Чтение 17–й страницы книги ~Московский полет~

русский эмигрант.

О! Действительно? Рад познакомиться. Что вы пьете, Дайана?.. --
Извините, вы из Техаса?

Нет, Колорадо! Роберт Макгроу, издатель. А вы?-- Мичико Катояма, "Japan
Network News"...-- Рад познакомиться. А это мистер Плоткин, он русский. Он
не был в России десять лет, а теперь едет с нами. А это Норман Берн, public
defender из Флориды. Что вы будете пить, Мичико?..

Хай, тут свободно? Я Дэнис Лорм, syndicated columnist. Только что
прочел в "Бильд": завтра в Москве будет первое заседание ельцинской
оппозиции. Вы читаете по-немецки! О, конечно, я читал книги Плоткина, я же
специалист по России! Нет, спасибо, я не пью алкоголь. Кстати, мистер
Плоткин, вы знаете, что ваша книга "Атака на Швецию" до сих пор продается в
лондонском аэропорту. Я сам видел неделю назад...

Мистер Плоткин, меня зовут Ариэл Вийски. Только не "виски", а "Вийски".
Я из Южной Дакоты, профессор политологии в Dennis University и регулярно
пишу в "Dennis Chronicle". Скажите, в Москве можно пить водопроводную воду?
Вы пили? Но все-таки лучше пить минеральную, правда?

А какие шансы у балтийских республик выйтииз СССР? Вы когда-нибудь были
там? Что? Служили в армии в Эстонии? Братцы, давайте сдвинем столы, а то
здесь не слышно...

Они сдвигали столики к моему столику и задавали мне вопросы.
Обменивались визитными карточками и задавали мне вопросы. Шумно встречали
европейских журналистов, которые присоединились к нашей группе в Вене, и
задавали мне вопросы. Угощали друг друга дринками и задавали мне вопросы.
Начинали флиртовать с дамами и задавали мне вопросы.

А у вас есть семья? -- А если в Москве менять деньги на улице -- это
опасно?

А вы уже американский гражданин? -- А что вы думаете про русских
националистов и про эту организацию, как ее -- "Память"? -- Но в Ленинграде
воду пить нельзя, правда?-- А вы знаете про шахтерские забастовки в России?
Самые сильные игроки довольно быстро поняли, что из меня не вытянешь
материал для статьи, и оставили мяч на полу для игроков среднего калибра. Но
в каждой группе именно среднее звено рано или поздно определяет своих
лидеров и шутов. В нашей группе лидеров еще не было, а на роль если не шута,
то юродивого было сразу два кандидата -- Ариэл Вийски с его поминутными
вопросами "а мы не опоздаем на посадку?" и "можно ли пить воду в Москве?" и
ваш покорный слуга. И, кажется, я лидировал.

О, Вадим, ваш английский вполне хорош! Если бы я могла так говорить
по-русски! Между прочим, познакомьтесь, это мой муж Грегори Огилви, мы
преподаем в "Вилым и Мэри колледж", Вирджиния. А чем вы зарабатываете на
жизнь? Вы пишете в газету?

А почему вы нс эмигрировали в Израиль? -- А сколько вам лет?

Вы родились в Баку? Где это -- Баку? О, это же там, где национальный
конфликт!.. -- Вадим, еще пива?

Как называется его книга? "KGB's dogs"? Вадим, а вы уверены, что вас
пустят в Россию после такой книги? -- Они же дали ему визу!

Ну и что? Они могут устроить ему провокацию, как Нику Данилоффу. Вы же
знаете КГБ! Я думаю, мы должны о нем позаботиться. Чтобы он там не оставался
один. Мистер Вудстон! Барри! Это верно, что у нас назначена
пресс-конференция с генералом КГБ?

Абсолютно! 3автра, в 12.00. И еще, друзья! У нас будет встреча с
лидерами русского национально-религиозного возрождения! Но это тайно от КГБ,
прошу иметь ввиду!

О, как интересно! Мистер Плоткин, вы когда-нибудь были в КГБ?

Нет, но собираюсь побывать. Я хочу задать им пару вопросов.

О чем?

Well, одиннадцать лет назад они арестовали мой фильм. Я хочу узнать,
есть ли он у них.

Как это "арестовали фильм"? Арестовать можно человека, не фильм.

В СССР можно арестовать что угодно...

Еще одно объявление, друзья! -- крикнул Барри Вудстон. -- Внимание! В
Москве, в нашей гостинице я заказал аренду сейфа. Если кто-то имеет при себе
драгоценности или ювелирные изделия...

Через час я начал различать, кто из них кто. Конечно, легче всего было
запомнить Роберта Макгроу из Колорадо -- это был двухметровый голубоглазый и
громкоголосый мужчина в ковбойской шляпе, в ковбойских сапогах и с широким
ковбойским поясом на белых джинсах. Его пояс и сапоги были декорированы
серебряными заклепками, а белая рубашка -- цветными вышитыми узорами. И хотя
ему было куда больше шестидесяти, он пил, мне кажется, все подряд -- виски и
пиво, джин и пиво, бренди и пиво и так далее, но его крупное загорелое лицо
совершенно не менялось от количества алкоголя. Правда, по мере нагружения
дринками он все ниже расстегивал кнопки на своей рубахе, обнажая
медно-загорелую грудь, покрытую седым пушком...

Вровень с ним пила только Дайана Тростер из "Хантсвилл войс", Алабама.
Но она пила только водку со льдом, ничего, кроме водки. И, в отличие от
Роберта, после каждого дринка на ее тонком лице выступали белые пятна, а
после пятого или шестого стакана ее лицо побледнело целиком и на длинном
носике появились росинки пота. Но она аккуратно промокнула их салфеткой и
заказала себе новый дринк.

Сэм Лозински -- стройный, сорокалетний, в темном блейзере и строгом
галстуке полковник и редактор "Военных новостей" шестого Американского
флота, а также Норман Берн -- невысокий, но крепко сбитый, с живыми
бархатными глазами адвокат- защитник из Флориды, и молчаливый тяжеловес Джон
0'Хаген, мэр города Мэдисон из штата Охайо, . пили поровну -- примерно один
дринк в пятнадцать минут. С такой же скоростью поглощала дринки наша
молодежь -- шестеро 25-летних журналистов из Вашингтона, Лос-Анджелеса и
Торонто, которые еще в нью-йоркском аэропорту объединились вокруг очень
симпатичной Моники Брадшоу, полуфранцуженки- полушотландки с карими глазами
и хорошенькой фигуркой. На плечиках своей кегельной фигурки Моника постоянно
носила целую тонну фотоаппаратуры -- она была фотокорреспондентом какого-то
питтсбургского журнала.

Не больше двух дринков за все время нашей стоянки в Вене выпили
администратор нашей делегации Барри Вудстон и совсем молоденький, в джинсах
и сникерсах, черный журналист из Нью-Йорка Гораций Сэмсон, который трижды
спросил меня, почему я эмигрировал в США, в не в Израиль.

При этом количество вопросов было обратно пропорционально количеству
выпитых дринков. То есть, больше всех меня допрашивали те, кто пил только
минеральную воду -- Ариэл Вийски, профессорская пара Огилви из "Вильям и
Мэри колледж", четверо японцев и похожий на австралийского медвежонка
вундеркинд Дэнис Лорм, который, кажется, знал о России абсолютно все --
цифры безработицы, алкоголизма, численности КГБ, национального дохода,
количества политзаключенных и так далее до процентов татарской, шведской и
еврейской крови у Владимира Ленина и размеров пигментного пятна на голове
Горбачева.

По данным ЦРУ, военный заговор против Горбачева невозможен, но
консервативное крыло партийной номенклатуры, с помощью саботажа в снабжении
населения продуктами) создает в стране настроения, на гребне которых они
могут в будущем опрокинуть всю перестройку...

Вот так, словно по- писаному, Дэнис мог говорить, не замолкая, и при
этом поминутно поворачивался ко мне за подтверждением: "Верно? Вы согласны?
Так?..". Даже когда нам объявили посадку, он, наспех досматривая кипу
немецких, французских и английских газет, продолжал без остановки:

Я согласен с вами на сто процентов! Горбачев начал перестройку, чтобы
немножко починить старую систему. Абсолютно! Но когда он открыл капот
советской экономики, то увидел, что там все сгнило и по всему телу системы
-- метастазы рака. Однако сам он такой же продукт системы, как Хрущев или
Брежнев, и боится оторваться от КГБ и партийной бюрократии...

Под это журчание и в окружении всей нашей группы я пошел на посадку в
самолет, совершенно забыв, что это последняя остановка перед Москвой. Перед
Москвой! Где-то сбоку, поодаль, промелькнула вывеска "Lost and Found", и я
по касательной вспомнил, что десять лет назад это была первая в моей жизни
вывеска, которую я самостоятельно прочел по-английски, усмотрев в ней
какой-то скрытый шифр всей своей жизни Но уже в следующий миг поток нашей
делегации увлек меня дальше. И я -- так же мельком, с недоумением -- подумал
что этот аэровокзал как-то ужался за десять лет, стал меньше. Но предаться
воспоминаниям я уже не успел -- мы входили в наш "Боинг".

Всего два часа назад мы сидели в нем, разбросанные по всему салону, и
выходили в Вене совершенно незнакомыми, разрозненными людьми. А теперь, неся
в руках свои недопитые дринки, мы вошли в самолет одной шумной компанией, на
ходу обсуждая европейские события, политику Белого Дома, роспуск венгерской
компартии, рост цен на бензин и еще черт- те что вплоть до вкуса немецкого
пива. И я был в эпицентре этого клубка реплик, монологов, шуток, касаний
плечом и паров алкоголя. Не прерывая разговоров, мы расселись в салоне одним
плотным массивом, почти бесцеремонно меняясь местами с пассажирами не из
нашей группы, и только после взлета я вдруг осознал, что елки-палки! -- я
лечу в Москву, в Москву!

Но страха не было.

Я даже с удивлением поискал его. внутри себя, потом глянул в
иллюминатор -- неужто мы уже летим? И тут же встретил вопросительный взгляд
флоридекого Нормана Берна.

Бдим, не беспокойся! Если что -- я буду твоим адвокатом! -- сказал он.
-- Чиирс!

Мы чокнулись. И в тот же миг о наши стаканы ударил стакан полковника
Сэма Лозинского.

Имей в виду. Бдим, -- сказал он. -- Шестой американский флот на твоей
стороне!

Спасибо.

Бэлл, Бдим... -- неторопливо произнес с заднего сиденья
двухсоткилограммовый Джон 0'Хаген, городской мэр Охайо. Кажется, он впервые
открыл рот за все время нашего полета. Но слова его прозвучали увесисто. --