Чтение 17–й страницы книги ~Очень в Сокольниках~

- Часа полтора. Наладил ему карбюратор, он мне стакан налил. Я Витьку
будить не стал, пошел домой, смотрю, дверь-то в особняк открыта...

Силин замолчал.

- Закурить не найдется? - спросил он.

Вадим протянул ему сигарету, взял сам. Они закурили. Несколько минут
сидели молча, следя за голубоватым табачным дымком.

Вошел Фомин.

- Все в порядке, Вадим Николаевич, сейчас привезут.

Силин посмотрел на Фомина, этот человек был понятнее ему, и у него он
сейчас искал поддержку.

- Что, Петя, замолчал, - Фомин придвинул свой стул к Силину, - давай
говорить. На полдороге останавливаться нельзя.

Силин ткнул сигарету в пепельницу.

- Значит, зашел в дом-то, гляжу, а здесь пошуровал кто-то. Я наверх.
Там плитка эта лежит да железки всякие. Я домой сбегал, колеса с
велосипеда снял, к тележке приспособил... Увез плитку ту да железки.

- Куда увез?

- В сарай. А утром Олегу Моисеевичу позвонил. Он все у меня купил за
сто двадцать рублей.

- Телефон Олега Моисеевича.

- 153-96-16.

- Так, Силин, - Вадим встал, - сейчас приедет Тараскин, мы его
пригласили. Вы с ним пойдете в лабораторию, там постарайтесь восстановить
по памяти внешность Сережи, а пока подождите в коридоре.

Силин вышел.

- Он не брал Лимарева. Вы, Павел Степанович, постарайтесь восстановить
фоторобот, я композитором займусь.

Лейтенанту Крылову повезло. Прямо сразу. Во-первых, диспетчерша,
видимо, пожалев интересного парня, нашла телефон Светланы, звонившей
Кудину; во-вторых, сменщик Олега, Кухарский, крепенький, квадратный
мужчина лет сорока-сорока пяти, только что вернулся с линии. Он подошел к
Крылову валкой походкой знающего себе цену человека, протянул широкую
твердую ладонь.

- Кухарский Андрей Степанович.

- Лейтенант Крылов.

- А по отчеству?

- Александр Петрович.

- Я само внимание, - Кухарский достал трубку, резиновый кисет, закурил.

В воздухе повис сладковатый дымок.

- Мне Надя-диспетчер сказала, что вы моим бывшим сменщиком
интересовались. Так?

Крылов кивнул. Кухарский держался спокойно, говорил насмешливо. И весь
он, в дорогих джинсах, рубашке с погонами и множеством карманов, не
нравился Крылову, вызывал в нем еще не осознанное недоверие.

- Я что об Олеге сказать могу, машину он любил, в спортивной команде,
гоночной, участвовал. Работал хорошо. Жалоб на него не было. Да это вы,
наверное, сами узнали. Я его поначалу встретил плохо. Дважды судимый,
блатной, кто такому поверит. А он парнем оказался настоящим. Конечно,
копейку любил. Да кто ее не любит?

- Я не об этом хотел вас спросить. Я...

- Нет, об этом, - перебил Крылова Кухарский, - вы, лейтенант, должны
спрашивать меня об этом. Кудин ушел из парка после того, как его задержали
ваши коллеги прямо у проходной. Взяли, а потом отпустили. Я это говорю вам
не просто как водитель Кухарский, а как депутат Моссовета.

- Депутат Моссовета? - удивленно переспросил Крылов.

- Именно, - Кухарский расстегнул карман рубашки, вынул синюю
депутатскую книжку.

Крылов взял ее, прочел. Звание депутата Моссовета никак не вязалось с
внешним видом этого человека. Кухарский был одет с показным
эстрадно-киношным шиком. Так обычно любят одеваться завсегдатаи загородных
кабаков.

- Давайте отойдем, - предложил Кухарский, - вон там, на пустыре,
лавочка есть.

Они уселись на лавочку прямо на пустыре, у рубчатого металлического
гаража.

Рядом с лавочкой валялись разбитые бутылки, пустые консервные банки.

Кухарский ударил носком начищенного мокасина банку, и она с грохотом
покатилась по земле.

- Все загадили, пьянюги, - он опустился на лавку, хлопнул по доске
ладонью, приглашая Крылова сесть рядом.

- Ну, на чем мы остановились, лейтенант Александр Петрович?

- Вы, Андрей Степанович, были недовольны моими коллегами.

- Да, недоволен, очень недоволен. Пришли, забрали и увезли. Но потом
выпустили. Как один из ваших сказал, "за недоказанностью".

- Выпустили или отпустили?

- Какая разница?

- Большая. Выпустили из-под стражи, а отпустили просто так.

- Дело не в этом, лейтенант. У Кудина жизнь была не сахар...

- Никто не виноват в том, что он дважды судим за соучастие в квартирных
кражах, - жестко сказал Крылов. - Вы на милицию обижаетесь, но ведь не мы
сажали его за руль машины, на которой перевозили краденое.

- Твоя правда, - Кухарский выбил трубку о каблук.

- Зря вы так выбиваете.

- Почему?

- Трубка у вас хорошая, из вереска, можно мундштук сломать.

- Привычка дурацкая. Но все-таки...

- А все-таки, может быть, кто-то из моих коллег был не прав, я не
отрицаю. Но ведь не просто так взяли Олега Кудина, значит, что-то
заставило предположить, что он был замешан в преступлении.

- Я, лейтенант, не знаю, для чего ты его ищешь.

Одно скажу, мы, конечно, таксисты, народ разный. И чаевые берем, и
всякое такое. Только ты в "Литературке" письмо таксиста читал, наверное?

Крылов утвердительно кивнул головой.

- У нас всякие есть. И мастера, которые в аэропортах и у вокзалов
пассажиров обирают, и те, кто "катал" - картежников возит, есть мастера,
катают по городу девиц, подбирающих кавалеров. Все у нас есть. Поборы на
мойке, взятки механикам и диспетчерам.

Кухарский снова набил трубку.

- Олег таким не был, - продолжал Андрей Степанович, - работал честно, к
гонкам готовился.

- Почему же теперь он нигде не работает? - спросил Крылов.

- Вот тебе раз! - захохотал Кухарский. - Не работает, он в Октябрьском
автоклубе ДОСААФ инструктор и механик.

- А где он живет?

- У Светланы, это невеста его. На Чистых прудах.

Поехали, я отвезу вас.

Кухарский встал.

Телефон Олега Моисеевича не отвечал, но у соседей Вадим узнал, что
композитор Лесоковский находится на даче, в Салтыковке. Номер дачи и улицу
ему подсказала лифтерша, ездившая туда убираться.

- Хорошая дача, большая, - пояснила она. - Богатая, одним словом. А
Олег Моисеевич - человек самостоятельный и непьющий. Он музыку пишет.
Вы-то откуда?

- С телевидения.

- В "Голубом огоньке" его показывать будете?

- Нет, в передаче "Человек и закон".

- А-а... - удивленно кивнула головой лифтерша.

Вадим вышел из подъезда огромной кооперативной башни, выросшей у метро
"Аэропорт", и закурил.

Невдалеке, за домами, шумело Ленинградское шоссе, из окна соседнего
дома доносился многократно усиленный голос Аллы Пугачевой, которая никак
не хотела, чтобы кончалось лето.

"Московское время двадцать один час тридцать пять минут. На волне
"Маяка" эстрадная программа... - произнес за спиной Вадима знакомый голос
диктора. Орлов оглянулся, на лавочке сидел старичок в соломенной шляпе. -
Слушайте песни в исполнении Аллы Пугачевой..."

Старичок повернул ручку транзистора на полную мощность, и все
пространство заполнил хрипловатый голос певицы. Вадим бросил сигарету и
зашагал к метро.

На станции "Динамо" в вагон вошли два юнца, длинноволосые, в вытертых
до белизны джинсах и одинаковых замшевых жилетах. Плечо одного оттягивал
магнитофон на широком ремне.

Они плюхнулись на сиденье, щелкнули клавишей магнитофона.

"Жил да был, жил да был, жил да был один король", - сообщила пассажирам
Алла Пугачева.

Вадим встал и шагнул к двери. Ему очень хотелось подойти к этим
пацанам, взять магнитофон и грохнуть его об пол.

"Правил он своей страною и людьми..." - кричала певица.

Сквозь электромузыку прорвался голос: "Станция "Белорусская".

Орлов вчшел, так и не узнав до конца трогательную историю королевской
любви.

На площади стояли такси. Вадим подошел, сел на заднее сиденье.

- Добрый вечер.

- Добрый, - ответил шофер.

- В Столешников.

Таксист повернул рукоятку таксометра, потянулся к портативному
приемнику, висящему у дверцы.

"Если будет Пугачева, я его убью", - подумал Орлов.

"...Ах, какая досада, - выкрикнул из транзистора Озеров, - такую
возможность не использовал лучший бомбардир сезона..."