мерзкую размазню в плошке.
этот тюфяк. На нем до тебя спал Сквернослов, но его только вчера отправили
на поля, потому что он оказался лентяем.
нашел себе относительно чистый тупичок и бросил на пол тюфяк. Мое жилище по
размерам напоминало купе в спальном вагоне. Свет едва проникал из коридора,
который в свою очередь освещался через узкое окно под потолком. Каменный
мешок, да и только. Валявшийся на полу хлам я сгреб ногой в соседнее пустое
помещение. Попытался выбить тюфяк, но до идеальной чистоты довести его не
смог, только повесил в воздухе облако пыли.
закрыл глаза. Настало время подвести итоги.
нормальный человек сейчас вовсю щипал бы себя и кусал губы, пытаясь
проснуться. Я, правда, не считаю себя нормальным, и тем не менее мне не
чуждо многое из человеческого. Мои мозги в нужный момент напряглись - и
втиснули в себя всю чудовищность происходящего. Теперь это напряжение тихо
сходило на нет - через дрожь в пальцах, через медленно возвращающуюся боль в
голове...
казалось естественным: меня посещали странные, таинственные видения, я
стремился разобраться в себе, и это привело к тому, что я шагнул в тоннель
под старой развалиной в лесу. Раз это случилось, значит, так было нужно, и в
первую очередь мне самому. Но что теперь? Что дальше?!
нахожусь - вот и весь разговор. И все же, что это? Далекое прошлое нашей
планеты, или другая планета, или альтернативный вариант настоящего? Впрочем,
в параллельные миры я не верил в силу своей профессиональной эрудиции. А вот
принцип внепространственного переноса был мне чуточку знаком. Его
возможность была доказана и изучена Ведомством еще в шестидесятые годы. Все
документы легли, разумеется, в архив. Применения, правда, не позволял
недостаточный уровень техники. Он и сейчас остался недостаточным. На Земле,
конечно.
Гораздо важнее другое. Я оказался там, где и хотел, это вне сомнений. Тот же
язык, те же запахи, те же круглые крыши, наконец. Но куда подевались
стремительные истребители? Откуда появились устрашающие черные трубы? Что за
бардак и нищета вокруг, что за странные отношения между людьми? Да еще эти
имена...
конюшня и грязный овощной двор. Возможно, за их стенами есть другая жизнь.
Ведь я так мало знаю об этом мире и так мало помню о том, что было прежде.
Нечего даже сравнивать.
выход. Я был уверен, что справлюсь с этой проблемой, не сейчас, потом, как
только сочту нужным этим заниматься. "Впрочем, - думал я, - надо бы поскорей
найти человека, который меня подобрал и привез. И выяснить, где он меня
нашел. Тогда будет просто добраться до входа в тоннель". Пока я держался
только на самоуверенности. Я не чувствовал себя здесь беспомощным. Мне
казалось, что в любой момент я могу заявить всем этим людям:
шевельнуть, и вы придете ко мне просить прощения?" Ведомство все еще стояло
за моей спиной как несокрушимая, надежная защита от любых бед и
посягательств. Как и там, дома. Наверно, мне стоило в тот момент оглянуться
и понять, что Ведомства уже нет и я остался один...
глаза. Друг Лошадей, опухший и помятый после сна, стоял в проходе, завязывая
тесемки на своей грязной рубашке. Халат был перекинут у него через плечо.
положение. Но засыпать нельзя. Однажды я не смог встать, и меня лишили еды
на целый день. Это было суровое испытание.
рано я ни ложился, мне ни разу не удалось проснуться бодрым и отдохнувшим.
То ли сутки здесь длились не так, как дома, то ли воздух был плохой, то ли
еще что-то...
старался мыться каждый день - а попробуй не помыться после работы с навозом,
- но тело все равно чесалось по утрам. Возможно, и вода здесь была плохая.
тряпкой. Эту тряпку он макал в бадью с лошадиной мочой. Возможно, ему это
помогало не чесаться, однако я не мог повторить такую процедуру. Осколок
старой жизни, застрявший в памяти, не позволял уподобляться.
Каждую секунду я ждал перемен, каких-то глобальных свершений, в результате
которых я перестану быть одним из оборванцев овощного двора и займу
подобающее положение. На неудобства я поглядывал свысока, считая их
временными. Но день шел за днем, а эти временные трудности все больше
притирались ко мне, становились постоянными, неотъемлемыми и, что самое
плохое, привычными. Мысль о возвращении меня так и не побеспокоила всерьез.
Это было странно, очень странно. Воспоминания о работе, доме, Катеньке и
других оставшихся в прошлом частях моей жизни не вызывали ни грусти, ни
ностальгии. Все это казалось главами хорошей, давно прочитанной книги.
от жизни. Мои надежды на какие-то сдвиги так и не обрели понятной,
законченной формы.
Никто и никогда не рвался на помощь. За семь дней я ни разу не вышел за
ворота. По обрывкам разговоров я мог догадаться, что весь город - сплошной
овощной двор, окруженный с разных сторон каменистыми степями, горными
грядами и редкими небольшими огородами. Где-то далеко были непроходимые
горы, за которыми скрывалась Пылающая прорва. Что это такое, я так и не
выяснил. Однажды затеял было разговор с Другом Лошадей, но он ничем мне не
помог. Сказал лишь, что чем меньше о ней думаешь, тем меньше она думает о
тебе.
медленно. Да и не очень стремился, считая, что главное впереди.
Укравший Мясо встал чуть раньше нас, чтобы успеть наполнить часть тяжелых
железных лоханок, которые мы с Другом Лошадей немедленно начали разносить по
стойлам и подсовывать под двери. Мы носили и носили, а он наполнял все
новые. Я мечтал поскорей закончить и завалиться в какое-нибудь тихое место
подремать. Но долго дремать мне не дадут. Через каких-то полчаса мы снова
будем обходить стойла и давать коням овес.
сгибается, выпрямляется, шумно выпускает воздух, через равные промежутки
времени останавливается, собираясь с силами. Друг Лошадей, напротив, бегает,
суетится, зря теряет массу энергии, хотя каждую секунду стремится ее
сэкономить за мой счет. Наблюдать, как он старается переложить самую тяжелую
работу на меня, довольно смешно. Я на него не в обиде - все-таки старый
человек.
плечо.
землю зеленоватую мелкую картошку. В стороне от телеги стоял высокий
человек, одетый во все черное. У него были высокие сапоги, длинный нож и
довольно большая сумка на поясе. Черные волосы собраны в пучок на макушке,
что придавало ему сходство с древними самураями.
него жесткая, неподвижная усмешка на лице. Это было лицо человека, который
не боится ничего и никого. И не верит ни во что, кроме самого себя. В его
фигуре, в сложенных за спиной руках и широко расставленных ногах
чувствовалась быстрая упругая сила, какая бывает у хищных животных.
Через секунду он добавил: - Не нужно смотреть так долго. А то главному
старосте передадут, что ты плохо работал.
холодную воду себе на ноги.
старик, - дам хороший совет.
плен.
потребовать с тебя плату, если ты вздумаешь назвать его спасителем! Вот и
думай сам, как себя вести.
благодарность. Вообще, надоела уже эта бухгалтерия. Можно подумать, что
здесь национальная игра сводить дебет с кредитом и считать, кто кому сколько
должен. Это, конечно, от бедности. Может, скоро и я начну считать, сколько
раз я лоханку в стойло сунул, а сколько старик. И кашу с него за это
требовать...
старику в миску его гонорар и принялся есть остаток, стараясь не морщиться и
поменьше плеваться, когда на язык попадаются особенно противные кусочки. При
этом я гнал от себя воспоминания, из чего эта каша делается. Однажды я
видел.