– Поостережемся. Вели конному полку воеводы Дорожа идти к засекам, пусть прикроет стан от Волги. Три тысячи у Дорожа. В случае чего, задержит татар, пока все войско к битве изготовится…
Спустя малое время конница Дорожа выехала из стана. А еще через час воевода Дорож с малой дружиной прискакал к Юрию Всеволодовичу со страшным известием: совсем близко от Сити, в узкой лесной просеке, на его сторожевой полк напали неизвестно откуда взявшиеся татары, великое множество. Ни князь, ни его сторожевой воевода не знали, что это были тумены Менгухана и Бурундая, легко прорвавшие редкую цепь дозорных застав.
Резко протрубили трубы, сзывая людей в полки. Засуетились, срывая голос в крике, воеводы и сотники. Весь русский стан пришел в движение. К великокняжескому шатру сбегались воины, торопливо строились в ряды, помогали друг другу приладить доспехи. Но это были дружинники великокняжеского полка, а другие полки? Их возле шатра Юрия Всеволодовича не было.
Горько пожалел Юрий Всеволодович, что не прислушался к предостережениям опытного воеводы Жирослава Михайловича, разрешил, жалея воинов, разместить их по теплым избам, в соседних деревнях. Не успеют подойти оттуда воины, чтобы встретить врага в едином строю с великокняжеской дружиной. Еще бы час времени… Полчаса хотя бы…
Но татарская конница в сомкнутом строю уже обрушилась на великокняжеское войско – Менгухан и Бурундай хорошо знали цену тех минут перед битвой, которых не хватает, чтобы завершить строенье боевых линий.
Все смешалось. Великокняжеские дружинники и пешцы-ополченцы, конные воины юрьевского князя Святослава и ратники удалых князей Константиновичей, боярские слуги и обозные мужики сгрудились толпой, отбиваясь от наседавших татар. Жирослав Михайлович и другие воеводы сражались впереди как простые дружинники. Никто уже не управлял боем.
Кровавым и безнадежным было для русского войска это побоище. Татарские тумены клиньями врезались в толпу, кромсали ее на части, давили великим своим многолюдством. Русские полки медленно отступали.
А по лесным дорогам к Менгухану и Бурундаю подходили свежие тысячи, разворачивались и включались в битву.
Великий князь Юрий Всеволодович стоял у шатра в окружении телохранителей, смотрел безумными глазами на свое гибнувшее войско. Он уже ничем не мог помочь, ни одного запасного полка не было под рукой. А подбегавшие воины из дальних деревень бесследно растворялись в толпе сражавшихся, не в силах остановить отступление.
Телохранители посадили Юрия Всеволодовича на коня и быстро повезли к лесу. Их неотступно преследовала татарская конница. Видно, великого князя узнали, потому что все больше и больше нукеров на свежих конях поворачивали в ту сторону, где скрылся красный плащ Юрия Всеволодовича.
Догнали.
Дружинники-телохранители разом повернули коней и кинулись навстречу татарам – один на сотню…
Но татарские кони только споткнулись на мгновение, сминая храбрецов. Взметнулись кривые сабли. Великий князь Юрий Всеволодович свалился с коня под торжествующие крики.
=4=
Воевода Иван Федорович не видел начала боя. Когда великий князь отпустил его, он уехал в ближнюю деревеньку. Знакомый сотник обещал протопить баню, и Иван Федорович неторопливо пошел за ним. Банька с дороги – это хорошо, это по-христиански.
«Может, в последний разочек попариться-то доведется», – грустно подумал Иван Федорович.
Многое не понравилось ему в великокняжеском стане. Воины ходили между избами без оружия и доспехов. Расседланные кони вольно гуляли в жердевых загонах. Не видно было ни дозорных, ни конных разъездов. Никто не поинтересовался у Ивана Федоровича и Елифана, кто они такие и куда идут. А главное, не собрано в кулак войско – одни в одной деревне, другие в другой. Не сказать чтоб далеко от великокняжеского шатра, но и не рядом. А ну как нагрянет царь Батыга?
Иван Федорович сказал задумчиво:
– Конечно, в избах жить приятнее, с морозом шутить не приходится. Но не нравится мне это, ох как не нравится! Скоро воинов не соберешь…
Елифан пробовал успокаивать:
– Знает теперь великий князь, что татары близко. Изготовится.
Но воевода только покачал головой, повторяя:
– Не нравится, ох как не нравится…
После баньки сон был глубокий, крепкий. Ивана Федоровича не разбудили ни тревожные зовы труб, ни крики на улице. Если бы не Елифан, мог бы воевода и проспать бой, в одном исподнем оказаться в полоне.
А Елифан не ложился. Приготовив постель воеводе, он пошел искать своих земляков-суздальцев. Когда в стане началась суматоха, Елифан бросился будить Ивана Федоровича:
– Вставай, воевода, татары!
Иван Федорович вскочил, стал торопливо одеваться. Вместе выбежали на улицу, к коням.
Промчался мимо всадник – простоволосый, без оружия, с разрубленной щекой. Выплевывая сгустки крови, он выкрикивал:
– Великого князя убили! Великого князя!..
Следом проскакали еще несколько всадников в синих суконных плащах поверх доспехов, в высоких шлемах – владимирские дружинники. Один из них узнал Ивана Федоровича, придержал коня:
– Спасайся, воевода! Ломят нас татары! Спасайся! Дружинник взмахнул плетью, исчез за избами.
А по улице, задыхаясь, густо побежали пешие ратники. Нагоняя их, взмахивали саблями татарские всадники…
По заснеженным огородам, через плетни и жердевые заплоты, Иван Федорович с Елифаном пробирались к лесу. Что могли сейчас сделать два меча, даже если мечи эти в крепких, умелых руках?!
Вот и лес.
– Куда теперь-то пойдем, воевода? – просто, буднично спросил Елифан, присаживаясь на пень; даже снежную шапку стряхнул с пня рукавицей, будто на отдых устроился. – Может, в Великий Новгород? Там-то татар нет…
Иван Федорович задумался. Самое простое – уйти в безопасный Новгород. И не осудит никто. И встретят воеводу хорошо: новгородский князь Ярослав, брат Юрия Всеволодовича, его знает, как-то даже звал в свою дружину, да великий князь не отпустил. И воинов в Новгороде много, воеводствовать есть над кем…
– Полки в Новгороде великие, – уговаривал Елифан, будто угадав мысли воеводы.
Но Иван Федорович сказал решительно:
– Нет! Полки-то в Новгороде великие, да, видно, заперли те полки бояре новгородские за стенами, не послали на подмогу великому князю. Что нам делать в Великом Новгороде? За стенами сидеть? Татары бесчинствуют на Владимирской земле. Туда и пойдем. Разве можно нам, людям ратным, от войны прятаться?
ГЛАВА 8. ГОСПОДИН ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД
=1=
Новгородский князь Ярослав, четвертый из восьми сыновей великого князя Всеволода Большое Гнездо, тридцать лет ждал своего часа.
Большая часть жизни князя прошла в походах и битвах, в заговорах и союзах с бывшими врагами, в тревогах и сомнениях, отчаянии и надеждах, почти не приблизив Ярослава к заветной цели – великому княжению.
Зимними недобрыми ночами, под завывание метели, думалось Ярославу тяжко и завистливо: почему не он, а никакими особыми доблестями не отмеченный брат Юрий стал великим князем? Почему не ему, тоже правнуку Владимира Мономаха и славному ратоборцу, поручил бог власть над Русью?
Сколько себя помнил князь Ярослав, он всегда был воином.
Трехлетним мальчиком посадил Ярослава на коня большой воевода Петр Ослядюкович. Празднично гудели тогда колокола владимирских соборов, толпились на площади горожане, приветственно подкидывали вверх шапки. Отец, блаженной памяти великий князь Всеволод Большое Гнездо, возгласил с соборной паперти:
– Еще один витязь прибавился в ратной силе русской! Будь храбрым и справедливым!
– Будь храбрым и справедливым! – повторили дружинники, скрестив над головой мальчика обнаженные прямые мечи.
Десяти лет от роду Ярослав стал княжить в Переяславле-Южном, оборонял со своей дружиной степную границу, а в двенадцать лет возглавил свой первый поход в Дикое Поле, на половецкие кочевья. Покорно склонялась под копыта боевых коней жесткая степная трава, в клубах пыли уносились прочь ватаги половецких всадников, черные клобуки [Черными клобуками называли степняков, которые перешли на службу к русским князьям.] отгоняли к переяславским рубежам стада и бесчисленные табуны коней, добытые мечом в половецких вежах. Славно, радостно, празднично!
Много было потом походов: на мятежную Рязань и на новгородскую заставу град Торжок, на волжских булгар и на Литву, на каменный город Ревель и на северные народцы – емь и корелу. Познал Ярослав в этих походах мудрость полководца. А вот мудрость княжеская давалась труднее…
Когда-то горожане далекого южного города Галича, измученные внутренними усобицами, призвали к себе на княжение пятнадцатилетнего Ярослава. Завидным княжением был древний Галич, в первом десятке русских стольных градов числился!
По весенней распутице, в самую бездорожную пору, князь Ярослав с боярами и дружиной поспешил в Галич. Расползалась под копытами коней желтая глина приднепровских дорог. Бешеные талые воды сносили мосты на бесчисленных речках. Мужики в деревнях, встречая забрызганных грязью всадников, в сомнении качали головами: «Не проедете, бояре… Потонете…»
И после всех этих трудов, когда недалек был уже Галич, навстречу Ярославу выехал с четырьмя конными дружинниками посольский боярин киевского князя Рюрика Ростиславича, передал дерзко волю своего господина: пусть-де возвращается Ярослав обратно в свой Переяславль, потому что отдан Галич другому князю. А будет Ярослав противиться – пойдут тогда на него полки князей Рюрика Киевского, Всеволода Черниговского, Мстислава Смоленского…
Навечно запомнилось князю Ярославу постыдное возвращение в Переяславль. А кто обидчик? Князь Рюрик Ростиславич, союзник по походам на половцев, хлебосольный хозяин и мудрый советчик, которого Ярослав почитал чуть ли не за родного отца!
Понял тогда Ярослав, что нет в княжеском деле ни слова честного, ни дружбы верной, ни сердечной теплоты. Только власть, только сила…
Дядька Василий, наставник молодого князя, так и сказал:
– Запомни навсегда, княже! Князю надлежит властвовать. А чтобы властвовать, надо внушать страх. А чтобы внушать страх – нужно быть сильным!
И князь Ярослав поверил только в силу. Силу он искал в далеком северном городе Новгороде.
Не все князья решались сесть на новгородский стол. Не господина и повелителя видели новгородцы в князе, а слугу военного, временного предводителя городового ополчения, сберегателя боярских вотчин и купеческого богатства от черных людей. Князь был только мечом новгородским, а головой – господа, выборные городские власти: посадник, тысяцкий, архиепископ. На вече верховодили бояре, княжеское слово тонуло в слитном гуле их голосов. Сам по себе был Великий Новгород, и недаром говорили на Руси: «Господин Великий Новгород судит один бог!»
В Новгороде самый строптивый князь был подобен взнузданному коню. Границы его власти были точно очерчены договорной грамотой – рядом. Не мог князь покупать вотчины в Новгородской земле, принимать людей в кабальную зависимость, вести торг с заморскими купцами. Рыбу в реке Ловати князю дозволялось брать лишь раз в три года, а охотиться – только осенью. Если князь нарушал подписанный ряд, то новгородцы собирались на вече, выносили согласное решение: «Иди, княже, прочь! Ты нам не надобен!..» Позор!
И все-таки князь Ярослав приехал в Новгород. Своенравен был Господин Великий Новгород, но богат людьми, землями, заморским торгом. Надеялся Ярослав исподволь склонить на свою сторону корыстолюбивое боярство, везде посадить верных людей, взять в свои руки новгородские полки и отвоевать великое княжение. А там и с новгородской вольницей по-иному говорить можно…
Трижды изгоняли князя Ярослава озорные новгородские вечники, но каждый раз он возвращался, клялся на кресте блюсти новгородские вольности. И прижился-таки в Новгороде, оброс нужными людьми, накопил силу – не сдвинешь!
С опаской поглядывал на него сам великий князь Юрий Всеволодович, но поделать ничего не мог. За Ярославом стоял Великий Новгород, а на него ногой не топнешь, большую войну начинать надобно. А с кем воевать и против кого? Не примут братоубийственной войны ни другие князья, ни черные люди. Так и сидели братья – один во Владимире, другой – в Новгороде, один – уже великий князь, другой – великий князь в будущем (и надеялся, что – в скором!)…
Перед старшим братом Ярослав держался гордо, независимо, но сам-то понимал, что сила его не в собственной дружине, а в новгородском боярстве. Поддерживали своего князя новгородские бояре, боясь самовластия стольного Владимира. Ярослав тоже избегал ссориться с боярами, не поступал наперекор новгородской господе.
И вот теперь, на исходе месяца февраля, когда приехал великокняжеский гонец с просьбой о помощи, Ярослав колебался. Он не мог ответить прямым отказом. Не забудут люди, если он в трудное для Руси время будет отсиживаться за новгородскими стенами. Захотят ли после люди звать такого князя на великое княжение? Но с одной дружиной идти на Сить бесполезно, а городовое ополчение в руках посадника, тысяцкого, вечевых бояр. Не шибко надеялся князь Ярослав на их согласие. Знал, что новгородским боярам сильный Владимир – нож к горлу, а ослабевший и униженный – милее милого…
В тяжелом раздумье ходил князь Ярослав по горнице. За слюдяным оконцем спускались ранние зимние сумерки. На Софийской стороне [Древний Новгород делился на две «стороны» – Софийскую и Торговую. На Софийской стороне находился кремль, палаты архиепископа, дворы знатных бояр. На Торговой стороне была вечевая площадь.] ударил к вечерне соборный колокол. Скрипнула дверь. В горницу заглянул комнатный холоп, напомнил:
– Ждет гонец-то… Что прикажешь сказать, княже?
– Скажи ему: князь думает…
И снова ходил Ярослав из угла в угол, морщил в раздумье широкий лоб. Сложно, ох как сложно! Ну, согласятся бояре на поход, даст бог, побьет великий князь с помощью новгородских полков царя Батыгу, что тогда? А вот что: возвысится тогда брат любезный Юрий Всеволодович, без меры возвысится. А сие ведь ему, Ярославу, только во вред, прощайся тогда с надеждой на великое княжение! А если поляжет его дружина и новгородская помощь на Сити, тоже не лучше. Сгинет сила князя Ярослава, долгими годами копленная. Неизвестно еще, как посмотрит новгородская господа: князь без дружины Господину Великому Новгороду без надобности, оборонять рубежи от немцев, от Литвы ему нечем. Не укажут ли такому князю путь из города? Не позовут ли другого князя?..
И так и эдак выходило – плохо… Но прямо отказать великому князю в помощи все-таки нельзя!
Уверенно, по-хозяйски протопав через сени, вошли посадник Степан Твердиславич и тысяцкий Никита Петрилович. Разом поклонились князю. Оба – грузные, седобородые, багровые от мороза. Посадник одет в тяжелую, крытую немецким бархатом шубу на соболях, на шее – золотая цепь, знак посаднического чина. Тысяцкий накинул поверх блестящей кольчуги суконный плащ. «Ишь! Нарядились хозяева Великого Новгорода!» – недовольно поморщился князь, но спросил приветливо:
– С чем пришли, мужи добрые?
– Весть плохая, княже, – неторопливо начал посадник. – Плохая весть, тревожная…
– Дай я лучше скажу, – перебил тысяцкий, – дело военное, тысяцкому первое слово!.. Гонец, княже, прибежал с тверского рубежа. Обложили татары град Торжок в силе великой!
Березин Федор
Афанасьев Роман
Никитин Юрий
Буркатовский Сергей
Гуль Роман Борисович
Якубенко Николай