Чтение 17–й страницы книги ~Две головы и одна нога~

Пришлось позвонить дежурной и попросить немного льда. Объяснила - ушибла
ногу, хочу сделать холодный компресс.

Гжегож вернулся, когда я снимала колготки. Пришлось объясниться.

- Это не стриптиз для соблазнения мужского пола, просто лучше мочить ногу
голую, а не в одежке. Не трогай! Гляди, она синеет! Холера! Не прикасайся,
больно!

- Не прикасаюсь, не прикасаюсь, я же не врач, все равно ничего не пойму.
Может, вызвать врача? Пошевели пальцами. Можешь?

- Пальцами могу.

- Надеюсь, не перелом, только сильный ушиб. Куда деть ключики?

- Положи посередине стола, чтоб бросались в глаза. Так что там было?

- У меня создалось впечатление, что кто-то пытался добраться до твоего
багажника. А машинка молодец, воет что надо. Я порасспрашивал, удалось
выяснить, что уже часа три в гараж на твой этаж никто не поднимался, а вот с
утра там крутилось много народу: и забирали машины, и ставили в боксы. У них
гараж в пять ярусов, кто-то мог утром в толпе подняться на твой ярус,
где-нибудь переждать в укромном месте, а когда все разошлись, он и приступил
к делу.

У меня не было сомнений.

- Хотели забрать голову! Гжегож высказал свою версию:

- Или убедиться, что она еще у тебя.

- Черт побери! Надо было подкараулить...

- ...и провести там несколько суток? Интересно, для чего ты приехала в
Париж? Чтобы поселиться в гостиничном гараже?

В дверь постучали, и появился знакомый негр в сопровождении другого
служащего гостиницы. Я продолжила разговор по-польски:

- Похоже на то. Пожалуйста, ты с ними говори, у меня нет сил. В волнении
могу напутать с болезнями, выйдет, что у меня появился шестой палец на руке
или что еще похлеще. Попроси их вынуть лед из морозильника!

- Да, не очень подходящие условия для любовного свидания...

Негр, сопя, принялся за морозильник. Служащий озабоченно поинтересовался,
не нужна ли мне врачебная помощь и вообще, что же со мной произошло. Я
продемонстрировала стопу, которая и в самом деле распухла и подозрительно
принялась синеть, но от помощи отказалась. Гжегож как можно убедительнее
доказывал, что мне вполне достаточно льда, а если еще что понадобится, то он
лично доставит.

Оглушительно крякнув, негр выдрал, наконец, ледяной монолит из
морозильника, и, кажется, холодильник при этом не пострадал. В присутствии
посторонних сделала я на ногу ледяной компресс и с улыбкой отослала
обслуживающий персонал. Гжегож сел рядом.

- Как ты считаешь, полчасика без своей терапии ты как-нибудь выдержишь?

- Думаю, моей ноге это не повредит. Господи, да если бы и повредило, да
пусть она катится куда подальше, да разве могу я в такую минуту думать о
какой-то паршивой ноге?!

Разумеется, вслух я не стала такое произносить... А потом я опять сидела
в кресле, положив ногу на кровать. Хорошо, что моя гостиница - не
какой-нибудь "Ритц", расстояния между предметами меблировки были нормальные.

И я вновь обрела способность размышлять. Гжегож извлекал бутылку красного
вина из бара и хвалил администрацию гостиницы:

- Они тут у тебя молодцы, позаботились о соответствующей температуре
напитков. Жаль, никакой у тебя экскурсионной поездки по Франции не
получится, а мне почти удалось договориться, я мог бы тебя сопровождать, не
стал тебе заранее говорить.

- Ты и в самом деле думал, что я отправлюсь на экскурсию по Франции с
этим деликатным товаром в багажнике? - поинтересовалась я.

- Нет, конечно, я придумал, куда на время можно было бы поместить твою
голову.

- Только не мою!

- Похоже, судьба ополчилась на нас. Сплошные препятствия. Послушай,
может, все-таки стоит сделать рентген?

- Только в том случае, если выяснится, что я не могу вести машину.

- Вот видишь, пригодилась бы автоматическая коробка передач...

Я положила свежий кусок льда на ногу. И чтобы сразу покончить с вопросом,
прибавила:

- Ничего не поделаешь, придется тебе повозиться со мной. На третий этаж
гаража мне не подняться, тяжелой сумки не поднять, а багажника я ни за какие
сокровища не смогу открыть на людях. А тут удивятся, если я велю бою
затолкать сумку не в багажник, а на заднее сиденье автомашины. Мне бы
хотелось, чтобы ты это сделал сам и пораньше. До десяти.

- Без проблем, я и сам захочу пораньше с утра убедиться, что ты в норме,
узнать, как ты себя чувствуешь.

Кивнув, я выпила вина и вдруг ни с того ни с сего спросила:

- Послушай, Гжесь, а что с Ренусем? Где он? Гжегож не сразу понял, о ком
речь.

- С каким Ренусем?

Напомнила ему ту давнюю сцену перед зеркалом, в кафе.

- А, вспомнил! Да, был такой. И знаешь, я с ним тут столкнулся. Надо же,
совсем выскочило из памяти. А почему он тебя интересует? Вроде бы ты не была
с ним знакома.

Теперь я рассказала о сцене у витрины магазина, напомнившей мне ту,
давнюю. И возникшие в связи с этими ассоциациями кое-какие соображения.

- Так ты вновь встречался с Ренусем?

- Да, он оказался здесь, когда я приехал в Париж между двумя контрактами.
Не до него мне было, хватало своих проблем, но краем уха слышал, что вроде
бы он драпанул из Польши. Поехал на экскурсию в Вену и остался за границей.
Потом перебрался в Штаты. Смутно вспоминаю, что уже тогда говорили - он
пошел в гору, разбогател, вот только не помню, собственными силами,
занимаясь так называемым бизнесом, или получил какое наследство. Ага, вот
еще вспомнил: я даже видел его, он избавился от буйной растительности - и
остригся, и обрился, - и я первый раз увидел, как же он выглядит на самом
деле. Он что, нужен тебе?

- В том-то и дело, совсем он мне не нужен, а я никак не могу от него
избавиться, не идет из ума и все тут! Даже злость берет.

- Если очень хочешь, могу поразузнавать. Мне помнится, он в Штатах
столкнулся с Анджеем. Ты знаешь Анджея? Мы поддерживаем связь.

- Поразузнавай, пожалуйста. Хочется избавиться от него, надоел.

- Хорошо. И вообще, если тебе нужна еще какая помощь...

У меня непроизвольно вырвалось:

- Да зачем мне еще какая-то помощь? Достаточно того, что ты сам тут,
рядом - и все прекрасно.

***

Не скоро после ухода Гжегожа удалось взять себя в руки и привести в
порядок взбудораженные чувства. Да, Гжегож не подвел, его благотворное
воздействие просто удивительно. Достаточно одного сознания, что он тут, - и
мне хорошо, я счастлива, хотя он опять не мой, как и многие годы назад, но
все-таки немножко и мой. А это самое главное в жизни.

Двадцать лет мы не виделись, условились встретиться, я приехала на
свидание с человеческой головой в багажнике, потом еще ногу сломала и тем
самым положила крест на нашем романтическом свидании, а он слова злого не
сказал, напротив, сразу же стал помогать и словом и делом. Не услышала я от
него столь привычных мне упреков: вечно влипаешь в разные истории, наверняка
сама виновата, такой идиотизм только с тобой может приключиться и все в том
же духе. Нет, Гжегож сразу все понял. И так было всегда, что бы я ни
сделала, - относился к этому спокойно. Помню, раз на Познанской ярмарке
из-за меня ему пришлось носить ведра с углем в смокинге и лакированных
штиблетах. А тот случай в Черске, когда нам пришлось глухой ночью перелезать
через какие-то разрушенные стены? Опять из-за моей глупости и опять ни
одного слова упрека. Никогда я не слышала от него никаких претензий, все
исходящее от меня воспринимал как должное.

Каждый человек нуждается в похвале, добром слове, поощрении, человеку
просто не выжить в атмосфере вечных придирок и ворчанья. Если не ошибаюсь,
мы оба воспринимали друг друга такими, какие есть, на все сто процентов,
стараясь не замечать недостатков и радуясь достоинствам. Не знаю, может,
такое удавалось лишь потому, что уж больно редки были наши встречи? Потому,
что мы никогда не были мужем и женой, не жили долгое время под одной крышей?
Вот почему, столько раз страдая от того, что это не я его жена, в глубине
души сознавала: вряд ли бы мы долго продержались в качестве супругов.

Вот и сейчас в который раз уже я представляла нашу супружескую жизнь.
Общее хозяйство, изо дня в день совместные обеды и ужины... Да нет, что я о
мелочах? Кажется, у Гжегожа был очень нелегкий характер, который ему удачно
удавалось от меня скрывать, я никогда ничего тяжелого в нем не замечала.

Однажды он сказал в ответ на мои сомнения:

- Глупая! Да ведь характер человека в значительной мере обусловлен теми,
с кем человеку приходится общаться. Ты же никогда не строишь из себя невесть
что, не ленива, нет в тебе лжи и притворства, не любишь устраивать людям
пакости, всегда режешь правду в глаза. Да уж ладно, скажу, чего там, тебе
присущи честность, благородство и понимание других. Ты обладаешь огромным
чувством юмора, умна, эти качества проявляются естественно и непринужденно,
не тычешь ими в глаза. О внешности я уже не говорю. И еще ты умеешь
готовить...

Тут уж я не выдержала такого панегирика себе и перебила оратора, хотя,
честно признаюсь, слушала его с упоением.

- Ты что, спятил? Откуда ты можешь знать, умею ли я готовить? Яичницу ту,
что ли, вспомнил?

Когда-то я в спешке соорудила яичницу, оба мы были голодны, а дома -
шаром покати. Он ел да похваливал, утверждая, что такой вкусной яичница
получилась потому, что я в нее добавила сыра. Сыра никакого я не добавляла,
просто поджарила ее на сковороде с засохшими остатками предыдущей, в чем