Чтение 17–й страницы книги ~Поводыри на распутье~

Впрочем, это и был ее первый бал.

— Что с драгоценностями, Мишель?

— Я уточнял: будут готовы в срок.

— Очень хорошо.

Гарнитур Эмира заказала у известного ювелира — специальный заказ, ручная работа. Точнее, Мишель заказал, и он же оплатил со своего счета. А с ним Го расплачивалась наличными. Суммы приходилось возить крупные, но ничего не поделаешь — надо хранить тайну.

Услуги высококлассных кутюрье, к которым относился Мишель, стоили огромных денег. Они использовали в работе исключительно натуральные ткани и кожу, принципиально отвергая нанонити и синтетику. Они шили одежду неделями, а уж если речь шла о вечернем платье, да еще специально для карнавала, то производительность кутюрье падала почти до нуля. Бесконечные разговоры, выяснение деталей, прикидки — Эмире казалось, что она обсудила едва ли не каждую строчку, лично познакомилась со всеми вытачками.

Достаточно сказать, что материал для платья они с Мишелем подбирали неделю. Но дело того стоило. Эмира помнила, как выглядели на карнавале богатые каперские жены, и не собиралась им уступать. Неделю на выбор тканей? Хорошо. Пусть будет так. Главное, что оба платья — на открытие и на заключительный бал — потрясали воображение.

Эмире очень хотелось окунуться в сказку.

— Платья будут готовы к вечеру.

«Ваши хрустальные туфельки, милая Золушка…»

— Я заеду перед карнавалом. — Эмира помолчала. — Переоденусь у вас.

— Как прикажете, госпожа.

— И распорядитесь, чтобы меня ожидал стилист. Бригада стилистов. Я приеду на несколько часов… Хочу хорошо подготовиться.

Ванна, кремы, мази, массаж, прическа — Эмире хотелось праздника.

— Разумеется, госпожа…

— И еще…

— Извините, госпожа, — перебил ее Мишель. — Мне только что сообщили, что приехал ваш друг.

— Мой друг?

— Он сказал, что вы договорились встретиться здесь. Эмира провела рукой по нежному шелку. Показалось, что по наждачной бумаге. Но внешне — никаких признаков паники. Она даже улыбнулась:

— Извините, Мишель, я совсем забыла.

Кутюрье понимающе улыбнулся и повернулся к вошедшему в комнату Урзаку:

— Добрый день.

— Добрый.

— Привет, дорогой.

— Ты замечательно выглядишь, моя радость. — Банум спокойно подошел к Эмире, склонил голову, поцеловал в плечо и покосился на Мишеля: — Вы настоящий кудесник, мой друг.

Кутюрье зарделся:

— Жаль, что вы не дотерпели до карнавала…

— Я еще увижу мою ненаглядную во всей красе, — усмехнулся Урзак.

— Увидишь, — едва слышно пообещала Эмира.

— А теперь, мой дорогой Мишель, не оставите ли вы нас ненадолго? Нам нужно кое о чем поговорить.

— Конечно.

Мишель закрыл за собой дверь, исчез, но Банум, все еще стоящий возле девушки, не поменял тон:

— Платье великолепно, дорогая, у тебя замечательный вкус.

— Удивлен… дорогой?

— Пожалуй, да. Хотя подозреваю, что главная заслуга принадлежит нашему другу Мишелю.

— И ему тоже, — сухо подтвердила Эмира.

— Неужели он старался задаром?

Несмотря на мягкий тон, это был не намек, а грубый выпад.

Платье, что примеряла Эмира, стоило больше ее годового жалованья. Конечно, обладая должной фантазией, можно было бы предположить, что капитан Го питалась в армейской столовой, жила в казарме и не тратила ни юаня на милые мелочи, но людей со столь развитым воображением слишком мало. К тому же не следует забывать об эксклюзивных драгоценностях и заказанном подразделении стилистов.

— У меня были контракты на стороне.

— Ах да, я забыл… — улыбнулся Урзак. — И много ты заработала за последнее время?

— На платье хватит, — рассеянно ответила Эмира.

Сказка закончилась. Настроение безнадежно испорчено. Она расстегнула «молнию», повела плечами, сбрасывая дорогую тряпку на пол и подошла к своей одежде. Высокая, стройная, пока еще не сломленная. Она осталась в одних трусиках, но ее это обстоятельство не смущало — Эмира показывала, что относится к Бануму как к предмету интерьера.

— Ты вложила все сбережения в платье?

— Я женщина.

— Убедительный ответ.

— В таком случае убирайся.

Пару мгновений Урзак наблюдал за прячущимися в бюстгальтер крепкими полушариями грудей, затем отвел взгляд, вздохнул и поинтересовался:

Что будет, если я порекомендую генералу Кравцову изучить твои финансовые дела?

— Генерал Кравцов изучит мои финансовые дела, — безразлично ответила девушка.

— Полагаю, он найдет много интересного.

— Полагай на здоровье.

Банум резко шагнул вперед, схватил Эмиру за плечо, развернул к себе. Она попыталась ответить, использовать его движение, чтобы освободиться, но…

Скала.

Лысый ублюдок оказался очень силен. Го была опытным бойцом и мгновенно поняла, что перед ней мастер и схватка, если она ее начнет, затянется.

Расслабилась.

— Я знаю, что Фадеев приказал тебе защищать Петру, — жестко произнес Банум. — Отпираться глупо. Тем более что ты мне не нужна. Сколько миллионов оставил тебе Роман? Пять? Десять? Это твои деньги, Эмира, твои. Владей ими. Но Петру отдай.

— Иначе?

Урзак улыбнулся: главное доказательство получено, Го действительно знает, где прячется внучка Фадеева.

— Иначе я поделюсь своей догадкой с руководством ОКР и гарантирую, что у русских чиновников появится желание познакомиться с твоей подопечной. Государства тянутся к секретам Анклавов. Россия не исключение, и в Санкт-Петербурге постараются не упустить шанс. Из тебя вышибут все, что ты знаешь.

Эмира промолчала.

— И не только вышибут, но еще и накажут за утаивание ценных сведений. Возможно, тебя пристрелят: в ОКР, насколько я знаю, не любят предателей. Но, скорее всего, тебя понизят в должности и отправят охранять полярные нефтяные вышки, где ты и загнешься года через три. Согласна?

Отвечать Эмира не спешила. Огляделась, стараясь казаться рассеянной, нашла взглядом пачку сигарет, заботливо приготовленную Мишелем для клиентов, раскурила одну и, выпустив дым, почувствовала привкус легкого наркотика, криво усмехнулась. Поинтересовалась:

— Где гарантии, что ты меня не сдашь?

На Урзака она не смотрела.

— Мое слово.

— Мало.

— В твоем положении — достаточно.

Пауза длинной в две глубокие затяжки.

— Мне нужно время.

— Зачем?

— У меня должны быть гарантии.

«Ты хочешь перепрятать деньги», — понял Банум. И едва не рассмеялся.

— Хорошо, дорогая, время я тебе дам. Но если ты не позвонишь до завтрашнего утра, я иду к твоему боссу. Все понятно?

— Все.

* * *

анклав: Москва

территория: Аравия

лавка Абдурахмана

иногда партнеров приходится дружески подталкивать

— Представители СБА утверждают, что не планируют вводить войска в Аравию, однако подразделения тяжелой техники, которые появились на границе территории, покаостаются на занятых позициях. Режим ограниченного перемещения…

Старик выключил коммуникатор и посмотрел на гостя.

— Хороший чай, — похвалил Дрогас, прихлебывая поданный напиток. — Чтобы правильно заваривать зеленый чай, нужно быть мастером. Чтобы правильно заваривать черный — гением.

Абдурахман никак не отреагировал на лесть. Молча взял кусочек халвы, разжевал, не сводя глаз с Дрогаса, проглотил.

Старик не собирался обсуждать достоинства чая, и то, что встреча началась с просмотра новостей, не было случайностью: новостные каналы не жалели эфирного времени для демонстрации пылающей Аравии.

— Мне кажется, события развиваются так, как должны, — осторожно произнес Стефан.

— Гибнут мои братья, — помолчав, сказал Абдурахман.

— Вас это беспокоит?

— И не только меня.

«Проклятый торгаш!»

Снаружи — предельно вежливая улыбка. Внимание к каждому слову, что цедит хозяин дома. Внутри…

«Черномазая вонючка!»

Абдурахман раздражал Дрогаса с первого дня знакомства. Бесили многозначительные паузы и мудрые взгляды, словно не с посредником мелким разговариваешь, а с шейхом. Бесило нежелание решать вопросы через «балалайку» или незарегистрированный коммуникатор, приходилось рисковать и приезжать на встречи лично. Бесило понимание, что старый пень, а точнее, те, кто за ним стоит, ведут свою игру, в которой Стефану готовилась роль лоха. Все бесило. Но Дрогас был слишком умен, чтобы демонстрировать собеседнику свое истинное отношение.

А на встречи он всегда приезжал без предупреждения. И обязательно высылал вперед помощников, тщательно проверяющих окрестности лавки на предмет засады.

— Люди устали, — негромко продолжил Абдурахман, перебирая четки. — Есть жертвы. Считается, что надо постепенно заканчивать…

— Понимаю, — вежливо кивнул Дрогас.

Он на самом деле все прекрасно понимал. Благодаря его деньгам и оружию аравийские канторы решили свои локальные задачи, здорово потрепав конкурентов из Кришны. Теперь они собираются вернуться к мирной жизни и насладиться плодами победы.

Что расходилось с планами Стефана.

— Человек из СБА сказал, что, если к вечеру в Аравии не станет тихо, они введут безов и начнут резню.

— Так и сказал: резню? — с притворным удивлением осведомился Дрогас.

— Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть, Альфред, — сухо попросил Абдурахман. — Вы понимаете, что резня начнется сразу же, как только безы войдут на территорию: людям это не понравится.

Что и требовалось Дрогасу — кровь. Но у аравийцев хватило мозгов остановиться и не идти под пули карателей. Точнее, им кажется, что они смогут остановиться…

В принципе, можно заканчивать встречу, но Стефан хотел выяснить еще кое-что, а потому медлил:

— Предположим, я смогу существенно доплатить.

— Насколько существенно?

— В два раза, — после паузы ответил Дрогас.

— Вам нужна еще одна горячая ночь?

— Да.

— Я передам ваше предложение, — кивнул старик. — Приезжайте сегодня вечером, поговорим.

— Во сколько? — уточнил Стефан.

Сомнений не осталось, аравийцы собираются сдать его безам.

* * *

анклав: Москва

территория: Болото

разгар дня

хорошее время для небольшой встряски

— Короче, так, — сообщил Петруха, — таксист, которого урод взял у «Мозаики», довез его до границы Сити. Мы могли бы потерять след, но, на наше счастье, водила ос

тановился перекусить и увидел, что урод прошел несколько шагов по улице и взял другую тачку. Таксист, разумеется, обиделся, а потому охотно отвечал на наши вопросы.

Тимоха хмыкнул, но промолчал.

— Мы вытащили из его «балалайки» номер другой тачки, нашли ее водилу, и теперь у нас есть адрес урода. — Петруха выдержал театральную паузу. — Его зовут Хасим Банум. А живет он на Болоте.

Тимоха вновь хмыкнул, но Петруха понял, что старший брат доволен.

— Полчаса назад он вернулся домой.

— Откуда? — немедленно поинтересовался Тимоха.

— Ты не поверишь, — хохотнул Петруха. — От модельера.

— На фига уроду модельер? — недоуменно спросил Тимоха и почесал живот, прикрытый серой майкой с едва видной надписью: «Собственность федеральной тюрьмы

«Кресты».

Одевался старший Бобры без претензий, чаще всего в военную форму и упомянутую майку, а потому искренне не понимал, что приличному человеку делать у модного портного.

— Может, он голубой? — предположил Петруха. Средний брат к вопросам внешнего вида подходил с большим вниманием, но познаниями решил не хвастаться, дабы не дразнить старшего.

— Может, и голубой, — согласился Тимоха. — Сейчас он у себя?

— Ага.

— Ну, тогда…

К сожалению, Николая Николаевича в штаб-квартире канторы не оказалось, и посоветовать братьям не торопиться с выводами оказалось некому.

— Ну, тогда я съезжу, — решил Тимоха. — Отверну кретину голову.

— Мне с тобой? — оживился Петруха.

— На хозяйстве останешься.

От квартиры в Аравии, к глубокому сожалению Урзака, пришлось отказаться. В обычное время территория послужила бы идеальным укрытием, ибо здесь жили настоящие друзья Банума, но беспорядки спутали карты. Даже если аравийцы удержатся от массового бунта, безы еще несколько дней будут пристально следить за ними и тщательно проверять всех подозрительных. Встреч с патрулями Хасим не опасался, его документы были более чем надежны, но ненужного внимания старался избегать.

Пришлось переехать на Болото, причем не в самый лучший его район — на этой территории рекомендовалось вести себя осмотрительно и благосостоянием особо не хвастаться. Урзак снял небольшую квартиру на Зубовской, довольно долго торговался с домовладельцем, показывая, что человек он бережливый и лишними юанями не располагает, в общем, сделал все правильно.

Тем не менее им заинтересовались.

Первый звоночек прозвучал по возвращении от Мишеля. Глаза на улице. Чей-то взгляд. Не враг — наблюдатель. Пацаненок лет двенадцати. Он отирался на противоположной стороне улицы, рядом с бочкой торговца супом. Со стороны могло показаться, что паренек работает у этого самого торговца, однако обмануть Хасима ему не удалось. Впрочем, вида Банум не подал и вообще к появлению соглядатая отнесся спокойно: ему рассказали о нравах Болота и предупредили, что местная кантора обязательно проявит интерес к чужаку.

Урзак поднялся к себе, намереваясь немного отдохнуть и привести в порядок мысли, но прошло чуть меньше часа, и он почуял уже не интерес — агрессию: к дому подъехала пара мобилей с ОЧЕНЬ серьезно настроенными людьми.

Восемь недовольных канторщиков.

Банум пересчитал зашедших в подъезд людей, недоуменно покачал головой, искренне недоумевая, чем вызвал ярость местных бандитов, и с сожалением констатировал, что опять придется переезжать.

— Сразу не убивайте, — в последний раз велел Тимоха. — Пусть сначала скажет, какого черта в «Мозаике» делал. Понятно?

— Понятно, — нестройным хором ответили канторщики.

— А когда скажет, тогда и шлепнем.

И махнул рукой: начинайте.

Один из бандитов поудобнее перехватил кувалду, намереваясь вышибить дверь в квартиру, но воспользоваться орудием не успел. В тот самый момент, когда тяжелая башка нехитрого инструмента достигла самой высокой точки, дверь неожиданно распахнулась, и выскочивший из квартиры мужчина коротким, но очень точным ударом отправил молотобойца вниз по лестнице.

А затем началось то, о чем Тимоха Бобры никому и никогда не рассказывал, а если и вспоминал сам, то только со стыдом.

Если бы Банум выхватил «дрель» или еще какое-нибудь приспособление с аналогичной скорострельностью и перебил нападавших, с этим можно было бы смириться. Но лысый орудовал палкой — тростью, как впоследствии определил Тимоха, но орудовал с исключительным мастерством. Несколько мгновений на лестничной площадке царила суматоха, характерная для пьяной драки в портовом кабаке, а затем происходящее упорядочилось и на некоторое время (необходимое для того, чтобы канторщики могли прийти в себя) приняло законченную форму. Шестеро бандитов, на головах которых отчетливо виднелись следы палочных ударов, возлежали на кафельном полу в самых причудливых позах, седьмой, молотобоец, еще не очухался после путешествия по лестнице. Себя Тимоха обнаружил в самой что ни на есть унизительной позиции: лицом в пол, а правая рука взята на хитрый болевой прием.