Чтение 17–й страницы книги ~Золотой песок~

- Ох, не спрашивай, сынок, - он тяжело вздохнул, поохал немного и
шепотом, в самое ухо, произнес: - Бандиты, вот кто!

- И зачем им это?

- Они знают зачем... Не надо, сынок. Нехороший это разговор. Не нужный,
ни тебе, ни мне... А то давай не в сторожке, давай прямо у нас, - заговорил
он, оживившись после долгой паузы, - мы с матушкой моей все равно вдвоем.
Завтра баньку тебе истопим. Ты здесь встречаться с кем должен? Или так, сам
по себе будешь смотреть нашу природу?

- Я сам по себе. Мне, собственно, даже не природа нужна, а места бывших
лагерей.

- Вот оно что! Так какая же это экология? Это по-другому называется, -
быстро произнес батюшка и ускорил шаг.

За холмом показался светлый купол с крестом. Храм действительно был как
новенький. И дом священника выглядел внушительно. Бревенчатая
изба-пятистенка с блестящей жестяной крышей, с кирпичной новенькой трубой.

- Затопила матушка-то. И правильно. Холод такой. Заходи, Никита, не
стесняйся.

Матушка, Ксения Тихоновна, оказалась кругленькой румяной старушкой,
хлопотливой, разговорчивой ни минуты не могла усидеть, даже когда стол был
накрыт и все готово к ужину. К появлению гостя из Москвы отнеслась без
всякого удивления и с такой радостью, что Никите стало неловко.

- Мы скучно живем. Сыновья навещают редко раз в году, а внуки и того
реже. Все одни да одни. Приход маленький, иногда служить приходится в пустом
храме. Да ты капустки бери, рыбки попробуй. Сама коптила.

Никите пришлось подробно рассказать про своих родителей, про бывшую жену
Галину и дочку Машу, и даже объяснить, почему развелся семь лет назад.
Стандартная формула "не сошлись характерами" любопытных стариков не
устроила.

- Не любили друг друга, женились из-за ребенка, но все равно не
получилось семьи.

- Венчались? - сочувственно поинтересовалась матушка.

- Нет.

- Вот потому и не получилось. Венчаться обязательно надо. Так ты о чем
писать-то собираешься?

- О бывших лагерях.

- И чего же в них такого интересного? - пожала плечами Ксения Тихоновна.
- Тем более в наших местах до сих пор работают заключенные. Он не бывший,
лагерь-то, а самый настоящий. Действующий.

- Ну-ка, мать, погляди, картошка у тебя там не горит? - легонько хлопнув
ладонью по столу, повысил голос отец Павел. - И заслонку приоткрой, дымит.

- Молчу, молчу, отец, - старушка испуганно зажала рот ладонью и бросилась
к печке.

- Вот ведь баба, язык без костей, - проворчал отец Павел, - я тебе,
Никита, прямо скажу. В нашу зону не лезь. Целее будешь. Вот, в Помху езжай,
там рядом лагерь небольшой, заброшенный. Фотографируй, описывай сколько душе
угодно.

- А что у вас? - тихо спросил Никита.

- Тех двоих видел на пристани? Вот такие у нас и хозяйничают. Я же
сказал, бандиты, - старик перешел на шепот, перегнулся через стол, - если
узнают, что ты из Москвы, да еще писать собираешься, фотографировать, живым
отюда не уедешь. И учти, я не пугаю. Как говорю, так и есть. Лицо у тебя
хорошее. Не знаю, чего тебе надо на самом деле, может, ты из милиции, из
прокуратуры, меня не касается. Ты мне в сыновья годишься по возрасту. И я
тебе по-отцовски советую, не суйся туда. Да и не получится. Там охрана,
проволока под током.

- Значит, все-таки прииск? - задумчиво произнес Никита. - Золото...

- Какое золото? Нет его давно, - быстро пробормотал старик и
перекрестился, - прости, Господи...

- Вы сами были там?

- Не вводи во грех, не могу я врать, - старик поморщился болезненно, - но
рассказать тоже не могу. Мне видишь, как рот-то заткнули. Храм
отреставриро-вали, денег отвалили и на дом, и на утварь церковную. На, поп,
подавись, только молчи. Был я там. Близко, правда, не подходил, но видел их.

- Кого?

- Несчастных этих. Рабов. Вот кого. Вертолет как раз сел, их выводили.
Площадка-то не на самом прииске, подальше. Вышли они, смотрю, странные
такие, не шабашники, не зеки. Женщины, подростки, мужчин совсем мало. И
одеты все хорошо. Очень даже хорошо, по-городскому- Только лица какие-то
особенные у них. Знаешь, как будто бесноватые они. Глаза застывшие глядят в
одну точку, бледные все. Я смотрю - ну какие из них работники? Хотел даже
подойти, тогда еще охраны серьезной не было, только все начиналось, пять лет
назад. Я как раз к леснику приехал, к Николаю Царствие ему Небесное. Помирал
он, и надо было исповедать, причастить. А домик их стоял совсем близко от
вертолетной площадки. Вот я и посмотрел на первых старателей. Правда, нас с
Клавдией, с лесничихой живо заметили, отогнали, мы сначала думали, прибьют
совсем. Но ничего, обошлось. Только потом пришли ко мне двое, прямо в храм,
и был у нас разговор. Все, говорят, получишь, поп, только молчи. А видишь,
болтаю, старый дурак. Грех-то какой. Искушение. И молчать грех, и не молчать
- тоже... Вот я тебе рассказываю, а сам думаю, что случись .с тобой - опять
же я виноват...

Ксения Тихоновна все это время молча возилась у печки, только шумно
вздыхала и наконец подала голос.

- Хватит, отец. Может, их ищут, этих страдальцев, а мы молчим с тобой
столько лет, греха не боимся. Кто-то ведь должен знать. Вчера Клавдия за
хлебом приезжала, говорит, там могилу братскую размыло, вниз по течению.
Человек двадцать, не меньше, Царствие Небесное. Они хорошо сохранились,
женщины молодые, детки-подростки.

- Клавдия - это лесничиха? - быстро спросил Никита.

- Она самая, - кивнул отец Павел, - домик ей перестроили подальше от
площадки, одна там живет.

- Как мне до нее добраться?

- И не вздумай! - старик помотал головой. - А увидит кто?

- Она здесь еще, Клавдия, - пробормотала Ксения Тихоновна, ни на кого не
глядя, - у снохи ночует. Завтра на рассвете назад пойдет. Двадцать
километров пешком, - мрачно добавил отец Павел, - раньше мерин у нее был,
так она на телеге ездила. Теперь издох мерин, ходит пешком. Она привычная, а
ты городской, не осилишь.

- Если что, Клавдия скажет, племянник, - прошептала Ксения Тихоновна, -
из Синедольска племянник...

Глава 6

- Эй, командир, ты живой, в натуре, или как? - Голос звучал совсем
близко, и отдавался в голове тупой болью. Егоров с трудом разлепил веки.
Сквозь пелену метели маячили над ним два больших темных пятна.

- Ну ты чего, мужик, в натуре, перебрал, что ли?

Вставай, замерзнешь.

- Я не пил, - хрипло произнес Егоров, - на меня напали.

- Ограбили? Так, может, это, "Скорую" вызвать?

- Не надо. Который час?

- Двенадцать.

- Дня или ночи?

- Ты что, ослеп, что ли, командир? Ночь, в натуре.

Спать пора.

Вдали светились толстые прозрачные колонны-аквариумы, в них плавали,
радужно переливались огромные рыбы. Они смотрели прямо на Егорова. Одна
выпячивала губу и напоминала Гришку Русова. Другая щурила глаза и была
похожа на плосколицего лысого гуру. Иван Павлович попытался встать на ноги,
сделал резкое, неловкое движение и тут же обмяк.

- Слышь, командир, живешь-то далеко?

- Не очень.

- Деньги остались какие-нибудь, или все вытащили?

- Не знаю.

- Ну ты даешь, в натуре! Не знает он! Посмотри проверь.

Ему помогли встать. Он нащупал бумажник во внутреннем кармане летческой
шинели, вытащил, раскрыл. При зыбком свете далекого фонаря пересчитал
несколько купюр.

- А говоришь, ограбили. Бумажник-то на месте. Ладно, давай нам сотню,
вон, у тебя там еще два полтинника есть. Один на такси, другой на завтра,
чтоб опохмелиться.

Он так и не разглядел их лиц, но понял, что это были мальчишки, не старше
восемнадцати. Пьяненькие, веселые, они взяли у него сотню, вывели на дорогу,
поймали машину и исчезли в сизой ночной метели.

Следующие два дня Егоров пролежал дома с высокой температурой. Один раз к
нему в комнату заглянул Федя, принес чаю с лимоном. Потом они все трое
исчезли до позднего вечера. В последнее время они вообще все реже бывали
дома, только ночевали.

Поправился Егоров быстро. Удар по шее, как и в прошлый раз, не имел
никаких последствий, не осталось даже слабого синяка. Через два дня, вполне
здоровый и даже отдохнувший, он отправился в рейс. Когда вернулся, Оксаны и
мальчиков дома не оказалось.

Стояла глубокая ночь, выла метель. Он обшарил квартиру. Не было двух
чемоданов, из шкафов пропали теплые вещи. В ванной в пластмассовом
стаканчике одиноко торчала зубная щетка Ивана Павловича. А в общем, все
осталось на месте. В квартире было чисто и страшно тихо.

Егоров дотерпел до утра и кинулся в Дом культуры, где в последнее время
занималась группа.

- Они сняли какое-то другое помещение, - сказали ему.

Разумеется, нового адреса никто не знал. Когда Егоров спросил, не