Чтение 17–й страницы книги ~Татуированная кожа~

произнес:

- Не допускай ошибок, сынок. Имей в виду, они только этого и ждут...

Вечером он ушел на вокзал, не разрешив себя провожать. Проснувшись ночью,
Володя услышал, как мать приглушенно всхлипывает в подушку.

* * *

В аттестате зрелости у него было всего три пятерки: по физкультуре,
первоначальной военной подготовке и немецкому языку. Последняя считалась
самой ценной - до сих пор Клавдия Ивановна считала, что на высший балл знает
только она сама. Троек тоже оказалось немного: рисование, химия и география.
По меркам их выпуска, результат считался неплохим.

К моменту окончания школы Володю уважали и соученики, и все пацаны
микрорайона. Причиной тому, конечно, была не хорошая учеба, а успехи в
драках, в которые с восьмого класса он ввязывался с большой охотой.
"Двойка", исполненная под руководством Пастухова в заплеванной подворотне,
сформировала личность Вольфа больше, чем годы, проведенные в боксерском
зале. Она связала силу и технику удара не с гулким тренировочным мешком и не
с очками, присуждаемыми рефери, а со страхом в выпученных глазах противника,
мягкой податливостью его тела, рефлекторно выскочившим языком, короче - с
настоящей победой, которая не присуждается судейской коллегией, а берется
своими руками без чьего-то посредничества.

После первого опыта он несколько раз приходил к Филькову в общагу и
дрался на темных пустырях стенка на стенку, или вдвоем-втроем против
пяти-шести. Численный перевес всегда был на стороне пьяных или обкурившихся
жителей "нахаловки", потому что инициатива исходила от них, но точные и
сильные удары боксеров компенсировали это преимущество. К тому же оказалось,
что печальный пример нокаутированных сотоварищей мигом охлаждает пыл
остальных и они, неожиданно протрезвев, покидают поле боя.

Несколько раз Фильков предлагал "ставить удар" на случайных прохожих, но
Володя категорически отказывался. Не захотел он и драться на стороне Кента
против "кильдюмских", хотя придумал для отказа какой-то благовидный предлог.

В девятом классе Вольф стал ухаживать за Симоновой, перейдя дорогу Вальке
Ромашову из десятого "Б". Тот считался приблатненным и водился с
"мясокомбинатовской" кодлой, школьные пацаны боялись его как огня. Как-то
после вечера танцев к подъезду школы подошел десяток отпетых хулиганов,
вооруженных палками и цепями, верховодил в этой компании дважды судимый
Бычок, он стоял посередине, засунув руки в карманы, лыбясь щербатым ртом и
выплевывая семечную шелуху на опасливо пробирающихся вдоль стенки
школьников. Ромашов держался в сторонке, будто он здесь вовсе и ни при чем,
только губы его змеились в загадочной торжествующей улыбке.

Все знали, что "мясокомбинатовские" пришли "гасить" Немца, и он тоже об
этом узнал, но деваться было некуда. Хотя Саша Погодин предложил ему
выдавить стекло в туалете и по пожарной лестнице спуститься в темный двор, а
оттуда через забор рвануть домой, но Вольф не согласился: слишком сложно, не
факт, что уйдешь, а если и уйдешь - все равно потом поймают.

Довольно спокойно Володя вышел на улицу: боевой опыт помогал преодолеть
страх - он знал, что если не отобьется, то убежит, не убьют ведь, в худшем
случае получит несколько ударов, но это дело привычное...

- Здорово, Немец! - возбужденно выкрикнул Ромашов и, не удержавшись,
взглянул на Бычка - понял ли тот сигнал. Тот сигнал понял, и стоящие поодаль
в ожидании зрелища школьники поняли - сценарий-то стандартный: сейчас Бычок
отзовет Вольфа в сторону, скорей всего в темноватый и пустынный двор, следом
подтянутся остальные и "замесят" обреченную жертву. Погодин потом
рассказывал, что у него даже мороз прошел по коже.

Но Вольф сам шагнул к Бычку.

- Слышь, чувак, дай закурить, - пританцовывая, будто от холода, сказал
он.

- Что?! - Бычок ошеломленно вытаращил глаза.

- Закурить...

Резкое движение руки, кулак скользнул по небритому подбородку, костяшки
угодили прямо в нокаутирующую точку, и Бычок обмякшим кулем рухнул вперед,
прямо Вольфу под ноги. Тот опасливо отскочил.

- Гля, чего это он? - недоумевающе спросил Вольф у следующего - рыжего
крепыша с надетой на запястье веревочной петлей от палки - чтоб не выскочила
из вспотевшей ладони. - Больной, что ли?

- Хы, - тот или не понял, или не успел осознать, что произошло, и
бессмысленно пялился на недвижное тело вожака.

Вольф опять сделал резкое движение и снова попал удачно - рыжий повалился
рядом с Бычком. То ли оттого, что падали они, не опрокидываясь навзничь, как
обычно в драках, то ли потому, что происходящее не укладывалось в привычный
сценарий подобных игр, но остальные будто впали в транс, загипнотизированно
рассматривая тела товарищей и явно не связывая их состояние со смирно
стоящим Вольфом.

- Тю! - Володя удивленно развел руками перед худым парнем со злым лицом и
тихо позванивающей цепью в дрожащем кулаке. - Может, надо "Скорую" вызвать?

На этот раз он промахнулся и попал в скулу, худой развернулся вполоборота
и, хлестнув в падении цепью кого-то из своих, опрокинулся на спину.
Спектакль закончился. Вольф рванулся вперед. Удар! Удар! Еще удар!

Двое упали, один скорчился, зажимая разбитую сопатку, остальные, позабыв
про цепи и палки, бросились бежать. Быстро, но не суетливо Вольф пошел в
другую сторону, через проходной двор вынырнул в кривой, с разбитыми фонарями
проулок и вернулся обратно, наблюдая из темноты за дальнейшим развитием
событий. На месте происшествия уже распоряжалась директриса, и ее гулкий
голос разносился по всей округе.

- Раз это не наши - срочно вызовите милицию! Смотрите: палки, цепи... Кто
их сюда привел?

- Безобразие! - в унисон кипятился Псиныч. - Они тут друг друга убивать
будут, а пятно ляжет на всю школу!

Прочухавшийся Бычок с товарищами по несчастью не стали дожидаться милиции
и, пошатываясь, вытирая кровь и матерясь, побрели в сторону набережной.
Зеваки расходились. Вольф выделил в толпе фигуру Ромашова и по другой
стороне двинулся следом.

Назавтра школа гудела, как растревоженный улей. Подвиг Немца передавался
из уст в уста, обрастая все новыми и новыми деталями и подробностями.
Печальный вид Ромашова, который пришел только к третьему уроку весь в
кровоподтеках и шишках, подтверждал достоверность этих рассказов. А после
занятий к школе подошел Фильков с дружками из общежития, которые по виду
мало уступали "мясокомбинатовским". Вольф присоединился к ним, и пацаны
битый час рассказывали анекдоты и смеялись, поплевывая под ноги и ожидающе
поглядывая по сторонам. Эта компания встречала Володю еще несколько дней, но
заинтересованная сторона не сделала попытку взять реванш.

К окончанию школы Володя имел рост сто восемьдесят три сантиметра и весил
восемьдесят килограммов. Последние годы он усиленно занимался атлетической
гимнастикой и теперь весь бугрился мышцами. Рывкин был этим недоволен,
считая, что излишняя мускулатура снижает резкость удара, но Володя выполнил
кандидатский норматив и считал, что достиг своей вершины в боксе. Можно,
конечно, идти выше, но зачем? Теперь он был уверен в себе, пользовался
уважением сверстников, да и взрослых мужиков, а уличная шпана никогда не
спрашивала у него закурить.

Книжки с комплексами силовых упражнений ему дарил Александр Иванович, но
в девятом классе их дружба закончилась, причем совершенно неожиданно: отец
встретил их в парке Революции и устроил комсомольскому работнику настоящий
скандал.

- Я же вам говорил, чтобы вы оставили сына в покое! - кричал Генрих,
петушком наскакивая на крепкую фигуру Александра Ивановича.

Тот был моложе, выше и явно сильнее, но почему-то стушевался и отступал
на шаг при каждом наскоке, растерянно бормоча что-то вполголоса, так что до
Володи доносились только интонации оправдания. Наконец Александр Иванович
кивнул, помахал Володе и, не оглядываясь, ушел.

- Что случилось? - спросил Володя. - Ты его знаешь? И что ты против него
имеешь? Хороший мужик!

- Все они хорошие! - Генрих нервно дернул шеей. Хрустнули позвонки. -
Когда спят зубами к стенке!

В объяснения он вдаваться не стал, только больше Володя Александра
Ивановича не видел.

Генрих уже не работал в жэке: последний год он был бригадиром аварийной
бригады райжилуправления и, как сам объяснял, теперь приравнивался к
сотрудникам местной власти: исполкома, коммунхоза и других районных служб.
Подтверждением его слов явился тот факт, что вскоре они получили новую
квартиру - двухкомнатную, изолированную, на пятом этаже только что
отстроенного дома на Богатяновском спуске. Это считалось большой удачей.
Когда они съезжали из коммуналки, Фаина Григорьевна Розенблит по-хорошему
завидовала и плакала оттого, что лишается замечательных соседей. Надя
Караваева, почернев лицом, скрежетала зубами и вполголоса проклинала
проклятую немчуру.

Почти сразу после выпускного вечера Вольф получил повестку на призыв в
армию. Проводы отметили скромно: Лиза запекла в духовке свиной окорок,
наготовила салатов, Генрих купил бутылку водки и бутылку портвейна, в гости
позвали Витьку Розенблита с матерью, Погодина, Филькова и Катю Симонову с
подружкой, но девчонки почему-то не пришли.

- А дядя Иоган почему не приехал? - вдруг вспомнил Володя. - Что-то он
давно не появляется...

- Много дел, - мрачно сказал отец. - Бесконечные разъезды. Некогда ему.

С мясом разделались довольно быстро, спиртное тоже подошло к концу.
Володя пил лимонад, он вообще не был приучен к выпивке. Настроение было
плохим: может, потому, что не пришла Катя, может, от предстоящего разрыва с
привычным миром и образом жизни. Два года неизвестности пугали...

- Очкуешь, пацан? - проявил неожиданную прозорливость Фильков. Он принес
бутылку вина с собой и, не найдя компаньонов, выпил ее в одиночку. - В какие
войска идешь?

- В десант вроде...