Прохоровича к Федору Ивановичу заметно потеплело, и он дал согласие че-
рез годок-другой переехать к ним, обзавестись дачей и сделать из Валери-
ка настоящего мужчину, будущего моряка.
лый год в море могут болтаться только законченные кретины, а последний
рубщик мяса на рынке получает больше первого помощника капитана. Он за-
писал каракулями сокращенно: "Про Крит, в мор. ры. ", затем потребовал у
отца электрическую железную дорогу - совершенную диковину по тем време-
нам, стоившую баснословную, опять же по тем "старым" деньгам, сумму -
триста рублей, и поэтому же много месяцев невостребованно стоявшую в
витрине центрального магазина игрушек.
езде домой сдаст эту маленькую сволочь эвакуатору, а если она хоть слово
скажет деду, то оторвет голову прямо здесь, не откладывая.
любимого внука, кем он собирается стать, когда вырастет, дедушка спро-
сил, и Валерик, привстав на носочки, принялся вытягивать: "Ру-у-у... Па-
па, скажи, кем? - и опять: - Ру-у-у..."
тебе дорогу...
уверен в успехе.
и часы, и бутсы, и аквариум, и железную дорогу? Отец подтвердил: да,
куплю, и отвел взгляд.
да и глаза у родителя были злыми и ничего хорошего не сулящими. Скорее
всего начнет драть еще в поезде, а дома рассчитается сполна за месяц
страха и унижений. Надо было срочно застраховаться. И Валерик придумал,
как это сделать.
пути домой отправлять. Ладно?
глазах - признак, как он считал, старческой сентиментальности. Но внук
смотрел не на него, а на своего отца. И остался доволен тем, что увидел.
го, кроме футбольного мяча, не купил. Книжку в зеленом переплете отоб-
рал, внимательно осмотрел, но разобраться в каракулях и сокращениях не
сумел и только спросил:
вать, синим - что маме.
разодрал в клочки и выбросил в мусорное ведро. Перекурив, подозвал Вале-
рика, глянул по-новому, с интересом:
лым. - Только на своих не приучайся катать... Не дело!
тертого кошелька трехрублевку.
шения отца и сына коренным образом переменились. И точно - ни наказаний,
ни упреков; бесследно и навсегда растаял образ зловещего эвакуатора.
ная, а отец под боком, весь на виду.
тетрадь (он почему-то снова выбрал зеленый переплет), аккуратно разгра-
фить листы и привезенной дедом из Италии четырехцветной шариковой ручкой
- невиданным никелированным чудом, приводившим в изумление соучеников, -
вести учет их провинностей. Мера была вынужденной: удержать в памяти
сведения обо всех тридцати одноклассниках Валерик просто не мог.
уроке и получит пятерку, то проваляет дурака и, поскольку дома учебников
обычно не открывал, так же легко схлопочет двойку. Точные науки вообще
не осиливал, не скрывал этого, даже кокетничал - дескать, у меня гумани-
тарный склад ума! Общественные дисциплины тоже не учил: нахватывался
вершков из газет и радиопередач, умел подолгу разглагольствовать и счи-
тал, что этого достаточно. Некоторым учителям импонировала его манера
держаться, говорить уверенно и свободно, не соглашаться с доводами учеб-
ника, затевать дискуссии. Другие искали глубоких знаний, не находили и,
раздражаясь, считали его демагогом, пустышкой с хорошо подвешенным язы-
ком. В результате Золотов выглядел фигурой противоречивой: двойки со-
седствовали с пятерками, иногда в учительской вспыхивали вокруг его фа-
милии мудреные педагогические споры.
жет, поэтому и сделал ставку на спорт. В девятом классе подходил к пер-
вому взрослому разряду, стал одной из достопримечательностей школы: гра-
моты, кубки, статьи в местной газете.
было ни одного: одноклассники предпочитали держаться на расстоянии. Зо-
лотов злился, про тетрадку в зеленом переплете никто не знает, да и не
ведет он ее давно, занят, а главное - необходимости нет... Как же они
просвечивают его насквозь? Обидно!
това, напомнив после пропажи классного журнала, что в прошлом году тот
грозился сжечь его к чертовой матери. Видно, нажаловался, а она смекну-
ла, что к чему... Смотрит презрительно, губы поджимает, будто намекает:
подожди, выведу тебя на чистую воду! Вот дрянь! Надо что-то делать...
дочку, да завел листок на Фаину. Тут как раз у отца на работе неприят-
ности приключились: сожрать его хотели, да подавились - пришел до-
вольный, как таракан, полез в сервант и хоп! - вынимает толстенную ам-
барную книгу, бух на стол, чуть ножки не сломал. "Спасибо, говорит, сы-
нок, что надоумил, а то бы схарчили, как пить дать! Ан нет!"
черным, красным, синим, зеленым. Только порядка больше: странички проши-
ты, пронумерованы, записи в рамочках аккуратных, с какими-то стрелочка-
ми, условными значками и пояснениями.
рет против Федора Ивановича Золотова?! Нет, захребетники, кишка тонка!
рать, вместе письма к деду, будто от Валерика, составляли. На досуге
толковали серьезно о том о сем: как много сволочей кругом, так и норовят
кусок из руки вырвать да еще палец оттяпать. Свое, кровное, и то просто
так не получишь - надо изо рта выдирать, из глотки. В основном отец
рассказывал, Валерик иногда вставит чего про Берестова, про Фаину, папа-
хен внимательно слушает, выругает их, сволочей, да они еще не страшные,
скажет, вот послушай...
живать надо друг дружку! И мать - серую тихую мышку приструнивать, без
этого порядка в доме не будет!
ла с тетей Маней два часа, вместо того чтобы стирать, как упустила ложку
в молоко и рукой вылавливала, как котлеты сожгла, добро в мусор пришлось
выбрасывать...
ее напротив сажать, поучать, рассказывать, кто она такая есть, только
что эвакуатором не пугал.
поправлял, она попервой возмущалась: молод еще, мало я от отца наслуша-
лась! Даже слезу раз пустила. Да потом ничего, попривыкла. Федя, Вале-
рик, Валерик, Федя... С одинаковым почтением к обоим. И правильно: поня-
ла, что к чему.
Фаину за проницательность злился, но с ней все ясно: графа заведена, с
физруком они взглядами прямо облизываются - остальное дело времени.
страшный, бестелесный тычет огненным перстом, обличает, и открываются
глаза у окружающих, перекашиваются рты, клыки вылазят, пальцы когтистые
в кожистые кулаки сворачиваются, сейчас крикнет кто: "Ату его!" - и раз-
дерут в клочья, бежать надо - двинуться не может, проснуться - тоже не
получается.
точно его сон!
го яйца дело о несчастных двадцати рублях, на которые он собирался сво-
дить ту тварь в ресторан.
латься) серенькие посредственности торопливо, пока не забыли, выплевыва-
ли заемные слова осуждения.
шеннолетних, прокуратура... Судилище за судилищем, каждый раз его, зат-
равленного волчонка, распинали на позорном столбе и исключали, исключа-
Флинт Эрик
Корнев Павел
Куликов Роман
Маккарти Кормак
Земляной Андрей