Чтение 17–й страницы книги ~Право на месть~

- Нет. Ты говори.

- Когда крыс становится слишком много, они начинают жрать друг друга,
потому что им тесно. А до этого - умные твари и дружные. Как люди, - он
усмехнулся.

- И что же делать? - забираясь головой ему под мышку, спросила Наташа.

- Стать очень большой крысой, - с иронией произнес Андрей, обнимая ее
свободной рукой. - Или лаской. Как я.

Надо было сказать ей о Коляне. Стала бы поосторожнее. Но теперь-поздно.

- Что-то я проголодался, - проговорил он.

- Сейчас! - встрепенулась Наташа. -Я тебя покормлю.

- Нет, это я тебя покормлю! - возразил Андрей. - А ты будешь лежать на
кровати и смотреть телевизор. В качестве наказания.

Вечер они провели вместе.

И Андрей начисто забыл, что собирался съездить узнать, как там дела у отца
Егория.

Ночью, лежа в постели рядом с Наташей (девушка уже уснула), Ласковин думал
о том, что вынужденное воздержание дается ему намного легче, чем ожидалось. С
чего бы это? Возраст?

Этим вечером Наташа написала стихотворение. Странное стихотворение, такое,
что не споешь.

Надломиться тростинкой -

Площадным кивком

Отмахнешься.

Окликнуть? Отстать?

Мотылек под ботинком,

А к свету, ползком,

Так... чтоб после ночей не считать.

Подбородком в чугунный Литой переплет:

"Не томи, сторожок, отвори! Отпусти!

Убегу - ведь никто не умрет!" -

"Ты умрешь. Прогоришь изнутри".

Красноглазой бессонницей

Пестовать впрок

Петушиное злое словцо.

Из монашек - в разбойницы,

Через порог на руках...

И огонь им в лицо!

Распояской-распатланкой. Плечи в золе,

По зеленой соленой воде.

"Почему они спят?" -

"Мы одни на земле".

Быть беде.

Непонятное стихотворение. Непонятное и... нехорошее. Андрею Наташа его не
показала. На следующее утро позвонил Корвет:

- Здорово, Спортсмен! Не вдруг тебя вычислишь. Хочешь заработать пять тонн
зеленых? Или - десять, если окажешься круче, чем я думаю?

- Замочить кого-то? - спросил Ласковин и засмеялся.

- Это уж как получится! - отозвался лидер "тобольцев" и тоже засмеялся.
Дяди шутят.

- Без криминала? - недоверчиво спросил Ласковин. Черт! Пять косых решили бы
все его проблемы.

- Чистяк! Твой бизнес. Спортсмен! Считай, работа по специальности!

- Слушаю тебя, - все еще с сомнением произнес Ласковин.

Бандитам, даже таким деловым, как Корвет, он доверял не больше чем
бенгальскому тигру. Деловой, он и есть "деловой". Величина его любви к тебе
зависит от аппетита.

Глава двенадцатая

В ЭТО УТРО они с Наташей впервые поссорились. Ласковин даже пожалел о том,
что рассказал ей о предложении Корвета. Что может женщина понимать в мужских
делах?

Позже, когда ехал к Зимородинскому на дневную тренировку, Андрей уже корил
себя за несдержанность. Просто его взбесило, когда Наташа сказала, что пойдет
танцевать в кабак. Если ему так уж нужны деньги. Конечно, не пять тонн за раз,
но одну в месяц ей уже предлагали. Без интима.

Скажи она это в пылу спора, Ласковин не принял бы близко к сердцу. Но ведь
Наташа говорила серьезно.

"Если тебе нужны деньги - я их заработаю для тебя".

Вот тут Андрей повел себя как полный идиот. Взбесился, накричал на нее, под
конец хлопнул дверью и уехал. Коз-зел!

Ласковин резко свернул к обочине.

Телефон работал не от кредитки, но Андрей отыскал жетон.

-Наташа...

- Да... - голос серый, как газетная бумага.

- Наташа, - сказал Андрей, до боли сдавливая трубку. - Я дурак. Прости
меня, пожалуйста!

- За что? - тем же бесцветным голосом.

- За все. Наташка! Наташа... Я тебя люблю! Честно!

- А я знаю.

Андрей чувствовал по ее дыханию, что - улыбается. И глаза мокрые. Это -
пусть. У него тоже мокрые.

- Наташка, ты не уходи, дождись меня, ладно?

- Ладно.

- Целую тебя, моя родная! Пока!

- Приезжай скорей!

Остаток пути Ласковин проехал в какой-то рассеянной эйфории. А за
Московскими воротами чуть не боднул в зад "Икарус". Хоть пешком иди, ей-богу.

- Какой-то ты взвинченный, - сказал, поглядев на него, сэнсэй. - Давай,
соберись, надо нам поговорить.

- Сейчас? - спросил Андрей, пытаясь согнать с лица беспричинную улыбку.

- Нет уж, давай после разминки. Но и после разминки Зимородинский счел, что
Андрей недостаточно сосредоточен.

- Девять ката, начиная с хиан-нидан, вместе! - приказал сэнсэй, принимая
хачиджи-дачи, исходную стойку.

Начали они одновременно и двигались абсолютно синхронно, до сантиметра
выдерживая дистанцию. Танец без музыки, без внешнего ритма, если не считать
ритмом щелканье кимоно, свистящие выдохи и гортанные резкие "киай" во время
ключевых ударов. Когда они Закончили, Ласковин понял, зачем Зимородинский
заставил его "танцевать" ката. Теперь Андрей был полностью сосредоточен на
искусстве.

"Ката соединяет нас с теми, кто создавал и развивал каратэ!" -
Зимородинский говорил это десятки раз, но только сейчас Ласковин понял всю
глубину этих слов.

Не в кумитэ, не в технике, а в ката жил дух воинской школы.

- Ты уверен, что действительно хочешь выпустить джинна из бутылки? -
спросил Вячеслав Михайлович.

- Да, - несколько удивленно ответил Андрей. - Мы ведь уже все обсудили. Я
хочу научиться всему, что знаешь ты.

- Уже лучше, - кивнул Зимородинский. - Намного лучше, чем "научи меня
убивать!".

- Суть та же. - Андрей покачал головой. - Но ты ведь уже начал меня учить,
разве нет?

- Это был пролог, - ответил Зимородинский. - И своеобразное испытание.

- Я не знал, - проговорил Андрей. - Ну и как, я выдержал?

- Если ты сейчас скажешь: я готов идти дальше, - мы пойдем. Но возврата уже
не будет. Никогда. И я должен тебя предупредить: ты не в состоянии представить,
что берешь на себя! Никто не может представить... снаружи.

- Да, - без малейшего раздумья сказал Андрей. - Я готов идти дальше.
Вперед?

- Сядь, - велел Вячеслав Михайлович. - Сядь и расслабься. Мой учитель
называет это искусством волчка - сказал сэнсэй, тоже опускаясь на пол. -
Искусством вращающегося волчка.

-Да, я слышал, - проговорил Андрей. - Волчок, внешне неподвижный, далеко
отбрасывает все, что к нему прикасается, так?

- Ты слышал, - насмешливо произнес Зимородинский. - Собака слышит: "Завтра
мы отвезем ее, чтобы усыпить". Собака слышит каждое слово, верно?

- Но я понимаю, что это значит! - запротестовал Андрей.

- Если бы ты понимал, - возразил сэнсэй, - то не, я тебя, а ты меня учил
бы. Ласковин промолчал.

- Искусству волчка учатся двадцать лет, - сказал Зимородинский, испытующе
поглядев на Андрея. Тот опять промолчал. Двадцать так двадцать.

- Мой учитель наставлял меня два года, - продолжал Вячеслав Михайлович. -
Два года учил: куда идти и как. Шел же я сам. И иду по сей день. - Голос сэнсэя
приобрел напевность. - Я могу сделать для тебя не больше. И не меньше. И боюсь,
что двух лет у нас с тобой уже нет. Зато ты начинаешь сразу с середины лестницы.
Мускулы твои способны высвобождать энергию, сознание умеет быть рассредоточенным
и спокойным, когда это требуется. Ты управляешь дыханием, ты угадываешь
противника и держишь его точку сосредоточения. Тело твое совершенно в своей
замкнутости, а сила его удваивается правильными побуждениями. Все это важно для
искусства волчка. И все это - ничто. Ты хочешь научиться сражаться силой,
большей, чем твоя собственная. Ты - как ребенок, который просит: дай повертеть
руль, понажимать на газ... Дай ему - и он погубит себя. И других. Искусство
волчка - не для убийства.

Зимородинский сделал паузу, проверяя, как усвоено сказанное.

- Но ты ведь сам говорил о мастерах, которые убивают, не прикасаясь, -
произнес Андрей. - И дал мне понять, что знаешь, как они это делают, так?

Зимородинский покачал головой.

- Тигр убивает, чтобы насытиться, - сказал он. - Слон убивает, защищая
своих или себя. Цунами убивает потому, что оно - цунами. Кем из трех ты хочешь