Чтение 17–й страницы книги ~Ностальгия~

Кроме правительства, полиции, армии, донов и бандитов, в Сан-Антонио есть еще одна власть. Все о ней знают. И все стараются не говорить о ней вслух. Для тех, кто еще набожен, городские партизаны - исчадия ада. Они убивают чиновников, полицейских, военных, грабят банки и магазины. От бандитов они отличаются тем, что с ними нельзя договориться. Они говорят, что борются за нашу свободу. Некоторые, особенно те, которым нечего есть, им верят. Но как-то так получается, что каждый день от их освободительных акций в переходах остается больше мертвецов, чем после бандитов, полиции и коммунальных аварий вместе взятых. Их алтарь свободы просто завален трупами. Отец говорит, что партизан финансируют политики из Английской зоны.

Дельцы из Зеркального пытаются подмять под себя сталелитейные и химические заводы Тринидада. Отец говорит об этом негромко. Если его шепот коснется чьих-то ушей, отец просто исчезнет. У герильос длинные руки. Борцы за свободу, вылезающие на свет из глубин подземных уровней, не любят, когда про них говорят не то, что им нравится слышать. Думаю, что отец не прав. Потому что в Зеркальном тоже есть партизаны. Кажется, они есть везде.

Ни один дон больше не рискует выступать против городских партизан. С ними предпочитают договариваться. Хотя это трудно. Их верхушка спрятана так, что добраться до нее не сможет и сам Господь. Те из донов, кто договариваются с командирами огневых групп, рискуют быть однажды расстреляны в упор или взорваны в своих лимузинах по приказу командира регионального отряда, если тот сочтет, что его подчиненный проявил слишком много инициативы.

Никакая охрана не спасает приговоренного революционным трибуналом. Герильос выпрыгивают из самых неожиданных мест, достают из-за пазухи автоматическое оружие и стреляют в упор. Они дерзки и напористы. Они всюду как дома. Им плевать, что судья получает вторую зарплату и в упор не видит состава преступления. Они - сами себе судьи. Самодельными бомбами, набитыми кусками ржавой проволоки, они с истинно революционным энтузиазмом превращают оживленные проезды в грязные мясные лавки.

Некоторых моих сверстников "пригласили" вести освободительную войну. Они больше не шарят по свалкам, выкапывая обрывки пластика. Они поставлены на довольствие, и им не нужно ходить на биржу. Конечно, если не прикажет командир их группы.

Обычно, от таких "приглашений" не отказываются. Попасть в список кандидатов в городские партизаны - все равно, что купить билет в один конец. Никогда не знаешь, кто из уличной толпы однажды оттеснит тебя к стене и предложит "поговорить". Может быть, твой бывший друг. Или сантехник в синем комбинезоне.

Городским партизанам тоже платят. Все крупные фирмы в городе отстегивают на народно-освободительное движение. Что не спасает их от периодических сеансов "экспроприации награбленного". Вы находитесь в третьем секторе второго революционного округа Сан-Антонио. Вы обязаны платить налоги. Революция нуждается в средствах для продолжения освободительной борьбы. Платите? Извините, ваши средства поступают не по адресу. Команданте Себастиан не имеет права принимать ваши налоги. Он из другого сектора. Пожалуйста, откройте сейф, положите руки на голову и лягте лицом вниз... Cтреляем без предупреждения.

Городские партизаны знают, что делают. Ну, или думают, что знают. Они говорят от имени народа. Они устраивают народный террор. Они организуют этот самый народ согласно революционным наставлениям и рекомендациям авторитетных товарищей, отпечатанных на хорошей непромокаемой бумаге. Функционирование огромной мясорубки под названием "Народно-освободительная армия Шеридана" не прекращается ни днем, ни ночью.

Контрольный чип у нас зовут "стукачем". Крохотная капсула вводится всем жителям Шеридана в течение трех последних лет. Сразу по достижению четырнадцати лет. Если полицейская проверка не показывает присутствие чипа в запястье, нарушитель может схлопотать солидный по нашим меркам штраф. Повторное нарушение - год принудительных работ. Император таким образом пытается контролировать население планеты. Власти надеются, что с помощью системы спутникового слежения и глобальной идентификации им удастся справиться с проблемой городских партизан. И с организованной преступностью. Единственное, к чему привели такие изменения - это то, что у герильос стали пользоваться спросом мальчики моложе четырнадцати.

Если бы деньги, что тратит император на впрыскивание под кожу миллионов "жучков", пустить на закупку продовольствия, то трущобы Сан-Антонио наполнились бы диким количеством страдающих от ожирения. Один только спутник, говорят, стоит несколько миллионов кредитов. Я даже не могу представить, сколько это - несколько миллионов кредитов. Я никогда не держал в руках более десяти.

Процедура имплантации проста и безболезненна. Ее проводят вместе с выдачей гражданского удостоверения. Равнодушный полицейский офицер подносит блестящий пневмопистолет к твоей руке, пшик - и все. Капелька металла прочно сидит под кожей.

Тысячи сканеров реагируют на нее каждый день, отмечая наши перемещения. В супермаркетах, лавочках, банках, полицейских участках. Даже в жилых секторах есть датчики. Неприятное чувство, что за тобой все время наблюдают, быстро притупляется. В конце концов, в Сан-Антонио трудно уединиться. Ты все время на виду. Какая разница, когда на тебя смотрит одной парой глаз больше?

Это кажется странным, но для герильос тотальная слежка не помеха. То ли они научились экранировать свои датчики, то ли подделывать, но случаев задержания полицией кого-то из партизан я не припомню. Скорее всего, они этих чипов просто не носят. Или каким-то образом удаляют.

Вообще, полицейские не такие идиоты, чтобы за просто так связываться с городскими партизанами. Все знают, сколько проживет коп, поднявший руку на члена НОАШ. И сколько проживет его семья. Иногда полиция все же проводит карательные рейды и облавы на подземных уровнях. Да и то в масках и под контролем имперской службы безопасности. То ли герильос знают о готовящихся акциях, то ли им просто везет, но облавы обычно заканчиваются впустую. Бывает, отряды копов попадают в хорошо организованные засады. Чего-чего, а стрелять из-за угла и в спину герильос мастера. А копы очень не любят, когда по ним стреляют в упор. И потому на некоторых уровнях полиция не показывается по нескольку лет. Датчики системы слежения там почему-то давно не работают.

Когда однажды вечером в тамбуре лифта ко мне протиснулся мой бывший одноклассник - Антонио, и сообщил, что со мной хотят потолковать о важном деле очень серьезные люди, мне сразу показалось, что Имперская армия - не самый худший из вариантов.

- ...Не нужно на меня смотреть, Артур, - предупреждает голос за спиной. Голос спокоен и доброжелателен. Как у капеллана.

- Хорошо, сеньор.

Смотрю в выщербленный тысячами ног пол под ногами. Двое ненавязчиво сжимают мои бока, не давая уйти в сторону или повернуться. Через тонкую ткань комбинезона чувствую тепло их тел. От них не слишком хорошо пахнет. Приходится терпеть.

- Ты знаешь, о чем мы с тобой хотим поговорить? - голос делает ударение на "мы".

- Нет, сеньор.

Ручеек толпы обтекает нас. Никому нет дела, что тут происходит. Может, грабят кого-то. Или убивают. А может, пара-тройка друзей встретились и решили поговорить. Всем наплевать. В Сан-Антонио любопытство - ненужное чувство.

- Тебя рекомендовали кандидатом в нашу ячейку несколько товарищей. Что ты думаешь об этом?

- Я... не знаю, сеньор. Я об этом как-то не думал. Я просто ищу работу, - горячие бока стискивают меня плотнее. Прижимают к стене. От кислого запаха их тел становится трудно дышать.

- Правительство не имеет никакой альтернативы, кроме как быть причастным к проведению репрессий. Полицейские облавы, обыски в квартирах, аресты невинных людей и подозреваемых, облавы делают жизнь на Шеридане невыносимой. Имперская диктатура осуществляет массовое политическое преследование. Политические убийства и полицейский террор становятся привычными. - говорит голос.

Я не понимаю ни слова. Словно человек за спиной говорит на другом языке. Понимаю только, что мне отчаянно хочется жить. Что-то подсказывает мне, что война за светлое будущее затянется надолго.

Молчание затягивается. Типы по бокам угрюмо сопят. Крутят черными кудрявыми головами. Они что, прямо на помойке питаются? Струйка холодного пота стекает между лопатками.

- Ну, так что ты решил? - наконец, интересуется голос.

- Сеньор, я сын простого рабочего. Я не разбираюсь в политике, - лепечу я в шершавый бетон.

- Это не беда, - успокаивает голос, - Тебя научат разбираться во всем, что тебе понадобится. Нам нужны люди, имеющие светлые головы и политическое и революционное побуждение. Тебя ОЧЕНЬ хорошо рекомендовали.

- Конечно, сеньор...

- Скоро ты получишь инструкции и литературу. Человек, что передаст их, назовет себя посыльным от лавочника Розарио. Внимательно изучи их. Никому не показывай. Даже родственникам. С тобой свяжутся. До встречи, товарищ!

Не успеваю выдавить "Да, сеньор", как вдруг понимаю, что остался один. Течение толпы подталкивает меня вперед. Бреду, механически переставляя ноги. Боюсь оглянуться по сторонам и опознать человека, который говорил со мной. Кто их знает, как они воспримут мое любопытство?..

...Я делаю усилие и выныриваю из мрачных коридоров огромного людского термитника. Вонючий воздух подземелья кажется мне свежим. Прихожу в себя. Меня зовут Ивен Трюдо, сержант Корпуса Морской пехоты, командир отделения, личный номер 34412190/3254, третий взвод роты "J" второго полка тринадцатой дивизии. Ничего нового про Безопасность я не узнал. По крайней мере, я не буду теперь называть латиносов "черными". Черных среди них мало. В основном мулаты и метисы различных кровей, порой довольно экзотических. Впервые я ощутил, что латиносы не просто кудрявые обезьяны. Такие же бедолаги, как мы. Ничуть не хуже. Правда, придурки несусветные, и имеют их все, кому не лень. Но это тоже бывает. Вот со мной, например.

-4-

На этот раз руки мне не скручивают, а сковывают наручниками за спиной. Воспринимаю это как знак своего возросшего статуса. Тех, кого изымали на допрос до меня, сначала били в морду. Для профилактики. Меня просто выводят из камеры. Конвоир напряжен. Сеньор капитан Кейрош приказал быть внимательным. Без нужды не бить.

Снова длинный частокол арматурных прутьев. Первое, что строит революция в освобожденном городе - революционную тюрьму.

- Sucesso, amigo! - тихо желает мне кто-то из темноты.

- Para plugged! Заткнуться! - часовой стучит по прутьям деревянной дубинкой.

Второй конвоир присоединяется к нам на лестнице. Оба они сосредоточены и настороже. Один идет немного сзади. Если я взбрыкну, он всадит мне очередь в спину. У него четкие инструкции. Роберту Велозу - убежденный революционер. Его братья погибли в партизанском отряде два месяца назад. Дядя сгинул где-то в Английской зоне, во время подавления беспорядков. Дальних родственников с юга сожгла имперская авиация, когда они работали в поле. Поэтому он с удовольствием выполнит свой долг. Он ждет, когда я замешкаюсь или проявлю неподчинение. Он думает, что я империалистическая свинья, которая вскоре ответит за преступления оголтелой военщины. Мысли у него - как параллельные линии на занятиях по геометрии. Такие же четкие и простые. И никогда не пересекаются.

- Меня зовут капитан Кейрош, - представляется мне среднего роста черноволосый человек в традиционных шортах после того, как меня пристегнули наручниками к массивной металлической стойке.

Я догадываюсь, для чего она нужна, эта стойка. Паркетный пол вокруг нее потемнел и испещрен темными пятнами.

- Я знаю кто вы, господин капитан, - отвечаю спокойно.

- Вот как? Интересно, интересно. - приговаривает капитан, обходя меня вокруг.

Он хорошо пахнет. Чисто выбрит. Ему действительно интересно. Он прикидывает, с чего начать мое истязание. Живой морпех тут - редкое явление, это блюдо поедается не спеша, со смаком. На болтовню придурковатого конвойного, решившего что я - агент Безопасности, внимания не обратил, конечно. Попадая сюда, многие приписывают себе черт знает какие заслуги и должности. Лишь бы остаться в живых. Наивные дурачки...

- Вы - капитан Фернанду Кейрош. Занимаете пост начальника революционной комендатуры третьего революционного района города Коста де Сауипе. До этого были командиром революционной ячейки в Ресифи, потом служили в группе революционного перевоспитания. Нынешнюю свою должность вы получили, передав сеньору Жилберту некую информацию на его партийных товарищей. На основании этих данных, означенные товарищи были привлечены к ответственности и прошли курс "перевоспитания". Сеньор Жилберту при этом, занял пост начальника штаба Восьмого революционного округа. В настоящее время проживаете на улице Руа де Джозеф холи, в квартире сеньоры Бетании, которую вы силой и угрозами принудили к сожительству. Ее отец расстрелян два месяца назад за связь с подрывными элементами, но сеньора Бетания этого не знает, вы принимаете от нее письма и передачи для ее отца...

Я читаю мозги перепуганного палача, как грязную засаленную бульварную книжонку. На середине моего монолога он вышибает конвой, ожидающий развлечения, за дверь. Тяжелые створки захлопываются за моей спиной. Он падает на стул и в два глотка выхлебывает стакан минеральной воды.

- Хотите? - спрашивает он неуверенно.

- Капитан, я выполнил важное задание Революционной безопасности и с трудом проник через линию фронта, выдав себя за имперца. Меня необходимо срочно переправить в Ресифи, в региональный комитет Безопасности, - говорю я так уверенно, что сам начинаю проникаться собственной значимостью, - И снимите, наконец, эти железки! Если бы я был морпехом, я бы давно передушил ваших придурковатых конвойных!

- Сеньор, - пытается сопротивляться Кейрош, - Поймите меня правильно, я не могу вас отпустить так просто. У вас нет документов, никто не может подтвердить вашу личность...

- Капитан, если кто-нибудь подтвердит мою личность, то оба вы будете уничтожены. Я глубоко законспирирован. В лицо меня знают всего трое сотрудников Безопасности в Ресифи. Кодовая кличка - "Француз". Большего вам знать не положено. Для вашей же пользы. Хотя... - я задумчиво смотрю на напряженно вытянувшего шею капитана, - ... теперь вы тоже знаете меня в лицо.

Я многозначительно умолкаю. Капитан нервно крутит в руках ключ от наручников. Он не знает, что делать. Но он не рядовой дурачок. Он выкручивался и не из таких ситуаций. Он прикидывает, как бы устроить мне попытку побега со смертельным исходом. Ведь меня тут никто не знает. Так почему бы не решить проблему радикально?

- Не советую вам стрелять мне в спину, капитан, - сеньор Кейрош нервно вздрагивает и смотрит на меня с выражением почти детской обиды на лице, - Члены моей группы наблюдают за комендатурой. Предлагаю вам произвести мою перевозку в Ресифи под видом пленного, обладающего ценной информацией. Никто ничего не должен знать. Конвоира, который проговорился вам, кто я - расстрелять по-тихому. После того, как я передам информацию своему начальнику, нужно будет организовать мой побег и переход назад, через линию фронта. Никто ничего не должен заподозрить, в том числе мое начальство по ту сторону фронта. Моя работа еще продолжается.

- Но сеньор Француз...

- Зовите меня просто - Ивен.

- Сеньор Ивен, - Ресифи отрезан от нашего города! Имперские специальные силы контролируют пространство между городами. В конце концов - это просто не в моей власти! Я просто начальник комендатуры. Может быть, я передам вас в местную Безопасность? Я знаком с ее начальником, сеньором...

- Вы с ума сошли, капитан! Какая местная Безопасность! Моя миссия строго секретна! Вы что, боитесь взять на себя ответственность? В конце концов... - я понижаю голос, - ... нам известны многие из ваших шалостей. Мы знаем даже номера счетов в банках, где хранятся утаенные от революции средства. Но мы входим в ваше тяжелое положение. Понимаем, что бедному командиру надо на что-то жить. Я полностью разделяю такой подход. Но, если служба делу революции больше не является главным приоритетом вашей жизни...

- Нет-нет, - машет руками капитан, - Что вы, что вы, сеньор Ивен! Конечно, я сделаю все, что смогу!

- А я, в свою очередь, буду рекомендовать вас как исполнительного и исключительно преданного делу революции командира.

- Я сделаю, все, что смогу! - повторяет капитан с уже большим воодушевлением.

В очередной раз заглядываю в его растревоженную черепушку. Делать это не слишком приятно - каждый раз, словно в яму с помоями опускаешься. Как, говоришь, зовут местного начальника безопасности? Ага... Вот. И как ты с ним связан? Ого! Совместный бизнес по содержанию публичного дома. Неплохо.

- Кстати, капитан, - говорю, когда наручники больше не жмут запястья, - Этот ваш местный начальник Безопасности, сеньор Каимми, кажется?

- Точно так! Майор Каимми!

- Так вот, этот самый майор не на лучшем счету у руководства. Вот-вот его сместят с поста и привлекут к перевоспитанию. Представляете, с каким-то мерзавцем из военных он содержит публичный дом, этот грязный имперский пережиток. Советую не водить с ним близкого знакомства.

- О да, команданте! Какой подлец! - горячо поддерживает меня Кейрош, - Спасибо вам, команданте!

Несмотря на погань внутри, меня смех душит. Сеньор капитан вот-вот сделает в штаны. Он сучит ногами в нетерпении - надо сматывать удочки, девочек разогнать, дом поджечь, документы уничтожить. Да, деньги срочно в другой банк. Надо же, этот трусливый банкир - Бен Жур, уверял меня, что счета банка абсолютно конфиденциальны. Никому нельзя верить. Никому!

- Кстати, капитан, откуда вы узнали мое звание? Кажется, я вам его не называл.

- Я сам догадался, команданте Ивен! Надо же, никто не поверит, когда я расскажу, что угощал водой целого команданте! Что ж это я - водой! Хотите кофе, сеньор команданте? Есть отличный ром, коньяк. Я тотчас распоряжусь!

- Капитан - я останавливаю его излияния движением руки. Кейрош замолкает, держа руки по швам, - Вы что - с ума сошли? Какой коньяк? Вы меня раскрыть хотите? Дайте чего-нибудь пожевать по-быстрому, потом отведите меня в камеру. Одежду гражданскую подготовьте. В тюке, чтобы не выделяться. Ночью заберете меня на конспиративную квартиру. Подчиненным скажете, что лично меня убили. Где у вас тут казни проводят?

- Иногда в подвале расстреливаем. Иногда прямо тут, - он, извиняясь и даже смущаясь, вполне натурально показывает на металлическую стойку, - Но это кто не выдерживает. Еще отвозим на крилевую ферму на окраине и в воду сбрасываем. Эти твари даже костей не оставляют.

- Ферма подойдет. Отвезете меня туда, скорлупу мою в воду бросите, потом оставите меня там и уедете. Я буду ждать вас на конспиративной квартире.

- Слушаюсь, команданте! Только ночью у нас не слишком спокойно, как бы не случилось чего!

- Не волнуйтесь за меня. Дадите документ какой-нибудь, и дело с концом.

- Понял, команданте. Сделаю, команданте! Вы только не забудьте, команданте - моя фамилия - Кейрош. Капитан Фернанду Кейрош. Я все сделаю в лучшем виде! Я для революции - на все готов! Я...

- Есть хочу, капитан.

- Ой, что же это я! Часовой! Как там тебя! Пожрать мне принеси! Умаялся я с этим морпехом!

- Вы уж не обессудьте, сеньор команданте. Покричите немного для вида. Сами понимаете - конспирация.

Он громко бьет дубинкой по стене. Хлопает об пол стакан с минералкой. Я тоскливо ору. Мне даже притворяться не надо. От моего воя радостно сжимаются сердца конвоя за дверью. Ори, ори, собака имперская... Мой котелок все больше напоминает чашу с помоями.

-5-

Далеко слева переливается заревом огней никогда не засыпающий город. Крилевая ферма на поверку оказывается старым покосившимся причалом, уходящим далеко в море. Единственный источник света - звездная россыпь в ночном небе, да ее отражения в едва шевелящейся маслянистой воде. Пластиковые щиты под ногами все перекошены, кое-где чернеют дыры, там, где настил сорван непогодой. Едва не наступаю в один из таких провалов.

- Осторожнее, команданте! - поддерживает меня Кейрош, - Если упадете налево - не страшно - просто вымокните, а вот вправо нельзя, там криль.

Молча киваю. Быть заживо пожранным безмозглыми созданиями размером в два пальца в мои планы не входит. Ряды буйков смутно белеют справа, деля залив на неровные полосы. Интересно, из чего там сети сделаны, чтобы эти твари их не погрызли?

- Не возражает хозяин фермы против "подкормки"? - спрашиваю я.

В ответ волна самодовольства захлестывает меня.

- Попробовал бы, - говорит капитан, ухмыляясь, - Мы его быстро самого в качестве корма пристроим. К тому же криль от нашей подкормки растет лучше. Да и вообще - не мы это придумали. Местная мафия издавна тут концы в воду прячет. Можно сказать - в буквальном смысле.

- А вы, значит, эстафету приняли? - ехидничаю я.

- Что вы, сеньор команданте! Это же сколько времени и средств экономит! Ни тебе расхода боеприпасов, ни похорон. Чик - и готово. Ну, и как средство убеждения тоже неплохо.

- Долго нам еще идти? - спрашиваю.

- В принципе, пришли уже. Отсюда машину не видно. Можете переодеваться, сеньор команданте. Только присядьте на всякий случай.

- У ваших людей нет средств ночного наблюдения, капитан?

- Да что вы, сеньор Ивен, откуда! - я чувствую, что он не врет.

Моя скорлупа с плеском падает в воду. Вслед летят ботинки и истрепанный комбез. Вода на мгновенье вскипает - твари пробуют подарок на вкус, но быстро теряют к нему интерес. Что меня беспокоит сейчас больше всего - куда этот ублюдок приспособил "жучка" на одежде, которую я сейчас напяливаю на себя. Как я быстро выяснил, глядя на нервничающего сеньора капитана в машине, он не преминул перестраховаться, сбегав для беседы тет-а-тет к своему приятелю майору Каимми. Вдвоем они быстро решили вопросы, касающиеся реорганизации совместного бизнеса и долго обсуждали все плюсы и минусы возникшей ситуации. К счастью для меня, майор капитану поверил, хотя и назвал того тупоголовым солдафоном. И приказал приладить к моей одежде сигнальный датчик. "Пригляжу пока за твоим гостем, а там и информация из Ресифи подоспеет. Есть у меня там пара знакомых" - сказал майор на прощанье. И вот теперь я трясу каждую деталь, делая вид, что брезгливость моя перевешивает осторожность, и старательно избавляюсь от несуществующих насекомых.

- Не волнуйтесь, сеньор команданте - одежда чистая. Почти новая. И по размеру должна подойти.

Наконец, когда я трясу шорты, его напряженное ожидание выдает его. Пылинка-передатчик где-то в них. Запомним. Неожиданная мысль приходит мне в голову. Я даже перестаю шнуровать смешную обувь - открытые кожаные сандалии на резиновой подошве и со шнурками. Мысль эта так необычна, что я уверяю себя - вот теперь я точно слетел с катушек. Что ждет меня, когда я перейду через линию фронта? Снова бесконечные стычки, драка за дракой, пока медэвак не увезет меня, завернутого в пончо. Я внезапно вижу шанс перекантоваться тут если не до конца войны, то уж пропустив большой ее кусок. В конце концов, с чего я вдруг настроился помирать? Я еще не распробовал как следует мою сладкую булочку. Мою Шармилу. Да и Коста де Сауипе не зря слывет городом счастья - грех не попробовать местных запретных плодов. И чего бы мне не попытать счастья тут? Это всяко лучше того идиотского плана, что я выдумал на ходу в кабинете для допросов. Мои новые способности кружат мне голову. Я решаю рискнуть. Меня переклинило окончательно. Я никогда не подозревал в себе склонности к авантюризму. Во всяком случае - не в таких масштабах.

- Что-то не так, сеньор команданте? - беспокоится капитан. Он нервно оглядывается в сторону темного берега.

- Надо выстрелить пару раз в воздух, капитан. Солдатам и так подозрительно ваше поведение - ночью, один вы идете топить морпеха. Всегда по трое, а тут - один. Они не поверят, что вы в одиночку меня столкнули. Давайте вашу пушку. Все должно выглядеть достоверно.

Неясное подозрение бродит в шакальей голове. Он никак не может решиться. Что-то останавливает его.

- Ну же, капитан! У нас мало времени. Представляете, как вас будут уважать подчиненные? Ночью, один, сеньор капитан вывел здоровенного морпеха и ноги ему прострелил, а потом скинул в садок, - я старательно хихикаю.

- Да, пожалуй вы правы, сеньор... - рука его тянется к кобуре, лихорадочно ковыряет магнитную застежку.

Он не успевает понять, почему настил бьет его в спину, как пистолет перекочевывает из его руки в мою.

- Снимите шорты, капитан, - приказываю, взводя курок.

- Что вы... за что... команданте? - все его подозрения прорываются в перепуганные мозги и мечутся там, мыслишки его расползаются в разные стороны, я не успеваю отследить что-то связное в их броуновском движении.

- Не нужно было ходить к майору Каимми, дорогой мой. Я же вас предупреждал, - мои слова окончательно сбивают беднягу Кейроша с толку. Он совсем запутался - кто я - шпион, морпех, или сам дьявол. - Раздевайся, быстро!

- Я не хотел, сеньор, меня заставили... Я хотел вам помочь, сеньор... Вы ведь понимаете - я простой комендант, я не смог бы... - он быстро вылезает из шортов.

- Последняя услуга тебе, вонючка, - прерываю я.

- А? Что? - непонимающе таращится капитан с коленей.

Я спускаю курок. Тело с развороченной башкой падает в воду. Поверхность мгновенно вскипает белыми бурунчиками. Приятного аппетита, крошки. Вот дурак, надо было сначала обыскать его, денег у него добыть. Снимаю свои шорты и влезаю в капитанские. Тесноваты, но сойдут. Приятная неожиданность - бумажник в заднем кармане.

Пригибаясь, чтобы не выдать себя ростом, возвращаюсь к машине. Конвойные развалились на сиденьях, задрав ноги на панель, и с увлечением пускают дым колечками - кто кого переплюнет. Винтовки их небрежно лежат рядом - чего бояться, они у себя дома. Скоро наступит демократия, всякие обязанности перед ненавистным государством отменят, и не надо будет отдавать честь революционным командирам. Их тоже отменят. Так они думают, лениво споря о том, разрешит ли сеньора Марта революционному патрулю попользоваться услугами ее заведения бесплатно.

- Такая жила, - говорит один, - Удавится, но не даст девочку, даже если та не прочь.

- Собака империалистическая, - отвечает второй, - Как будто ей работать. Так и норовит последнюю копейку вытянуть из трудового народа. Ткнуть ей в морду ствол и попросить вежливо. Никуда не денется. Сказано же в книге - от каждого по способностям, каждому по потребности!

- Нельзя, - вздыхает революционер, - Пожалуется карга сеньору капитану, он тебе морду разобьет. Получится, что мы виноваты в нарушении революционного порядка. Хотя - убей меня, не пойму - как может проститутка вписываться в революционный порядок? Получается - она вне революции, чуждый элемент, а значит - вне закона. И любой революционер вправе ее искоренить. Так что деваться ей будет некуда. А, товарищ? Как думаешь?

Товарищ не успевает зачитать свою реплику. Пока он подыскивает цитату из революционного Талмуда, я наставляю на них ствол.

- Привет, салаги, - говорю им, высунувшись из-за заднего борта, - Службу тащим? Пошли со мной, сеньор капитан просил вас привести. Будем учить вас революционной бдительности.

Убежденный революционер Роберту Велозу хватает винтовку. Убежденный революционер Роберту Велозу пытается развернуть длинный ствол в тесном пространстве между пассажирским сиденьем и ветровым стеклом. Двумя выстрелами - что поделать - в спину, я прекращаю его революционный путь.

- Ты! Быстро взял его и тащи вперед, - приказываю второму, высоко вздернувшему руки, - И шутить не вздумай, я тебя насквозь вижу. Рыпнешься - буду тебя живьем в воду опускать. По кусочку. Понял?

- Понял, сеньор, - лепечет гроза контрреволюции. Косясь на ствол пистолета, шустро обегает машину и вытаскивает труп на песок.

- Поживее, Роберту, - тороплю я.

Потея, солдат волочет тело товарища к причалу. Он так испуган, что даже не обратил внимание на то, что я назвал его по имени.

Позднее, через несколько дней, когда я пытался собраться с мыслями и понять - на кой мне все это надо, я так и не вспомнил - почему я решил ехать на трофейном джипе именно в комендатуру. Ночью, на угнанной машине, практически не зная дороги. Но, как говорится, пьяным и дуракам везет. Так как я в тот вечер не пил, вывод напрашивается сам собой.

Когда я еду по ярким улицам, сознание мое выкидывает странные фокусы. Вот я выруливаю из-за перекрестка, вижу людей, выходящих из сияющих стеклянных дверей, и вдруг рябь наползает на глаза. Искры какие-то вокруг, как помехи на прицельной панораме. Мгновенье дурноты - и вот я снова в расшатанном джипе, но уже совершенно в другом месте. Я дивлюсь капризам моего зрения, но путь мой, тем не менее, продолжается без приключений. После очередного приступа дурноты я вижу ворота комендатуры. Чудеса, не иначе. Возникает и впоследствии крепнет ощущение, что меня ведет кто-то, как на веревочке. Я лишь кукла, что послушно открывает рот и дергает конечностями.

-6-

Сонный часовой открывает ворота, даже не удосужившись посмотреть, кого нелегкая принесла. Фары слепят его. Нетерпеливо сигналю. Щурясь и прикрывая глаза рукавом, он растаскивает тяжелые створки. Одна мысль крутится у него в голове - доложить сеньору тененте сразу по возвращению сеньора капитана. Спрыгнув с машины, дожидаюсь, пока он с жутким скрипом закроет решетчатые произведения колониального искусства. И только потом бью его ногой в солнечное сплетение. Наручники из джипа сильно пригодились - пристегиваю хватающего воздух широко раскрытым ртом парнишку к металлической скамейке караульной будки. Из слетевшего с головы берета получается прекрасный кляп.

- Если будешь сидеть тихо - останешься в живых, дурачок, - говорю в испуганно вытаращенные глаза, - Сейчас дам тебе в морду, кровь не вытирай. Скажешь, что на тебя напало сразу несколько человек и ты храбро бился, пока какой-то враг революции не ударил тебя по голове и ты не потерял сознание. Понял? Кивни - понял или нет!

Парнишка в трансе. Еще не отошел от жуткой боли в животе. Как загипнотизированный, он качает головой. Мне вовсе не хочется быть убийцей младенцев. Хотя к этой гребаной корпоративной революции у меня счетов поднакопилось. Хлестко бью его в глаз. Голова на тощей смуглой шее мотается, как неживая. Кровь из разбитой брови струйкой стекает по лицу. Кажется, перестарался немного - пацанчик в глубоком нокауте. Увешанный чужим оружием и подсумками поднимаюсь по каменным ступеням. Весь караул - не больше отделения. Дежурный в холле. Часовой в подвале. Отдыхающая смена в комнате на первом этаже. Дежурный по комендатуре - лейтенант Маркус, в комнате напротив дежурного. Патруль из трех человек на маршруте. Возвращается через пару часов. Трое с сеньором капитаном - комендантом, уехали на "операцию". Больше в котелке паренька ничего обнаружить не удалось. Ну что ж. Я может и псих чертов, но морпехом все же остался. Знакомое состояние отрешенности от происходящего, смешанное с азартом атаки, охватывает меня. Я улыбаюсь хищно так, словно снова иду в строю и за спиной - надежная броня "Томми", готового открыть огонь прикрытия в случае малейшей необходимости. Я толкаю створку тяжелой двери и она распахивается неожиданно легко. Капрал-дежурный отрывает сонную голову от жесткого стола, я не вижу его, я только смутно ощущаю его силуэт в темном углу, я поднимаю ствол и пересекаю холл в три прыжка. В тот момент, когда капрал зажигает настольную лампу и произносит "кто здесь?" я нажимаю на курок. Тяжелый дробовик гулко бухает почти в упор и сеньор cabo умирает, не успев даже помыслить о сопротивлении. Картечь опрокидывает его со стула на спину и он замирает на полу кучей окровавленных тряпок. В ответ на выстрел что-то падает в одной из комнат - не иначе, кто-то сверзился в темноте с нар, разбуженный грохотом, но я уже у дверей, я вышибаю ее тремя выстрелами в упор, картечь насквозь прошивает облицовочный пластик, и тут же я закатываю в стонущую темноту рубчатое яйцо - трофей, снятый с пояса пламенного революционера на берегу у крилевой фермы. И в момент, когда остатки дверей вылетают в коридор вместе с яркой вспышкой, я стреляю через дверь комнаты дежурного. Один раз, второй, третий. Щелчок. Помповик опустел. Бросаю его на пол и снимаю со спины винтовку. Вкатываюсь в пахнущую порохом и пылью сбитой штукатурки полутьму. Тусклое дежурное освещение высвечивает стонущего на полу человека. Видимо, картечь его задела, когда он подбежал к двери. Не повезло вам, сеньор тененте. Не приближаясь, добиваю его короткой очередью. Быстро осматриваю комнату. Больше никого. На всякий случай стреляю в коммуникатор армейского образца, что стоит на столе. Больше средств связи в комнате не обнаруживаю. В ящике стола нахожу фонарь. Пятно света упирается в дымную взвесь, наполняющую караульное помещение. Может и остался там кто, мне рисковать ни к чему. Гранат всего две, да и шум от них такой, что вот-вот сюда сбегутся революционеры со всей округи. Жаль, "мошек" нет. Без привычного оснащения чувствую себя, словно голый.

Все во мне вопит и протестует - "сматывай удочки, болван!". Ругая себя последними словами, бегу в подвал. Часовой уже у дверей. Выстрелы отсюда не слышны, но вот сотрясение от взрыва заставило его поволноваться.

- Что случилось? Имперцы? - тревожно спрашивает он.

- Открывай быстрее, амиго. Нападение.

- Пароль скажи, - требует бдительный часовой.

Подавляю желание прошить его очередью через дверь. Кто ее знает - возьмет ли ее граната? Ожидаемый пароль, который полуграмотный солдат революции бесконечно перекатывает про себя, чтобы не дай бог, не забыть, читаю, словно с листа.

- Тухлая рыба!

Скрежет замка. Дверь распахивается. Выражение бесконечного удивления застывает на физиономии часового, когда я бью его прикладом в лоб. С этим выражением он и приземляется на пол, с лязгом и звоном раскидав свое оружие и ключи. Господи, да это ж детский сад какой-то! Если тут все такие, какого хрена батальон мобильной пехоты не сбросить? Они ж тут всех как кроликов гонять будут!

Звеня ключами, наконец, открываю первую камеру. Удивленные и настороженные лица. Все столпились у дальней стены, только один, видимо, уже двигаться не может, лежит на куче соломы, прижимая руки к животу.

- По-имперски говорит кто-нибудь?

- Все говорят, - отзывается небритый мужик со впалыми щеками, - Чего надо-то?

- Вот ключи, камеры откройте. Сваливайте все, и быстро. По домам не разбегайтесь - накроют сразу.

Я кидаю ключи на пол. Сначала медленно, словно не веря, а потом все быстрее, люди-тени выползают на свет. Они все поголовно босы. Волосы их свалялись в засаленные колтуны. Худые тела прикрыты гнилыми лохмотьями.

- Скорее, враги революции, - тороплю я, - Пока патруль не вернулся. Нашумел я прилично, вот-вот товарищи понаедут.

Кто-то медленно ковыляет к выходу. Кто-то ковыряется с замкам камер. Двое дерутся за ломоть кукурузной лепешки, найденной в тумбочке часового. Стою у стены, наблюдая этот бедлам. Все новые люди выползают из камер. Косятся недоверчиво на меня - не провокация ли?

- Быстрее, черт вас подери! Быстрее! Расстрелять вас и без меня могли! Поднимайтесь! Живо наверх. Прячьтесь. По домам не расходитесь - вычислят.

Мой резкий голос подхлестывает некоторых. Бряцанье железа за спиной - кто-то поднимает дробовик часового.

- Не пойду я! Они подумают, что я действительно виноват! - отбивается какой-то толстяк с выбитыми передними зубами.

- Хрен с тобой, жиртрест, - сплевывает лысый, сухой, как плеть мужичок среднего роста, - Подыхай тут!

Вместе со всеми проталкиваюсь к выходу. Я свое дело сделал. Под подошвой мокро чавкает. Какой-то доброхот перерезал бесчувственному часовому горло. Черная кровь растаптывается босыми ногами по пыльному бетону. Та же картина во дворе. Ворота настежь, пацанчик свешивает на плечо размозженную голову. Не пригодилось алиби тебе, юный пособник революции. Черные тени растекаются по улице. Где-то слышится вой сирены. Наверное, по нашу душу. Далеко за домами слышится выстрел. Еще один. Бегу вместе со всеми по тротуару, прячась в тени густых живых изгородей. Понимаю, что сваливать надо и от толпы отрываться как можно быстрее, но дальше разгрома комендатуры план мой не простирался. Я абсолютно беспомощен. Фары выехавшего из-за поворота джипа слепят меня. Патруль открывает беспорядочную пальбу. Пули высекают каменную крошку из мостовой. Кто-то визгливо кричит, умирая. В домах напротив вспыхивают окна. Любопытные свешиваются с балконов. Высокий парень впереди хватается рукой за бок и валится мне под ноги. Действую автоматически. Падаю за еще теплое тело и открываю огонь длинными очередями, бью по свету фар. В глазах мелькают разноцветные пятна. В наступившей темноте я слеп, как котенок. Патруль или полег весь, или лежит под машиной - не привыкли солдаты революции к сопротивлению. Семеню куда-то, слепо шаря одной рукой перед собой. Вокруг быстрые шепотки. Стонет кто-то жалобно. Где-то сзади - опять длинная очередь. Рука хватает меня за локоть.

- Слышь, морпех! Давай за мной, - узнаю я голос того самого сухого мужичка, - Не дрейфь, не выдам.