бросились в колодец. По очереди. Все до одного. Никто не крикнул. Стояла поразительная тишина, слышались только всплески - один за другим. Вода сомкнулась над их головами и на мгновение сделалась густой и пурпурной, как кровь. Но когда взошло солнце, поверхность вновь была покойна и зелена.

Юний Вер открыл этим ребятам на мгновение божественную мудрость, и их человеческие сердца не выдержали.

Когда Корнелий Икел вернулся, старинная крепость была пуста. Лишь маленький мальчик стоял во дворе.

- Где легионеры? - спросил трибун.

- Там, - ответил мальчик и указал на изумрудную поверхность воды. - Они все там. Ушли...

Утром, сквозь сон, Элий услышал, как в дверь кто-то грохочет кулаком.

- Эй, квирит, - рокотал за дверью германец. - Это я, Ганс, хозяин.

Спускайся вниз, завтрак готов.

Элий бы предпочел, чтобы хозяин был не так услужлив. Тем более что они с Летти заснули почти перед рассветом.

- Сейчас, - пробормотал Элий в надежде, что хозяин уберется и оставит их в покое.

Но от Ганса было не так-то просто избавиться.

- Спускайся, - рокотал он за дверью, - у меня есть прекрасное пиво. Варю по собственному рецепту.

- Спустись, - прошептала Летти и повернулась на другой бок. - А то он не отстанет. А я еще часок вздремну.

И она сладко зевнула.

- Ладно, я сейчас выйду, - обреченно пообещал Элий и спустил ноги с кровати.

С тоской глянул на сапоги с высокими голенищами. Шнуровать их нужно как минимум минут пять. Иногда его это так бесило!

Ганс усадил Элия за столик возле стойки и поставил перед гостем высоченный бокал с пивом. Кроме них в зале никого еще было, старик-ветеран сдувал пену с высокого бокала и, предвкушая, жмурил глаза. Завсегдатаи соберутся позднее, чтобы промочить горло да послушать, о чем болтает старинный радиоприемник, укрепленный над дубовой стойкой. Ганс был точно таким, каким Элий его представлял - в красной рубахе, со светлыми, заплетенными в косы волосами, никак не меньше семи футов росту.

- Купил грузовик? - поинтересовался Элий.

- Купил, как же... По дороге какой-то тип меня ограбил. Хиляк, вроде тебя, но в лапе "парабеллум" зажат, с таким не поспоришь.

- Может, я и не здоровяк, - отвечал не слишком любезно Элий. - Но если начнем состязаться в силе рук, я могу тебя побороть.

- Ты - меня? Да ни в жизнь! Старичок-ветеран, который, судя по всему, никогда не покидал таверну, захихикал.

- Именно, - кивнул Элий. - Но у меня нет обыкновения бороться просто так.

- Да изволь. Я бедняк, что ли? Можно подумать, что денежки водятся только в Риме! Что поставишь?

Элий вытащил из кармашка на поясе золотой хронометр.

- Отлично! Эй, Хильга, - хозяин поворотился к своей женушке, - принеси-ка бочонок, в котором мы держим всякие штучки, которые мне гости проиграли. Подберем что-нибудь для заклада.

Хильга принесла бочонок величиной в пол-амфоры <То есть 13 литров.> и, вытащив пробку, высыпала на стол содержимое. Были тут золотые кулоны, броши, шитые золотом кошели, пара хронометров поплоше, чем у Элия, серебряная статуэтка Марса, и среди всего этого добра - серебряный значок пехотинца на кожаном шнурке. Элий тут же схватил значок.

- Откуда у тебя это? Тоже выиграл? - он сжал фиалу так, что побелели костяшки пальцев. Хозяин кашлянул.

- Не то чтобы выиграл. То есть не выигрывал... А... так получилось.

Приехал парень из Рима и сгинул. А вещицу эту оставил вроде как на сохранение.

- Давно он был здесь?

- Да почти что месяц назад. Как ушел к "Колодцу Нереиды", так и не возвращался. Вместе с Магной они и исчезли.

- Магна - это проводник, - пояснила Хильга. - Да я тебе о них говорила.

- Боевая была девица, и сильнющая, как мужик, - добавил Ганс. - А тебе что, этот значок знаком?

- Эта вещь принадлежала моему другу. А, - понимающе кивнул Ганс. - Фиалы Третьей войны ценятся недорого. Но эта - редкость. Это фиала "Нереиды"... Элий положил значок на стол. Сомнений не было, Юний Вер побывал здесь и сгинул в таинственном колодце.

- Фиала и будет закладом.

- А если твой друг явится? Я сберечь ее должен был, - заерзал на скамье Ганс. - А впрочем... давай. Из колодца никто еще не возвращался.

- А спускались туда? - спросил Элий равнодушным тоном.

- Ха... Бывали всякие. Мало ли тронутых. Они сплели правые руки, ухватившись левыми за край стола. Ганс кряхтел, набычив шею, жилы на лбу его вздулись, но устоять смог лишь три-четыре секунды, не более. Элий положил его руку на стол. Старичок изумленно крякнул, а Хильга завопила, что это ошибка и такого быть не может. Так орала и махала кулаками, будто сама собиралась бороться с Элием. Решили помериться силой вновь. Ганс проиграл еще быстрее. Растерянно моргая, Ганс потрогал руку Элия.

- Ты часом с акробатами прежде не выступал? - поинтересовался он, отдавая выигранный значок и в придачу пару золотых браслетов за второй тур.

- Он бывший гладиатор, - сообщил старичок и хитро подмигнул Элию.

- Так что ж ты молчал, скотина! - Ганс в гневе наградил ветерана изрядным тычком. - И я еще поил этого проходимца пивом! А?! - Неясно, кого он имел в виду под словом "проходимец": старика или самого Элия. - С гладиаторами дела нельзя иметь. Они все что угодно учинить могут. Небось ты желание себе такое загадал, чтобы во всех состязаниях побеждать? А?

Элий отрицательно мотнул головой.

- Нет, такого я не желал.

- Да будет тебе! Знаю я гладиаторов! Один себе такого нажелал - весь Кельн потом от него выл: все бабы, какую ни захочет - его. Ни одна не могла "нет" сказать, невеста на свадьбе ему, если пожелает, тут же давала. Доигрался, однако ж, мерзавец, горло ему муж какой-то перерезал.

- Той истории уже триста лет, если не больше. За подобные штучки из центурии гладиаторов теперь изгоняют мгновенно.

Элий надел значок себе на шею.

- Проводишь меня к Колодцу Нереиды? Ганс все еще злился, не веря, что заезжий калека мог его так разделать в честном состязании. Но потом смягчился.

- Провожу. Вы, римляне, все немного сумасшедшие. Когда пойдем? Завтра поутру?

- Сейчас. Только переоденусь.

- Девчонку-то с собой не возьмешь? - поинтересовался Ганс. - И правда - не бери, пусть спит, ты небось ей житья всю ночь не давал.

- Это еще кто кому... - хихикнула Хильга в кулак. Все шутят... А ведь кто-нибудь из их далеких предков мог положить пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра -пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-прадеда Элия в битве в Тевтобургском лесу <В этой битве германцами были уничтожены полностью три римских легиона в 762 году.>.

По дороге к "Колодцу" Ганс болтал без умолку, но Элий его не слушал. Юний Вер был здесь и исчез. Пытался раскрыть тайну "Нереиды". Знал ли Вер, что они покончили с собой - брат Элия и приемная мать Вера? И другие тоже. Целая когорта.

Элий-оглядывался, ожидая, что сияние, виденное им накануне, вновь появится вдалеке. Но не появлялось. День был солнечный, выцветшее осеннее небо прозрачно, как стекло, легкий ветерок сыпал под ноги идущим золотые листья. Мечталось о покое и тишине. Хотелось жить вечно.

Возле потемневших дубовых ворот крепости их встретил привратник.

- Да, как же, помню,- отвечал он на вопрос Ганса.- И вигилам рассказывал.

Зашли они вдвоем - пришлый этот и Магна. Пришлый вроде был как старик, только волосы золотые, будто у молодого. - Опять привратник, как и Хильга, говорил, что здоровяк Вер казался стариком. - У колодца долго стояли. А потом... Я перекусить пошел в комнатку в башне. А когда вернулся, никого уже не было. Ослик их привязанный у ворот остался. За ним потом к вечеру хозяин пришел. За ослом то есть...

- Они могли прыгнуть в колодец? - спросил Элий.

- Что? - привратник удивленно покосился на Ганса. - И что за напасть такая?! Как гость из столицы, так свихнутый.

Элий подошел к огромному колодцу, больше похожему на бассейн. По каменной ограде колодца вместо барельефов шли полустертые надписи. Разобрать что-либо было невозможно. Погода стояла сухая, но колодец был полон до краев, вода едва не переливалась через край. Элий наклонился и тронул пальцами воду. Она была как лед. Вернее, куда холоднее льда. Дрожь пробежала по телу Цезаря. В Лете вода точь-в-точь такая. Гай Гракх помнил этот холод. А еще почудилось Элию, что в глубине мелькнуло чье-то лицо. Но не Вера. Другое. Юное, почти детское. Мелькнуло и исчезло. А следом явилось новое. И опять пропало. По воде, прежде совершенно спокойной, пошла рябь. Волны плескались о мраморные стенки, будто ребенок лепетал невнятное. И чудилось Элию, что кто-то зовет его. Зовет на разные голоса.

- Глубок ли колодец? - спросил он привратника.

- Говорят, бездонен. Точно никто не знает. Если черпать из него воду, то он не вычерпывается. Так до края и остается все время полным. Насосами, помнится, один умник пытался откачать. Три насоса спалил, а ни на ладонь воды не понизил.

- Я спущусь вниз, - сказал Элий.

Ганс с привратником переглянулись.

Поначалу решили - римлянин шутит. Потом поняли - нет. Серьезно говорит. Тогда спятил. Как спуститься в колодец, который полон воды? Элий вытащил из своего мешка прочный страховочный канат, закрепил его на поясе с помощью карабина. Шагнул к краю колодца. Помедлил. Вновь тронул воду. Достал из кошелька камень Пана, крикнул: "Вода!" - и швырнул божественный подарок в воду. Колодец вскипел белым паром. И Ганс, и привратник отшатнулись в испуге. Элий тоже отступил. Пар, шипя, устремился к небу. От земли ввысь пролегла клубящаяся белая дорога. Через несколько минут колодец был пуст. Лишь кое-где по камням стекали капли влаги.

- Держите веревку, - приказал Элий и встал на край колодца.

Привратник с Гансом ухватились за страховочный канат. Заглянуть в колодец они не посмели.

По знаку Элия они принялись медленно стравливать веревку. Странный римлянин исчез в глубине. А веревка все разворачивалась и разворачивалась, шурша по-змеиному. Наконец, когда осталось всего несколько футов, канат прекратил разматываться.

Он первым почувствовал: что-то не так.